– Свободу… – прошептал Ардлет словно самому себе, а потом протянул руки и поднял Рашту с колен.

– Иди к ней, – велел он. – Иди к ней и объяви, что сегодня вечером мы остаемся здесь. Мы празднуем!

И что это было за празднество! Прекрасное и странное. Наверное, ничего более странного и прекрасного не доводилось еще видеть ни одному существу на свете, и даже солнце и луна могли бы об этом поспорить! Посреди оазиса развели большой костер, разворошили все припасы, чтобы сделать из походного ужина праздничный, а вино в тот вечер просто лилось рекой. Царевич Ардлет помог из всего, что нашлось под рукой – шелковых платков, цветов и золотых монет – собрать свадебный наряд для разбойницы, и украсил Рашту собственными браслетами, из тех, которые вез с собой.

Как царевич, как тот, кто в будущем мог стать и царем, решился Ардлет провести странную и волнующую церемонию под усыпанным крупными алмазами звезд небом, и разбойники плакали, когда Рашта целовал свою заново обретенную Джамарану, и отворачивались друг от друга в отблесках костра, чтобы не выдать слабости своей. Кое-кто из разбойников роптал сначала, опасаясь, что нахальный юнец увезет их Джамарану в душный и опасный город, но их скоро убедили в обратном. А Рашта, с его легким и смирным характером, быстро пришелся по душе подавляющему большинству в шайке.

Царевич с легкой грустью смотрел на него и думал, что это был единственный правильный шаг с его стороны, ибо не в его праве было решать, чье сердце будет разбито, а чье – нет, и если кто-то может оказаться свободен, так тому и быть. Чужая свобода всегда была важна для принца.

Он всегда выпускал из клеток дорогих, ярких, изумительных по красоте птиц, которые жили при дворе царя Айнар.

– Поведай мне, о воинственная Джамарана, отчего ты и разбойники твои никогда не упоминаете имя создателя нашего, единого светлейшего бога Ар-Лахада? – спросил царевич Ардлет, когда несколько дней пути спустя вновь очутились они в огромном оазисе, и вкусили вина из разбойничьих запасов.

– О, придержи язык за зубами, несносный мальчишка! – возмутилась Джамарана. – Ведь ясно же и глупому ослу, что если о чем-то не говорит никто вокруг, так и тебе говорить не стоит!

– Но отчего же?

– Ууу, накличешь ты на нас беду рано или поздно! Сказано тебе – молчать, а ты продолжаешь…

– Но я хочу знать! Не бывает запретов ради запретов.

– Ты так уверен в этом?

– Да.

– Милая моя Джамарана, царевич въедлив, как кислота, и точно не отстанет теперь от тебя, пока не получит ответ, – рассмеялся Рашта. – Лучше тебе дать ему ответ сейчас, а не то он и правда будет говорить без остановки.

– Звучит как проклятие, – вздрогнула разбойница. – Ну, слушай. Как и в любой загадке, которая кажется неразрешимой и сложной, ответ здесь лежит на поверхности. Мы разбойники, прекрасный царевич, мы шакалы пустыни, мы грабим, убиваем и насилуем, и, конечно, нас очень не любят купцы и другие путешественники, желающие мирно перебраться через занесенную песками пустыню…

Царевич Ардлет рассмеялся было, но смех его никто не разделил. Джамарана смотрела серьезно и прямо.

– Мы стали твоими друзьями и поддержали тебя, царевич, но случилось это оттого, что рядом с тобой был Рашта, и Рашта заступился за тебя, и узнал меня, и я узнала его. Не случись этого, вы дорого заплатили бы за встречу с нами, поскольку были легкой добычей, и желанной добычей, и большая редкость для нас – встретить таких путников. Среди купцов, послов и беглецов нет Рашты. Но среди них есть те, у которых с собой дорогие ножи, богатая одежда, золотые монеты… Мы живем ради этой наживы. Мы подчинили себе пустыню, но мы сторонимся городов, потому что в городах на нас смотрят люди. Люди, подобные тебе, решающие судьбы других людей. Нас всех колесуют, если на нас упадет взгляд таких людей. Но есть тот, кто выше любого человека. Ты называешь его так, как называешь. Другие называют его иначе. От этого не меняется его суть, не меняется его важность, и могущество его от этого не становится меньше. Наоборот, чем больше у него имен, тем сильнее он становится. Ведь когда он создавал наш мир, у него и вовсе не было имени. Говорят, что он все видит. Мы не хотим, чтобы он видел нас. Мы – единство этой пустыни, и мы не называем его по имени, ни с благодарностью не взываем к нему, ни с проклятиями. И пока это так, нас не существует для него. Но если он обратит на нас свой взгляд, если прознает о нашем существовании – он растерзает нас, безжалостный и всемогущий.

– Вот оно что… – царевич Ардлет поднял на разбойницу растерянный взгляд. – Я никогда не думал о подобном в таком ключе… Если честно, то я вообще не думал никогда о… В смысле, это ведь просто фигура речи – что благодарность, что проклятие…

– Глупый мальчишка! А говорят, что во дворцах дают образование!

– Образование дают, Джамарана, – примиряюще улыбнулся Рашта. – Наш царевич обучен читать и писать и разбирается в искусстве и науках. Но делами бога занимаются жрецы, а дело царя – содержать храм в порядке. Царь раз в год является в храм, на Великий Праздник, просить бога о процветании своей страны. Царевичи же вовсе не обязаны сопровождать его.

– Мой брат Эймир сопровождает отца на Великий Праздник, поскольку станет царем после него, – вздохнул царевич, согревая в ладонях чашу с вином. – Но Рашта прав: это не обязанность его, а лишь желание. Мне же этот праздник не по нраву: нет места танцам, нет места веселому пению, и музыкантам тоже нечем заняться. Это не праздник для народа и не праздник для души – только жрецы и получают удовольствие от этого… Никогда не общался со жрецами.

– Как и я, – фыркнул Рашта. – Они надменные и какие-то странные все. Это дело царя.

– А ты уверен, что никогда не станешь царем? – вдруг спросила Джамарана, цепко ухватив взгляд Ардлета, в котором вдруг появилась непрошенная растерянность. – Ты – уверен?… Мне кажется, ты слишком мало себя ценишь, царевич.

– Конечно же я уверен! – щеки юноши, истерзанные беспощадно палящим солнцем, отчаянно зарделись. – Я третий сын своего отца. Передо мной есть царевич Эймир и царевич Хайет. И даже Хайет прекрасно осознает, что трон страны Айнар не ему достанется. Что до меня, то мной и не занимались особенно, зная, что трона мне никогда не видать.

– Зачем твоему отцу тогда столько сыновей? – усмехнулась Джамарана.

– Затем, что если погибнет Эймир, у него будут еще два брата. Разумная предосторожность, но не необходимость, – пояснил Рашта.

– Ну хорошо, твой брат Эймир станет царем, так? Возьмет себе жену, родит еще кучу сыновей… А вы со вторым братом что должны делать?

– Хайет был воспитан как посол. И он справляется со своим делом превосходно. Он мягок и тактичен, влиятелен и обладает сокрушительным очарованием.

– А ты? – взгляд Джамараны вспыхнул лукавыми искорками.

– Царевич Ардлет – украшение страны, – промурлыкал Рашта.

– Это так, – развел руками Ардлет, – украшение, не больше. Создан для услады глаз моего возлюбленного отца и драгоценных братьев. Песни мои вселяют им радость в сердца, танцы мои успокаивают их истерзанные заботами о народе души…

– И ты уверен, что никогда не станешь царем?

– Да, я уверен в этом.

– Так же уверен, как в том, что не станешь никогда послом?

Царевич Ардлет растерянно взмахнул ресницами.

– И правда, – вдруг посерьезнел Рашта. – С Хайетом случилась беда. Непредсказуемая, внезапная… Мы не можем знать свои судьбы, мой царевич. Если ты станешь царем… Если даже не страны Айнар – другой страны. Ты ведь можешь жениться. Может произойти что угодно… Будешь ли ты к этому готов?

– Никогда я не думал о таком, Рашта! И не готов думать…

– Не мешало бы уже начать, – похлопала его по плечу мудрая Джамарана. – Прежде чем задавать неуместные и опасные вопросы другим, попробуй это на себе.

– Ты коварна!

– Я женщина, а к тому же и разбойница. Чего еще ты ждешь от меня?