К полудню следующего дня они свернули лагерь и направились обратно в великий город-оазис. Принц ехал рядом с Зенобией. Верхом на верблюде она оказалась куда более разговорчивой, чем предыдущим вечером, а два дня спустя, когда вдали показался город, они уже были почти друзья. Принц расстался с караваном у дома Забаая бен-Селима и отправился во дворец, чтобы подготовиться к появлению Зенобии.
Его встретила мать, Аль-Зена, некогда персидская принцесса. «Аль-Зена» по-персидски означает «женщина» – воплощение красоты, любви и верности. И все это присутствовало в элегантной матери Одената. Несмотря на свой миниатюрный рост, осанкой она обладала поистине царственной, кожей – белой как снег, а волосами и глазами – черными как безлунная ночь. Больше всего на свете Аль-Зена любила сына, своего единственного ребенка. Эта женщина с сильной волей не желала иметь серьезных соперников, претендовавших на внимание Одената, и потому была непопулярна среди жителей Пальмиры в отличие от сына, любившего и защищавшего свой город.
Аль-Зена узнала о возвращении Одената еще до того, как он въехал в ворота дворца, но предпочла дождаться, когда он сам к ней придет. Расхаживая по приемному залу своих покоев, Аль-Зена взглянула в серебряное зеркало, и увиденное очень ее приободрило. Она все еще красива – лицо, хоть ей уже сорок, было почти без морщин, а в черных как ночь волосах – ни одного седого волоска. Сегодня она оделась по парфянской моде – вишневого цвета шаровары и туника, бледно-розовая безрукавная блуза, расшитая золотой нитью и мелким речным жемчугом. На ногах ее были золоченые кожаные сандалии, а волосы она уложила в высокую замысловатую прическу из кос и кудрей, и украсила ее мерцающими бусинами цвета граната.
Аль-Зена заметила восхищение во взоре сына, когда он к ней вошел, и это доставило ей удовольствие.
– Оденат, любимый мой… – пробормотала она хрипловатым голосом, составлявшим резкий контраст с ее женственной внешностью и обняла сына. – Я очень по тебе скучала, дорогой. Где ты пропадал последние несколько дней?
Принц широко улыбнулся матери и усадил ее на мягкую скамью.
– Я был в пустыне, мама, в лагере моего двоюродного брата Забаая бен-Селима. И пригласил его дочь Зенобию провести лето здесь, во дворце.
Аль-Зена ощутила холодок дурного предчувствия и не ошиблась:
– Я бы хотел жениться на Зенобии, но она еще слишком юна и колеблется. Вот я и подумал, что если она проведет лето здесь и хорошенько познакомится с нами, то уверенности у нее прибавится. Отец, конечно, может просто приказать ей выйти за меня, но я бы предпочел, чтобы она и сама этого захотела.
Аль-Зена была совершенно не готова к таким новостям. Ей требовалось время подумать, но сначала она решила пойти напрямую.
– Оденат, у тебя еще много времени, и ты успеешь жениться. К чему такая спешка?
– Мама, мне уже двадцать пять. К тому же мне нужны наследники.
– А как же дети Делиции?
– Они мои сыновья, но наследниками быть не могут. Это же дети рабыни, наложницы. Да ты и сама все это знаешь… И знаешь, что я обязательно должен жениться.
– Но на девушке-бедави?… Оденат, уж наверное, ты можешь найти кого-нибудь получше.
– Зенобия только наполовину бедави, как и я, – улыбнулся Оденат. – Ее мать из прямых потомков царицы Клеопатры. Кроме того, девушка очень красивая и умная. Я хочу ее в жены – и получу.
Аль-Зена решила применить другую тактику – ту, что даст ей время подумать.
– Я прекрасно все понимаю, сын мой, и просто хочу, чтобы ты был счастлив, поэтому и беспокоюсь. Бедняжка Делиция!.. Ведь ее сердце будет разбито, когда она узнает об этом.
– Делиция не питает никаких иллюзий по поводу своего места в моей жизни, – заявил Оденат. – Ты позаботишься о том, чтобы Зенобию приняли здесь хорошо, верно, мама?
– Ну, раз уж ты так решительно настроен взять ее в жены… Хорошо, сын мой, я буду обращаться с ней как с собственной дочерью, – сладко пропела Аль-Зена.
Оденат поднялся и поцеловал мать.
– Спасибо, мама. Ничего другого я от тебя и не ожидал. – Принц улыбнулся и поспешно вышел из зала, решив навестить свою любимую наложницу Делицию.
Едва он успел выйти за дверь, Аль-Зена схватила фарфоровую вазу и в припадке ярости разбила об пол. Жена? Боги свидетели, она так надеялась это предотвратить! Наследники?! Он хотел наследников для этого города, этой навозной кучи! Пальмира, сколько бы она ни хвасталась тем, что основал ее сам царь Соломон, не шла ни в какое сравнение с древними персидскими городами – царством культуры и знаний. Это место, где она как в ссылке прожила последние двадцать шесть лет, не что иное, как куча навоза в пустыне! Ну ничего, он еще не женился. Быть может, если она поговорит с этой дурочкой Делицией… Что ж, если Оденат хочет девку из племени бедави, пусть совокупляется с ней, но сделать ее своей женой?… Нет, никогда!
Делиция приветствовала хозяина, прижавшись к нему пышным телом, и подняв лицо для поцелуя, проворковала:
– Добро пожаловать, мой господин. Я так по тебе скучала… И твои сыновья – тоже!
Принц поцеловал ее нежно, но без страсти. Что ж, Делиция, конечно, очень милая, но она уже давно ему надоела.
– Вы все здоровы? – спросил он.
– О да, мой господин. Хотя Верн упал и сильно разбил коленку. Ты же знаешь, он должен делать все то же самое, что и Лин, хотя его брат старше. – Увлекая принца к ложу, Делиция со вздохом прошептала: – Ночи без тебя такие длинные, мой господин…
Одената внезапно окутало ароматом гардений, и тут он понял, что пресытился им. Расцепив пухлые женские руки, обнимавшие его за шею, отстранился и тихо вздохнул – ему совсем не хотелось заниматься любовью со своей наложницей. Более того, Оденат с удивлением понял, что ему не хочется ложиться ни с одной из женщин гарема.
Собравшись с духом, принц проговорил:
– Делиция, хочу, чтобы ты знала: скоро я женюсь. Через несколько дней Зенобия бат-Забаай, единственная дочь моего двоюродного брата, приедет в этот дворец, чтобы некоторое время пожить тут. Она станет моей женой, а ее дети – моими наследниками.
– Ее дети – твоими наследниками? А как же мои… наши сыновья?
– Ты наверняка знала, что дети наложницы не могут наследовать царство Пальмиры.
– Но госпожа Аль-Зена говорила, что твои наследники – мои дети!
– Это решать не ей. Моя мать – персиянка. Когда она вышла за отца, ей следовало стать гражданкой Пальмиры, но она не захотела и провела долгие годы, умаляя достоинства моего царства, так и не пожелав узнать его обычаи. Последуй я ее примеру, она могла бы превратить меня в самого ненавистного из всех правителей Пальмиры. К счастью, я прислушался к совету моего отца: он сказал, что я не должен жениться на чужеземке, – иначе моих сыновей научат ненавидеть их наследие. Делиция, закон ясно говорит: дети наложницы не могут унаследовать царство Пальмиры.
– Ты можешь изменить закон, мой господин, разве нет?
– Даже не подумаю, – заявил принц. – Твои сыновья славные мальчики, но наполовину греки. А мы с Зенобией оба бедави, и наши сыновья тоже будут бедави.
– Ты наполовину перс! – воскликнула Делиция. – А у твоей драгоценной невесты, если я правильно помню, мать была гречанкой из Александрии!
– Но мы оба выросли в Пальмире, и мы оба – дети своих отцов. А наши отцы – бедави.
– Но по этой логике и наши с тобой сыновья тоже бедави, – гнула свое Делиция.
Оденат молчал, испытывая одновременно и раздражение, и грусть. Ему не хотелось обижать Делицию, но она не оставляла ему выбора. Он мысленно отчитал мать за то, что та осмелилась зародить в душе наложницы ложные надежды. Теперь он понимал, почему Аль-Зена поощряла его связь с бедняжкой Делицией, хотя всегда боялась и ненавидела женщин из его гарема.
Снова вздохнув, Оденат спросил:
– Кем были твои родители, Делиция?
– Мои родители? Какое отношение ко всему этому имеют мои родители?