И знать мы будем наперёд,

Счастливы будут наши дни.

Будет так, как мы захотим.

Будем мы вместе всегда.

Будет радость наша на зависть им,

Бедам и ненастью, без конца!

Говорить тебе буду, как сильно люблю

Выразительный взгляд твоих глаз,

Нежных губ улыбку прекрасную,

Красоту сказанных тобою фраз.

Буду говорить всегда тебе я,

Когда солнце будет нас утром:

“Как сильно люблю я тебя!”

И, когда придут сумерки вечером

Скажу я нежно, обнимая тебя,

Целуя в алые губы твои:

“Как сильно люблю я тебя!

Не представляю без тебя дни свои!”

И ночью, когда буду рядом лежать

“Как сильно люблю я тебя!”

Ни за что не забуду сказать,

К себе аккуратно тебя придвигая.

Но пока я один, тебя нет со мной.

Вокруг никого, везде одна тишь.

Хочется мне быть вечно с тобой.

Но пока только лишь

Солнце светит над головой,

Оранжевым диском склоняясь к закату.

Облака плывут группой небольшой,

Отражая лучей золотых атаку”.

В конце стояла приписка: “Твой образ навсегда останется в сердце моём. Ты показала мне, что такое любить. Любить без предлога, без причин. Не потому что так надо. А просто любить. Потому что так хочется, потому что так приказывает сердце. Спасибо тебе за это. Удачи вам с Максимом. Берегите себя. Ваш верный друг, феруанец Дмитрий”.

Линелия улыбнулась. Давно ей никто не писал стихи, особенно таких. Какая-то тревога зародилась у неё где-то глубоко внутри и ей показалось, что Дмитрия уже никогда не увидит.

Этот необычный человек, величественный в своей простоте, оставил не меньший след в её жизни, чем она в его. Детская наивность и прямолинейность Дмитрия, можно сказать, вернула веру в человечность людей, давно утерянную среди бесконечных войн и лишений. Среди всего хаоса, творящегося вокруг, среди всей этой грязи и жестокости Дмитрий появился, словно чистейший алмаз, дарящий надежду на то, что, в конце концов, всё будет хорошо.

- Неужели на Ферусе все такие?- улыбнулась Линелия.- Надеюсь, с тобой всё будет в порядке.

Она обернулась и пошла навстречу Максиму, положив сложенный листок бумаги в карман.

*****

Глава 158

Практически всю ночь Юрий Георгиевич не мог уснуть. Только под самое утро, когда уже рассвело, он ненадолго отключился. Да и то, скорее всего попросту от истощения организма, а не от желания поспать. Слишком велико было его негодование от ситуации, в которой он оказался. От своего бессилия и невозможности хоть как-то повлиять на происходящее Юрий Георгиевич бил кулаками в стену, от чего разбил себе костяшки на пальцах. Он требовал к себе Котова, Зельцина или кого угодно другого, кто бы мог ему всё объяснить и хоть чем-то помочь. Но все его крики оставались без ответа.

Юрий Георгиевич находился в камере, размером три на три метра. Снаружи за дверью караулило два сотрудника службы безопасности, которые, как заметил профессор, менялись каждые три часа. Утром один из них принёс завтрак, к которому Юрий Георгиевич даже не притронулся. Тарелка с омлетом с овощами и с тостами, а также чашка с кофе так и остались стоять на подносе.

Около полудня по голосу, доносившемуся из коридора, а также по уже привычному стуку каблуков Юрий Георгиевич понял, что пришла Елизавета Денисовна. Сейчас она была одним из последних лиц, с кем он хотел бы увидеться. Тем не менее, после нескольких минут проверки каких-то документов и телефонного звонка дверь в камеру отворили и её пропустили внутрь.

- Ну, вот что ты творишь,- попыталась обнять она Юрия Георгиевича, но он отстранил её рукой.

- Не нужно этого. Спектакль окончен,- холодно произнёс он.

- О чём ты?- сделала непонимающее лицо Елизавета Денисовна.- Какой ещё спектакль?

- Всё ты прекрасно поняла. Наверняка тебя Котов подослал и сейчас. Или быть может Максим Михайлович приказал тебе попробовать меня переубедить. Не кнутом, так пряником. Только вот поздно уже.

- Юра, о чём ты говоришь? Кто подослал? Зачем?- продолжала удивляться Елизавета Денисовна.- Они что, тебя били?

- Хватит уже нести весь этот бред!- вспылил Юрий Георгиевич.- Мне всё известно. Абсолютно всё! И про тебя, и про Сергея с Мариной. Про его роль в разрушении моей семьи. И про твою роль тоже. И если хочешь знать, то давно уже знаю. Мне ещё Николай сообщил об этом. Смог поделиться уже после того как его убили. И я склоняюсь к мысли, что его смерть на твоих руках.

- На моих,- резко изменилась в голосе Елизавета Денисовна.- И что? Что ты сделаешь?

- Сволочь!

- Он сам виноват, полез, куда его не просили. Мог помешать нашему с тобой счастью.

- Какому счастью?- взмыл руки вверх Юрий Георгиевич.- Опомнись! Это всё фальшивка. Все твои чувства, эмоции не настоящие. Ты просто играла роль влюблённой коллеги!

- Играла ли я роль? Да играла. Но роль свою я сама выбирала и играла её с радостью. Да и играть собственно не пришлось. Все мои чувства к тебе настоящие.

- Враньё!

- Нет, Юра. Я искренне в тебя влюбилась! По-настоящему! Как семиклассница. Ты ведь замечательный, ты идеальный. А Марина…

- Что Марина?- перебил её Юрий Георгиевич.

- Она недостойна тебя. Она не понимала тебя, того, что было заперто в тебе. Она тянула тебя вниз, не давая раскрыть весь твой потенциал. Она делала тебя несчастным! А мы с тобой идеально подходим друг другу. Мы созданы друг для друга…

- И долго ты заучивала этот монолог?- пренебрежительно оборвал её профессор.

- Не надо так, не обижай меня. Твои слова причиняют мне много боли. Я действительно тебя люблю! Я желаю тебе только добра!

- Добра?- ухмыльнулся Юрий Георгиевич.- Тогда помоги мне сбежать отсюда.

- Не могу. Тебе будет лучше со мной, на Ферусе. Поверь. Так будет лучше.

- Лучше для кого? Ты меня совсем не слышишь? Я не хочу лететь на Ферус. Не хочу!- прокричал Юрий Георгиевич, которому стало казаться, что он сходит с ума.

- Надо. Ты просто ещё не понимаешь этого…

- Позволь мне самому решать, что я хочу, а что нет. И что для меня будет лучше.

- Юра, я ведь хочу, чтоб ты был счастлив, чтобы у нас с тобой всё было хорошо. Чтобы у нас с тобой было общее будущее, и я смогла представляться супругой профессора Острова…

- Не верю ни одному твоему лживому слову,- приблизился к ней вплотную Юрий Георгиевич.- Задушить бы тебя тварь прямо здесь!

В камеру тут же вбежало двое сотрудников службы безопасности. Схватив Юрия Георгиевича под руки они оттащили его от Елизаветы Денисовны и отволокли на кровать.

- Ничего,- произнесла она металлическим голосом, приводя дыхание в порядок.- Я подожду. Ты побесишься, потом поплачешь, потом пострадаешь, а после приползешь ко мне. Приползешь на коленях и будешь умолять о прощении. На Ферусе другого выбора у тебя не будет. А если нет. Ну что ж. Не достанешься мне, не достанешься никому. Тем более этой сучке.

С этими словами Елизавета Денисовна вышла вместе с сотрудниками службы безопасности в коридор, оставив негодующего Юрия Георгиевича на кровати. Профессор услышал звуки запирающихся засовов, а после удаляющийся стук каблуков по плиточному полу. До вылета к кораблю оставалось чуть больше двадцати четырёх часов.

*****

Глава 159

Отец Мартий лежал на кровати в покоях Дворца Совета, предоставленных ему на время суда. События последних дней настолько подорвали его и так слабое здоровье, что исполнения решения совета он ждал скорее не как наказание, а уже как избавление от своих страданий.

За прошедшие несколько десятков лет, находясь в непрерывном нервном напряжении, он был вынужден постоянно ограждать Бенгалию от северных земель, от попыток их изучения, освоения. Он отвергал все предложения и проекты всевозможных экспедиций, за что его многие критиковали, в том числе и в совете. Ценою собственной популярности и уважения народа отец Мартий всегда отстаивал обещание, данное давным-давно представителю неведомого ему народа. Как родитель, принимая решение, огорчающее своего ребёнка, ради его блага, он пытался уберечь Бенгалию от непоправимых ошибок. Как мать, наказывающее своё дитя, чтобы уберечь его от необдуманных поступков, отец Мартий действовал исключительно в интересах государства. Но и как ребёнок может понять поступки матери, только повзрослев, бенгальцы не могли осознать, от какой опасности всё это время уберегал их отец Мартий. Должно пройти немало времени, что бы осознание этого пришло.