Черкизов налил себе еще кьянти и пригубил.

– Что же ты от меня хочешь?

– Я уезжаю, а ты остаешься. И тебе это удобнее.

– Хочешь, чтобы я там ползал с металлоискателем?

– Металлоискателем это не возьмешь.

– Что там?

– Кое-что.

– Что же ты ничего не нашел? Я ведь тебе все устроил.

– Не так это просто.

– Сколько это стоит?

– Нулей не хватит. В сотни раз больше, чем ты от меня получил.

– И что мне надо делать?

– Пока – только согласиться.

– А потом?

– Потом только впустить туда и выпустить. Наши люди все сделают сами.

– Битый кирпич они тоже сами выметут, или мне это делать?

– Ты получишь пять миллионов евро. За эти деньги сам сообразишь, как убрать за ними. Половину денег получишь вперед.

Флорентинец сверлил темными глазами лицо Черкизова. Но тот спокойно попивал свое кьянти. С его губ не сходила ироническая усмешка. Ничего из слов флорентинца его серьезно не удивляло. Даже сумма в евро со многими нулями, – потому, что он до сих пор не находил применения и тем, что у него были.

Не удивлял Черкизова и кладоискательский азарт этого темпераментного итальянца. Разумеется, тот мог иметь сведения, что и где запрятал его земляк почти шесть веков назад на земле полудиких славян, это было вполне вероятно. После своего «ляпа» с музейщиком Черкизов копнул глубже про архитектора Фьораванти, – благо, здесь, в Кремле, материалов про него и про его собор было предостаточно. Оказалось, у архитектора из Болоньи была настоящая страсть к загадкам и тайникам. Самый большой его тайник виден за километры, из любой точки центра Москвы. Это центральный купол его прекрасного собора. Купол шире не только четырех соседних, угловых, он шире и отверстия, на котором построен, – на целый метр. В этот узкий, но очень длинный коридор, – во всю окружность купола, – можно было в случае опасности или волнений заносить все ценности собора – сотни килограмм золотого и серебряного убранства. Монашеская братия это неоднократно и делала все шесть веков: народные толпы с кольями и захватчики с алебардами носились по кремлевским площадям регулярно.

Еще один масштабный тайник архитектора Фьораванти, упоминаемый в летописях, и не найденный до сих пор, известен под именем «Подземная библиотека Ивана Грозного». Предполагается, что эта библиотека также была построена по проекту Фьораванти, но где она, и какие бесценные книги и рукописи в ней находятся, неизвестно по сей день.

Черкизов поставил свой бокал на мраморный столик и изменил выражение своих губ – с иронического на презрительное. В том, что он услыхал сегодня в бане от флорентинца, он видел только криминальную авантюру. Это был не его стиль. Он всегда держался от такого подальше. И теперь он знал, что ответит итальянцу на его предложение: твердое «нет». Но узнать что-то напоследок было полезно и интересно. Если итальянцы так ищут этот клад, то наверняка то большая ценность, и грех было не отличиться и не использовать этого для своей кремлевской карьеры. Поэтому он небрежно спросил:

– Место знаете? У вас все готово?

– Нет.

– Тогда какого хрена ты торопишься?

– Потому, что я уезжаю.

Черкизов сделал вид, что колеблется. Он был от природы умным и хитрым.

– Я тебе ничего не обещаю, но… В общем, мне надо знать, что там лежит, в этом тайнике.

– Я не могу… Я в этом деле не главный.

– Не можешь, – тогда не говори.

– Леня, я не могу…

– А знаешь?

– Да.

– Ну все, забудем об этом, поехали в ресторан, наши жены заждались.

– Постой. Ты согласен, в принципе?

– Не знаю. Не обязательно. Возможно, и нет. Но никому об этом не скажу. Это я тебе обещаю. Поэтому можешь рискнуть и все мне рассказать.

– Ладно. Только чтобы никому.

– Я уже тебе сказал.

– В этом тайнике… две иконы работы Андрея Рублева.

Самолет чартерным рейсом Москва – Римини приземлился в десять утра по местному времени. У историка Сизова не было багажа, и с сумкой через плечо он поспешил из заграждения паспортного контроля прямиком на выход.

Тут он все знал,– уже по разу прилетал и улетал. Но проблемой стало то, что поезд Римини – Флоренция уже ушел, а следующий, по расписанию, был только вечером, и надо было что-то придумывать. Возможно, любой другой командировочный только бы обрадовался такому раскладу. Римини – фешенебельный морской курорт на Адриатике, с километрами широких и веселых пляжей, где можно хорошо скоротать время до поезда. Но не для Сизова.

Сизов не мог бы вытерпеть сейчас в бездействии и часа. Он впервые оставил свою дочь одну в руках тех людей. Позвонить ей по телефону было невозможно: мобильная трубка была у нее давно отобрана, а приближаться к другим телефонам или к Интернету ей было под угрозой запрещено.

Сизов подбросил на плече легкую сумку, – только, чтобы убедиться, что сверток с деньгами на месте. В свертке были остатки денег, полученных от Черкизова, – больше, чем Сизов предполагал, могло у него остаться. Частный детектив, которого он нанял, или вернее сказать, которого он упросил заняться своим несчастьем, взял только на расходы и за две недели вперед. Положить оставшиеся деньги в банк в воскресенье было невозможно, и Сизов бросил этот полиэтиленовый сверток в сумку.

Сизов подошел к офису компании «Авис» – аренда автомашин, – и нагнулся над окошком. В других обстоятельствах он не стал бы брать машину в чужой стране, – не из-за прижимистости, а из-за врожденной совковой боязни поломок в дороге: в его бывшей социалистической стране сервис отсутствовал напрочь. Но торчать на этом курорте до вечера, с деньгами в сумке, было чересчур для его измотанных нервов.

Поэтому Сизов оформил аренду самого простенького «Фиата», с возвратом машины во Флоренции. Пока девушка вводила данные с его российских водительских прав в компьютер, он начал изучать карту Италии, полученную с договором и страховкой. Ему предстояло километров шестьдесят вдоль моря по скоростной платной магистрали, затем влево, в горы, перевалить Апеннины, перерезать итальянский «сапог» на две трети и спуститься в прекрасную Тоскану.

Сизов повернул из аэропорта влево, как ему сказали, затем еще влево, и за деревьями мелькнули древние мраморные ворота императора Августа. Робко прижавшись в правый ряд, Сизов двигался с потоком – он плохо представлял себе, как выехать на платную магистраль. Но вот дорога резко расширилась, и впереди замелькали светофоры с воротцами. Историк начал спешно шарить по карманам, потом полез в сумку, – он забыл подготовить мелкие евро. Но евро тут не потребовались: из автомата вылез для него картонный билетик с номером. Сизов потянулся за ним в окно, сорвал его и нажал на педаль газа. И сразу закрутился на лепестках развязки, – вокруг свистели на больших скоростях спешившие на промышленный север и на аграрный юг. Сизов по обочине подполз к зеленому щиту карты и остановился: ошибка на этой развязке могла обернутся для него десятками километров гонки в другую сторону, без всякой возможности развернуться.

Налево – в Рим, направо – в Болонью, а далее в Милан. Сизов выбрал Болонью. Он выбрал ее потому, что тот самый архитектор Фьораванти, который строил в Кремле собор, был родом именно оттуда. Из-за него и начались у историка Сизова все его несчастья. Все, что он читал в архивах своими близорукими глазами последние недели, было связано с этой фамилией. Но все архивы, записи и чертежи, – самого архитектора и его потомков, – давно уже находились по-соседству, во Флоренции. Поэтому Сизову через шестьдесят километров предстояло свернуть налево, в горы, и там проехать еще двести с лишним километров.

      Сизов так и плелся в правом ряду, пристроившись за пыхтевшим фургончиком, изредка вздрагивая от проносившихся слева итальянцев. Проехав почти полсотни километров, он с ужасом отметил, что с этой супердороги не было ни одного съезда, ни одного разворота, – только со свистом прямо. Уж он боялся, что доедет до самой Болоньи, и не будет съезда и поворота.