© Черенкова Л. Ю., текст, 2018

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2018

«Открыть пятнадцатого марта».

Так было указано на конверте, который я держала в руках. Примерно представляя, что увижу там, надорвала бумагу.

Почему? Почему я не открыла конверт в тот день, когда мне его передали? Всё моя идиотская честность.

– Обещаешь вскрыть конверт не раньше пятнадцатого? – спросила Лёлька Строилова, отдавая его мне на сохранение.

– А что там?

– Потом посмотришь. Только не вскрывай раньше обозначенной даты.

Я обещала. В тот момент я спешила, а потому сунула письмо в ящик стола.

Я обещала… За что теперь ругаю себя.

– Здравствуйте, ребята!

В класс вошла директриса, а с ней какой-то мужчина в форме.

– Это следователь, – сказала она.

Все сразу притихли: что следователю понадобилось в нашем классе? Может, опять Спица натворил что? Наша классная всегда говорила: «Не будь Спицына, у меня был бы самый лучший класс за всю историю школы». Уж это точно – показатели класса он хоть где-нибудь, да умудрялся подпортить.

«Стася, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых».

И почему я тогда ничего не сказала следователю об этом конверте? Откровенно говоря, из-за шокирующей новости у меня просто из головы вылетело.

– Ребята, – продолжала директриса, – следователь пообщается с каждым из вас в присутствии школьного психолога.

Все посмотрели на Спицу. Он даже скукожился, как будто чувствовал за собой грешок.

– А что случилось? – на правах старосты вылезла с вопросом Махалкина.

Директор с непривычным для неё замешательством взглянула на следователя. То, что он произнёс, свалилось на всех, словно снег на голову:

– Вчера вечером ваша одноклассница Строилова Ольга покончила с собой.

«То, что я собираюсь сделать (и, скорее всего, уже сделала, раз это письмо у тебя), настолько ужасно, что потребует оправданий. А как изложить их на бумаге, не знаю, боюсь, всё равно получится нескладно. Но ведь что-то я должна написать… Нет, я просто обязана написать!»

А потом нас по очереди вызывали в кабинет школьного психолога, где следователь задавал всем одни и те же вопросы: замечали ли вы в последнее время что-нибудь странное в поведении Ольги Строиловой? Что она рассказывала, куда ходила, с кем общалась вне школы? И всё в таком же роде.

– Настя, ты понимаешь, что не может абсолютно адекватная девушка без всяких на то оснований выброситься из окна? Может, она говорила тебе что-то, делилась с тобой?

«Я вступила в одну группу известной социальной сети. Это произошло ещё до встречи с тобой. Тогда у меня подружек особо не было. А в интернете всё гораздо проще. Там я познакомилась с потрясающим парнем под ником Велиал. Меня прямо заворожили готическая тематика его блогов, интересная информация, необычный стиль изложения. По его совету я вступила ещё в одну группу: «Один шаг в вечность», где он был админом. Там у меня тоже появились друзья, с которыми я часто переписывалась. Что касается самого Велиала, то я безумно влюбилась в него. Никто меня не понимал так хорошо, как он».

Следователь задал ещё несколько вопросов, но ничего принципиально нового от меня не узнал. Да и что я ему могла ответить? Голова и без него была занята страшным известием о Лёльке.

– Спасибо, Настя, можешь идти. Если что-нибудь вспомнишь, звони, – следователь протянул мне визитку.

«У меня тогда не всё клеилось в жизни. Отец ушёл от нас, мать привела в дом другого. Он, вроде, ничего, старался, но был какой-то холодный. И тут Велиал со своими рассказами о вечном. Там лучше, чем на земле, там радость и кайф, там реализуются все мечты. Тогда мне так и казалось. К тому же вся моя инетовская группа твердила это как мантру. Нам давали странные, похожие на квест задания с разными уровнями сложности, и мы их выполняли. Было по-своему любопытно. Немного жутко, но интересно. А чем ещё у нас заниматься? Кружки в городе платные, мероприятия ради галочек, в парк ходят только пивка попить».

Дома было тихо – родители ещё не вернулись с работы. После всего произошедшего находиться одной в квартире как-то неуютно. Но, с другой стороны, видеть никого не хотелось. Включила фоном телевизор, чтобы не оставаться в полной тишине.

«Чиновник был задержан сотрудниками ФСБ после того, как очередной посетитель передал ему конверт, в котором лежали сто тысяч рублей», – сообщали в «Новостях».

Конверт! Оля же передала мне конверт! Как я могла о нём забыть?! Бегом в комнату! Ну да, вот он – лежит в ящике стола.

«В какой-то момент я осознала, что финалом квеста станет моя смерть – ужасная и обыденная или красивая и необычная, но смерть! Как только я написала Велиалу, что выхожу из этой страшной игры, он вмиг переменился, начал мне угрожать. Я не могу даже в последнем своём письме раскрыть тебе повод для шантажа. В любом случае, после этого мне уж точно не жить».

Боже мой! Какая же она дурочка! Ну почему не объяснить всё? Наверняка можно было что-нибудь придумать. Этот Велиал просто-напросто запугал её, поэтому Лёлька и не могла нормально соображать. А мне-то теперь что делать с этим письмом? Кому отдать – следователю или Олькиным родителям?

Пришла с работы мама. Я кинула конверт на стол.

– Настюша, девочка моя, я всё знаю, мне папа рассказал.

Она подошла ко мне, обняла.

Ага, всё понятно: Олин отчим работал вместе с папой. Поэтому не удивительно, что моим уже всё известно.

– Что именно папа тебе рассказал? – спросила я в надежде услышать детали, которые помогут разобраться в этой непростой ситуации. Странно, что Лёлька не выложила мне свою тайну. Да, я не разделяла её готические увлечения, но мы всегда нормально общались и могли поговорить обо всём.

– Да ничего конкретного. Евгений Борисович не пришёл на работу. Позвонил, вкратце уведомил о трагедии – вот и всё. Подробностей не знаю. Папа мне позвонил. Иди, говорит, быстрее домой, а то Настька там одна. Наверняка у них в школе всё известно. Вот я и отпросилась с работы.

– Спасибо, мам, мне правда как-то не по себе.

Хорошо всё-таки, что мама пришла пораньше.

– Давай я чайку сделаю с мятой. Попьёшь, успокоишься. А потом расскажешь, что у вас там в школе…

Чаю совсем не хотелось. Да и вообще, ни есть, ни пить – ни малейшего желания.

Мы присели на диван. И тут я вдруг разревелась: сегодняшние события дали о себе знать. Вот сижу здесь, живая-здоровая, рядом с мамой. А Олька… Её больше нет, мы с ней никогда не встретимся. А Лёлькина мама? Как она теперь? Даже думать об этом не могла – ревела и ревела… Мама ничего не говорила – только не переставая гладила по голове.

Сказать маме про письмо или нет? В принципе, ничего особенного написано не было… Но вдруг она будет волноваться, что меня это как-то коснулось? Всё-таки письмо передано было мне… Ладно, пока не скажу. Впрочем, Олькиным родителям, наверное, нужно.

– Мам, я схожу к тёте Свете?

– К Олиной маме?

– Ну да.

– Даже не знаю, – неуверенно произнесла мама, – ей сейчас наверняка не до приёма гостей.

– Я всё-таки схожу.

– Ну… Если считаешь, что нужно…

Мама не стала настаивать на своём. Характер у неё мягкий – не то что у меня. «Ты вся в папу», – часто твердила она.

Это точно. Папа у меня военнослужащий, офицер. Я считаю так: строгий, но справедливый, с чувством собственного достоинства и чести.