<p>

   Между тем непогода вновь нахмурилась над моей головой, вежливо постукивая по плечу редкими крупными каплями. Ничего не предвещало обложного ливня, в моём распоряжении был ещё почти весь день, и я решил переждать всхлип небес в ближайшем укрытии — гроте Никласа. Заодно и перекусить.</p>

<p>

   Рассиживаться в сырых потёмках, давясь сухарём, мне не хотелось. Разворошив покинутое "гнездо" — иначе ночлежное творение Никласа и назвать было сложно, я разжился топливом для костерка. Запалить огоньку силою мысли было не в моей власти — увы, так и не обучился, но кресало меня выручило. Влажноватая древесина затлела, выщёлкивая белёсые вихры едкого дыма, скрывающие язычки робкого пламени. Я уже предвкушал как вцеплюсь зубами в кусок превосходного овечьего сыра, уступленный мне Акилом за тёртый грош, как уловил краем глаза какое-то движение.</p>

<p>

   Некто бесшумно мелькнул в белёсой мороси рядом с гротом.</p>

<p>

   Я замер в ожидании. Ничего не происходило. Сколько я не напрягал слух, никакие сторонние звуки не примешивались к размеренным шлепкам дождевых капель по дерновине. Возможно, подумалось мне, крупная ночная птица скользнула, ленясь шевельнуть крыльями лишний раз, от одного укрытия к другому. Лёгкий, стремительный хищник редкой призрачно-светлой масти, такие диковины изредка попадались мне на глаза. Не было причин для беспокойства, но всё же нечто в моих же беззаботных раздумьях меня тяготило. Птица...</p>

<p>

   Что бы то ни было, земли оно не касалось.</p>

<p>

   Сомлевшую в дымном жаре душу мою уязвил побудительный холодок. Стараясь двигаться как можно тише, я выглянул в мутную глубь чащобы. Правая рука привычно сжимала посох, хотя рассудок сомневался в действенности этого оружия. Странное чувство охватило меня, как только мелкие дождинки укололи лоб. Словно бы я встретился не видящим некую рассеянную в воздухе очевидность взглядом с самим дождём, сколь бы нелепой не казалась сама мысль о такой возможности. Чьё-то осязаемо пристальное внимание объяло меня властно, стиснуло так, что стало трудно дышать. Я, замерев, водил глазами из стороны в сторону. И прежде, чем успел сообразить, что же принудило меня к предательской резкости, судорожно подался всем телом влево, неуклюже заслоняясь посохом, словно пытаясь отразить уже пропущенный удар.</p>

<p>

   И я увидел его... Или же он мне привиделся.</p>

<p>

   Призрак не двигался, нас разделяло несколько шагов, но рассмотреть его оказалось непросто. Пришельца выдавало неяркое мерцание струящейся дождевой воды. Капли не пронзали насквозь чуждую осенней грусти сущность, объединяясь, дробясь и разбегаясь врозь, они стекали к земле причудливо-извилистыми путями. Струйчатый водоток облекал бесплотное нечто в мерцающую видимость.</p>

<p>

   Это несомненно был человек. Когда-то он был человеком... не очень долго.</p>

<p>

   Голова его была непокрыта. Я видел, как, проявляясь в дымке, подрагивали жесткие завитки его волос под ударами несметных дождинок. Но и обозначенные едва заметным блеском вихры были непроницаемы для всепроникающего дождя. Они не слипались и не поникали. Капли, посверкивая, задерживались на бровях и ресницах, плутали по вискам и сбегали по щекам и скулам, вытачивая из небытия прозрачное лицо. Не верилось мне, будто бы Акил, заслонившись своим дырявым оберегом, не рассмотрел, есть ли глаза у "напасти". Я не мог отвести взгляд от призрачных зрачков, так словно моя вынужденная сосредоточенность была щитом. Непрочным и тяжёлым...</p>

<p>

   Немигающие глаза призрака были затоплены движением, безжизненным как рябь на поверхности всколоченной порывистым ветром речной стремнины. Прозрачный взгляд многократно отражался в падении каждой дождинки, отсутствующий, как некая отвергаемая разумом иллюзия, он был всеобъемлющ. Я ссутулился, втянув голову в плечи. Никогда до того не доводилось мне чувствовать себя вымокшей до оцепенения букашкой, скорчившейся на огромной ладони безучастно воззрившегося на столь жалкую находку великана.</p>

<p>

   Но встреть я где-либо пасмурного наблюдателя, когда тот ходил по земле и оставлял на ней следы, я, возможно, мельком взглянул бы на него свысока с беззлобным пренебрежением, какого только и заслуживает щуплый малорослый юнец. В городской толчее я наверняка и вовсе не приметил бы его, мало ли кто там юркнет под локтем, главное, чтоб не украл чего.</p>

<p>

   По правде сказать, я не взялся бы досконально описать сего зловещего незнакомца. Даже незавидный рост просочившегося в моё застигнутое врасплох воображение призрака казался только несоразмерной охватившему меня ужасу смутной догадкой. Морок не висел, зыбко колыхаясь в воздухе, подобно клоку тумана, как то заведено у бесплотных сущностей, согласно моим скудным представлениям о таковых. Дождь не выдавал моему взгляду опору, которая возносила невесомое тело над раскисающей землёй, впрочем, непросто рассмотреть то, на что и не смотришь даже. Я не мог определить, какой высоты незримый "пьедестал", и это сбивало с толку. И всё же я был уверен в том, что наблюдатель не завис в пустоте, а стоит, и поверхность, на которой таяли его ступни, вряд ли была ровной. В тусклых проблесках искажённой неведомой силой мороси угадывалось напряжение, какое испытывает человек, опасаясь соскользнуть с осыпающегося косогора. Или, возможно, готовясь к броску...</p>

<p>

   Я не знал, что предпринять, хотя в том, казалось, и не было необходимости. Созерцатель не проявлял враждебности, если, конечно, не считать за таковую само его душераздирающее внимание к моей скромной персоне. И он не дал мне времени на бесплодные попытки выудить из памяти какие-либо толковые советы бывалых людей по борьбе с нечистью.</p>

<p>

   Человек-дождь сделал первый шаг, и это простое движение было подобно обрушению лавины студящего блеска в затхлые сумерки. Я отпрянул назад, но тут же застыл на месте. Забиться в грот означало бы загнать себя в ловушку. За моей спиной бессильно потрескивал чахлый костерок, полузадушенный сыростью. Огонь!.. Огонь изгонит любую нечисть, но побоится ли навязчивый дождевой призрак чада и дыма, наводящих ужас разве что на комаров? Да и то, что в умелых руках — грозное оружие, могло стать лишь зряшной угрозой на моём неповоротливом языке.</p>

<p>

   Я не пренебрёг и такой малостью. Прорычав нечленораздельную брань, каковая заменила в тот решающий миг воззвание к очистительной силе Огня, я, вложив в упреждающий выпад усилие, достаточное для раскола кабаньего черепа, ткнул слякотную пустоту своим, увы, напрочь лишённым магических свойств посохом.</p>