– Балбес, опять с барчуками подрался? – голос его был строг и немного печален. – Вот выгонят тебя из гимназии! Который раз уже директор вызывает. Доиграешься ты, Сашка.

– Папа, я защищался. Они же дразнятся и себя хозяевами называют. А чуть что – сразу толпой налетают. Вот и Владимир Петрович подтвердит.

– Да, Степан Гаврилович, видел я эту драку. Как саранча налетели. Но ваш Александр – молодец! Боец! Вы не ругайте его, прошу вас, – о ноже Баженов не стал рассказывать, это будет их с Сашкой маленькая тайна.

– Бедовый он, – сказал старший Антонов, и Баженову в голосе отца послышались нотки гордости за сына.

Тут на голоса вышли из другой комнаты мать Саши Татьяна Ивановна и сёстры Анна и Валентина. Под охи и причитания они промыли рану Александра и сделали ему новую повязку.

Рассмотрев окровавленный лоскут, которым ранее была перевязана рана, мать Александра произнесла:

– Да вы, Владимир Петрович, свою рубаху испортили? Всё из-за этого шалопая. Теперь мы вам обязаны возместить ущерб.

– Ну что вы, Татьяна Ивановна. Пустяки. По этому поводу не извольте беспокоиться. Мой долг гражданина помогать попавшим в беду хорошим людям, – ответил Баженов, который не расстёгивал свой модный столичный костюм.

Александр тепло посмотрел на своего нового товарища. Между ними зарождалась настоящая мужская дружба.

Потом все уселись вокруг большого стола и пили чай с вкусными баранками. Уютно чувствовал себя Баженов в большой дружной семье Антоновых. Младший брат Антонова, Дмитрий, худой шустрый мальчик лет десяти, с восхищением разглядывал Александра. Заметно было, что он ему во всём подражает.

В разговоре Антоновы рассказали, что приехали в Кирсанов из Москвы вскоре после рождения Александра в одна тысяча восемьсот восемьдесят девятом году. Такое совпадение понравилось Баженову, будет с кем поговорить о родных местах.

– А что, Степан Гаврилович, тяжело вам живётся? Семья-то у вас не маленькая, – Баженов хотел прощупать и понять мировоззрение старшего Антонова.

Степан Гаврилович был отставным фельдфебелем, имел в Кирсанове слесарную мастерскую по починке домашней утвари, а жена его была хорошей портнихой и обшивала кирсановских модниц.

– Нормально живём, – ответил Степан Гаврилович. – Богатства особого нет, но и с голоду не умираем. Трудом живём, богу молимся. Конечно, не баре…

– Они, папа, тоже трудом живут. Только нашим, – в глазах Александра появился блеск, а на щеках выступил румянец. – Разве это справедливо? Надо на всех поделить богатство.

– Ты, Саша, сначала сам заработай, а потом уж дели. Делить все горазды. Конечно, в мире много несправедливости, но не нам его переделывать.

– А кому же? Власти это не надо. На печи ничего не добьёшься. Так и сгниешь за три с полтиной, – загорячился Шурка.

– Тебе, Александр, ещё многому научиться надо, – думая о своём, постарался примирить Баженов отца с сыном. – Мир многогранен и сложен. Сумей понять его и тебе откроется многое.

– Пойму. Я способный.

– Вот и славно. Вы, Степан Гаврилович и Татьяна Ивановна, позвольте мне иногда видеться с вашим сыном. Из него выйдет толк, – промолвил Баженов.

– Конечно, Владимир Петрович. Всегда вам рады, – ответил ему старший Антонов. Баженов импонировал ему рассудительностью и спокойствием. – А насчёт толка… Пока одни неприятности.

– Вы уж поучите его уму-разуму, – поддакнула мужу Татьяна Ивановна.

Так в тёплой дружеской обстановке за чаем и разговором пролетело два часа, и Баженов, поблагодарив хозяев за гостеприимство, засобирался домой. Александр проводил его на крыльцо, где они крепко пожали друг другу руки, довольные знакомством. Баженов назвал Сашке свой адрес, и они условились, что Антонов к нему непременно зайдёт.

2

На следующий день Александра Антонова вызвали к директору гимназии. Сергей Иванович Чекмасов – человек лет пятидесяти, невысокого роста, с аккуратной седеющей бородкой, тщательно уложенными волосами и умными глазами, пристально смотрящими из-под больших очков в металлической оправе, – был строгим, но справедливым. Ему нравился этот ершистый своенравный мальчик, которого он не раз уже вызывал на разговор. Сегодня всё было намного сложнее. Одним из участников драки оказался сын главы города Кирсанова. Он показал синяки отцу, и тот настоятельно рекомендовал директору гимназии отчислить Антонова.

Чекмасов, будучи честным человеком, по одному этому случаю не стал бы принимать такого серьёзного решения. Но, увы, у Антонова давно накопилось множество всевозможных провинностей. Никакие педагогические разговоры не помогали. Александр продолжал хулиганить. Да и учился Антонов плохо, даже два года просидел во втором классе. Он, будучи далеко не глупым, постоянно отвлекался сам и отвлекал гимназистов, думал о чём-то постороннем, не мог грамотно ответить на вопросы учителей. Всё это подтолкнуло Чекмасова к принятию в общем-то верного решения. Неприятностей ему и так хватало.

Антонов, предварительно постучав, решительным шагом вошёл в кабинет. Он не ждал ничего хорошего от предстоящего разговора.

– Разрешите, Сергей Иванович, – смело спросил Александр.

– Входите, – подчёркнуто вежливо пригласил его директор. – Вы догадываетесь, зачем я вас вызвал?

– Думаю, что нет, – на всякий случай Антонов решил выждать.

Но Сергей Иванович уже неплохо знал этого парня, поэтому затягивать разговор не имело смысла.

– Вы, Александр Степанович, совершили вчера ужасный проступок, – сказал Чекмасов. – Спровоцировали драку, нанесли побои гимназистам. И, самое главное, – нож! Вы угрожали ножом гимназистам! Это уже слишком! После всего случившегося вы не можете продолжать занятия в нашей гимназии. Всё, чем я могу вам помочь, это дать вам возможность уйти по собственному желанию. И ещё – я не буду сообщать в полицию.

Удивительно, но Антонов не выглядел расстроенным. Он лишь немного побледнел, но в нём по-прежнему читались решительность и целеустремлённость.

– Хорошо, Сергей Иванович, – ответил Александр. – Я вас понял. Разрешите идти?

– Вот и славно, – произнёс директор. – Передайте отцу, чтобы зашёл уладить формальности. Всего хорошего.

– До свидания, – промолвил Саша и направился к двери.

– Знаете, Саша… – неожиданно окликнул его Чекмасов. – А из вас мог бы получиться человек.

– А я уже человек! – обернувшись, гордо ответил Антонов и быстрым шагом вышел из кабинета.

Ему в стенах гимназии стало слишком тесно. Этот пройденный этап ещё небольшой жизни научил его пониманию, что мир несправедлив. Что в этом с виду спокойном и красивом мире есть много противоречий, боли и страданий. Кому-то всё даётся на блюдце, а кто-то вынужден смотреть на благоденствие со стороны. Александр научился думать. Пусть пока наивно, примеряя всё на себя, на свои желания, но уже с попытками анализа. Ему нужен был кто-то, кто помог бы разобраться в тонкостях и хитросплетениях бытия, кто ответил бы на тысячи раздирающих его вопросов.

Антонов вышел из гимназии, немного постоял у дверей, как бы прощаясь с безвозвратно ушедшим детством, и быстрым шагом направился во взрослую жизнь. Он шёл к Баженову. В первый же день знакомства Владимир Петрович понравился Александру уважительным вниманием к собеседнику. Он умел выслушать и подсказать. Казалось, что Баженов уверен в каждом своём слове – так веско он произносил слова. К тому же Баженов был достаточно молод и Антонов легко находил с ним общий язык.

Александр взбежал на крыльцо старого купеческого дома, громко постучал в тяжёлую входную дверь. Через некоторое время дверь открылась, и на пороге появился улыбающийся Баженов.

– Саша, здравствуй! – Владимир Петрович сразу перешёл на «ты», и Александр этого даже не заметил. – Заходи. Раздевайся. Как твои дела?

– Отчисляют меня, – произнёс Александр бесцветным голосом, снимая пальто. – Не знаю, что и делать, Владимир Петрович.

– Ты, Саша, можешь называть меня просто Владимиром. И давай перейдём на «ты». Мы ведь друзья, не так ли? – полуутвердительно спросил Баженов. И, видя благодарные жесты гимназиста, продолжил: – Беда твоя не смертельна. Разве от этого умирают? И вообще, Саша, жизнь твоя только начинается. Есть другие школы и другие науки, другие друзья и подруги.