– А теперь пусть наш лисёнок немного подвялится на солнышке. За это время ты попробуешь сотворить что-нибудь подобное. Впрочем, твоя фантазия ничем не ограничена. Тебе сейчас всё подвластно, и ты вправе подарить жизнь любому существу!

Надя немного подумала и решила, что не станет повторяться: пусть из её рук выйдет не лисёнок, а… Сейчас у них в доме, как бывает каждый год в эту пору раннего лета, – целый выводок цыплят. Ничего не объясняя наставнице (пусть, если, конечно, получится, догадается сама), почерпнула из миски кусочек глины.

Ах, как ей это сразу понравилось! Ощущение прильнувшей к ладони, ещё ни во что не воплотившейся, но, кажется, жаждущей этого воплощения бесформенной массы. Только бы не обмануть ожидания, только бы избежать какого-то уродства! Так хочется сотворить что-то достойное!

Сначала, как и следовало ожидать, глина не поняла, чего от неё хотят, чего добиваются эти пока неопытные, неуверенные в себе пальцы подмастерья. Нужно было преодолеть и собственную неуверенность, и встречное недоверие материала, а это оказалось непросто. Всё, чувствовала Надя, вначале пошло не так, как ей хотелось.

– Не волнуйся, – тётя Вера сочувственно погладила Надю по плечу, – забудь о результате. Доверься собственным пальцам. Я чувствую, они у тебя чуткие, сами выведут постепенно на правильную дорогу.

То ли лёгкое поглаживание чудодейственно подействовало на Надю, то ли сработало что-то внутри неё самой, но она действительно успокоилась, перестала волноваться о результате («Что получится, то и получится»); пальцы, казалось, будто обособились, зажили отдельной жизнью. Обретя таким образом независимость, они стали чудесным образом создавать нечто… достаточно близкое тому, что первоначально задумывала Надя.

Минут через десять в её руках появилось подобие цыплёнка, немножко, как представлялось, взволнованного, взъерошенного – может, даже самим фактом своего воплощения. Он словно готовился вот-вот задать мастерице вопрос: «И как это, скажи, вдруг я у тебя получился?»

Тётя Вера взяла Надино творение в свои руки и придирчиво его оглядела.

– Молодец! – сказала она. – Есть маленькие огрехи, но главное – он живой. Я не ошиблась, из тебя получится очень хороший мастер!

Надю распирала радость. И гордость от сознания того, что не упала перед этой уверовавшей в её способности женщиной лицом в грязь. Тут же возникло нестерпимое желание снова взяться за глину. Как можно скорее сотворить что-нибудь ещё.

Но тётя Вера охладила этот порыв:

– Нет-нет, пока что достаточно! Сейчас тебе кажется, что ты уже овладела всей техникой, в тебе появилась самонадеянность, а акт творчества предполагает вначале неуверенность и страх, что у тебя ничего не получится. При первом взгляде это всегда пустой, отпугивающий тебя лист. Творение – запомни! – это всегда что-то новое, неизведанное, оно не терпит единообразия, штампа. А штамп – это халтура. Есть ещё страшное слово – ты его, конечно, знаешь – «смерть».

Она водрузила Надиного цыплёнка на стол и взяла в руки слегка подвялившегося на солнце лисёнка.

– Сейчас у него прорежется голос.

Теперь в её руках была крохотная палочка с заострённым концом. Она сделала им несколько надрезов на спинке игрушки, потом прижала лисёнка к вытянутым губам, и тот как будто ойкнул от удивления. Кажется, неудовлетворённая звучанием, тётя Вера сделала такие же надрезы по бокам игрушки и ещё раз испытала. Звук получился более громким, убедительным; это было уже, скорее, не удивление, а выражение радости по поводу всего лисёнком увиденного, им к этому мгновению изведанного.

– Надюха-а-а! – до уха девочки донёсся голос матери. Надя вспомнила, что та отпустила её не больше чем на час. Дома ждала стирка.

– Ой! – Надя огорчилась почти до слёз. До чего ж не хотелось ей покидать свою наставницу! – Мамка зовёт.

– Ничего, иди. Наши питомцы ещё пару дней посушатся. А потом начнётся обжиг. Сотворённое надо закрепить, иначе оно будет нежизнеспособно. Приходи, покажу тебе, как работать с печкой.

Печка была крохотной, на её поддоне помещалось не более трёх десятков глиняных заготовок. Каркасом ей служила мелкосетчатая железная арматура; снаружи, снизу и сверху, её опоясывали два стальных обруча, а изнутри – кирпичная футеровка. Печь можно было разбирать и собирать, но об этом Надя узнала немного позже.

К моменту, когда девочка вошла в домик, поддон в печке уже был загружен поделками тёти Веры. Среди них красовалось и первотворение Нади – её по-прежнему взволнованный и как будто всё ещё продолжающий сомневаться в целесообразности своего появления на свет цыплёнок.

Надя удивилась, откуда у тёти Веры такая печка.

– Кое-что я постоянно вожу с собой, – объяснила та, – ведь это мой кусок хлеба. А кирпичи – ровно такой формы, как мне надо, я смастерила сама, из той же глины, что у наших с тобой деток.

Чуть позже, когда разжигала печь, тётя Вера продолжила:

– Да, это уже технология. Кому-то она покажется далеко не самой увлекательной частью процесса, но в творчестве нельзя ничем пренебрегать – что-то возвышать, а что-то принижать. Всё исключительно важно. Не подымешь температуру до нужной точки или, наоборот, переборщишь – всё рождённое твоим вдохновением пойдёт насмарку, окажется выброшенным на помойку. Да и чем поддерживаешь огонь – тоже далеко не пустяк. Кто-то топит углём, кто-то – что ещё хуже – нагревает печь электричеством. Я делаю это только дровами определённой породы. Теми, которые дают особенно ровное прогревание и источают особый дух. Дух живого леса, природы. Я потом тебе всё-всё покажу.

Она чиркнула спичкой, подожгла щепу в печи. Огонь занялся очень быстро. Видимо, положенные раньше мелко наколотые дрова были просмолёнными и очень сухими.

– Что касается температуры… Конечно, можно пользоваться градусником, но я приучилась это делать по-другому. – Тётя Вера выдернула у себя один волос. – Вот мой градусник. Я держу его… – И поднесла к самому устью печи, не прикрытому заслонкой. – Видишь, с ним ничего не происходит? Значит, надо ещё подтопить. Когда он на этом расстоянии начинает обугливаться – температура та, что надо. Игрушки после обжига будут прочными и звонкими!

Когда через несколько минут новая волосинка действительно принялась быстро таять, довольная тётя Вера закрыла устье заслонкой.

– Ну вот, теперь как раз то, что надо. – Она коснулась ладонью накалившейся печной стенки. – Хочешь потрогать?

– Обожгусь.

– Не обожжёшься! Моя печь умная. Она знает, что её задача не отапливать помещение, а хранить равномерно тепло.

Наконец Надя решилась проверить правоту наставницы: осторожно приложила свою ладошку к стенке. Действительно, чудо какое-то! Печка, Надя видела это собственными глазами, была багровой от жара, но её бок был относительно негорячим, во всяком случае не обжигающим.

Домой Надя вернулась, когда уже начало темнеть.

– И где же это ты весь день проваландалась? – недовольно проворчала мать.

– С тётей Верой.

– «С тётей Верой»! – мать явно заревновала дочку. – И чем же это, интересно, вы с ней занимались?

– Игрушками.

– Игрушками?.. Ох, смотри, Надюха, доиграешься на свою голову!

Пока мать ворчала, Надя думала только об одном: «Что-то будет с моим цыплёнком? Каким-то он в конце концов получится?»

Оказалось, что её игрушке предстояло пережить ещё целую цепь превращений. Задымление на хвойных опилках, приготовление глазури из красной глины (это было далеко не просто, столько тонкостей!), нанесение её тонким слоем на игрушку, ещё один обжиг, роспись надглазурными красками (их предварительно тоже нужно было создать), для закрепления которых, чтоб не осыпались, нужен был ещё один обжиг. Мамочки родные! Зато, когда окончательно готовый, одетый в нежно-жёлтые тона цыплёнок оказался на Надиной ладони, – сколько же радости она испытала! И какой наплыв веры в себя!.. В свои возможности. Что чудо ей по силам.