* * *
Уже предчувствуя занесенный над ним кулак, Хейнкель решился на прямую атаку. Он приехал в Берлин и пригласил Удета пообедать в ресторане "Хорхер". "По старой дружбе", - сказал Хейнкель. Удет не нашел сил отказаться. Он явился в ресторан возбужденный, запальчивый и пил по-старому, не пьянея. Азартно, громко вспоминал волнующие моменты испытаний. Хейнкель вяло поддакивал. Он ждал, когда генерал заговорит о его "сто семьдесят шестом". Но Удет упорно сворачивал с сегодняшнего дня в блистательное прошлое. Обед затягивался. Хейнкель, не допускавший излишеств, тяготился изощренной кухней. Уже глубоко за полночь Хейнкель, видя, что Удет начинает повторяться, сказал: - Генерал, бог видит, как я вас люблю. И, любя и зная вас, я не могу понять, чем же не угодил вам "сто семьдесят шестой"? - Профессор, вы назвали меня генералом, и я вам отвечу как генерал. Профессор, то, что ваш "сто семьдесят шестой" не умеет летать - неважно. Придет время, научится, верю. Но он не умеет стрелять. И не научится. - Дайте срок. Научим и стрелять. - Хейнкель почувствовал, как ярость клубком подкатила к. горлу. "Какое чудовищное недомыслие! И этот человек руководит вооружением страны!" - В это не верю. Но, допустим, он будет стрелять. Когда? В кого? - Я выпущу его в серию через два года! - Фантастика, профессор! Но я повторяю, нам нужны только те самолеты, которые смогут принять участие в военных действиях. - Удет с удовольствием следил за игрой пятен на ухоженных профессорских щеках. - Реактивный истребитель изменит весь ход воздушных сражений. С таким самолетом Германия выиграет войну у любого противника. - Германия выиграет войну у любого противника, не пользуясь вашим редкостным чудо-истребителем. Но, профессор, не без помощи, не без помощи ваших великолепных пикирующих бомбардировщиков. Массированный бомбовый удар станет нашим главным козырем в этой войне. - Вы мне льстите, генерал. Но вы недооцениваете быстроты технического прогресса, вы не верите в своих конструкторов. Еще не известно, какие сюрпризы они преподнесут к началу этой войны. - Сюрпризов больше не будет, профессор. Разрешите сверить наши часы. На моих - три часа двадцать три минуты... Так вот, эта война начнется ровно через семнадцать минут! - Удет торжествующе засмеялся. Наклонившись к профессору, едва сдерживая рвущийся хохот, он прошептал: - Эти "храбрые" поляки наконец-то напали на нас! Мы вынуждены защищаться! Выпьем за победа в этой войне, профессор!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Асы начинают воину
31 августа 1939 года в одиннадцать часов ночи уже завалившийся от скуки спать капитан Альберт Вайдеман, командир 7-й авиагруппы 4-го воздушного флота люфтваффе, получил секретный пакет. Сонно жмуря глаза, он сломал печать и разорвал конверт. Минуту он сидел молча и вдруг с силой хлопнул себя по волосатому колену. - Началось! Он схватил телефонную трубку. - Всех командиров отрядов, инженеров и пилотов - в штурманскую! Срочно! Альберт быстро натянул брюки и френч, сполоснул лицо одеколоном. - Друзья! - торжественно начал он, войдя в штурманскую комнату и останавливаясь перед застывшими в приветствии летчиками. - Рядом с нами Польша. Завтра утром, в четыре часа тридцать минут, Германия начинает войну. Идем на восток. Эту дорогу протоптали еще тевтонские рыцари. Обещаю веселую кампанию! Первый воздушный флот Кессельринга из Померании и Пруссии и наш четвертый совершат массированный налет. Все полторы тысячи наших машин поднимаются в воздух. Цель - завоевать господство в воздухе, разгромить польские аэродромы, атаковать заводы, железнодорожные станции, разогнать кавалерию. Мосты не уничтожать. Они пригодятся нашим танкам. Наша группа действует как штурмовая авиация по направлениям - Ченстохов, Петроков, Радомек. Техникам приготовить машины к трем ноль-ноль. Хайль Гитлер! Круто повернувшись, он вышел из штурманской. Оставалось два часа на отдых. Не раздеваясь, он лег, закрыл глаза. Ровными толчками стучало сердце. Голова работала четко, как выверенный механизм. По освещенному аэродромными огнями потолку скользили тени, как движутся стрелки на приборной доске. Издалека донесся мелодичный бой. Часы на ратуше Намслау двенадцатью ударами возвестили о начале сентября, первом дне осени, первом дне второй мировой войны...
* * *
Над самой землей Вайдеман вывел самолет из пике. На ровном ржаном поле валялись трупы лошадей и всадников. Одна лошадь, обезумев от страха, неслась по жнивью, сшибая снопы. У ее копыт, зацепившись ногой за стремя, болтался легионер. Лошадь мчалась к границе. Двинув ручкой газа, Вайдеман набрал высоту, чтобы лучше прицелиться. И в этот момент он увидел, как навстречу лошади, дымя сизыми облаками выхлопов, ползли танки с белыми крестами на бортах. Танкисты, высунувшись из люков, стреляли по лошади из парабеллумов. Авиагруппа уже летела над польским аэродромом, когда ее нагнал Вайдеман. В березовой роще белели цистерны с горючим. У длинных, с выпуклой крышей ангаров и кирпичных мастерских рядами стояли самолеты. Сверху хорошо было видно, как техники стягивали с моторов чехлы, коноводы запрягали лошадей в брички-бензозаправщики, зенитчики, еще не очнувшись от сна, бежали к пулеметам. Через минуту аэродром скрылся в дыму и огне. Истребители тройками сваливались с неба, стреляли из всех пулеметов. Только одному пилоту удалось добежать до своего самолета и запустить мотор. Он вырвал машину из костра пылающих истребителей и сразу пошел на взлет, на верную смерть один против шестидесяти. Аэродром пылал. Горели ангары, горели цистерны, горели самолеты, так и не успевшие взлететь. Над самой землей проплыли пять трехмоторных "юнкерсов". Флагман развернулся навстречу черному дыму и нацелился на посадку. - Вот черти! - вслух воскликнул Вайдеман. "Юнкерсы" садились, тормозя изо всех сил. В конце полосы распахивались дверцы, и автоматчики на ходу спрыгивали на землю, рассыпались цепью, расстреливали тех, кто еще был жив на аэродроме. Вайдеман повернул свою группу к Ченстохову.
* * *
В середине февраля 1940 года на Центральном ипподроме Коссовски встретил Пихта. Тот стоял с группой офицеров из свиты Удета, оглядывал лошадей. - Крупно играете, лейтенант? Пихт обнажил в улыбке сверкающие зубы. - Зигфрид! Затворник! Не знал, что ты тоже играешь на скачках. - Я здесь редкий гость. К азарту, ты знаешь, не склонен. - Идешь по следу? Крупная охота? Международная сенсация: шпион-жокей. - Э, брось. - Тебе, Зигфрид, надо ставить на темных! - Пихт раскатисто расхохотался. Несколько офицеров заинтересованно обернулись. Коссовски взял Пихта за локоть, отвел в сторону. - А ты предпочитаешь ставить на гнедых? - Тайна ставок, господа, тайна ставок. Тебе, Зигфрид, эта масть не нравится? - Я обожаю гнедых. Но что-то не помню случая, чтобы они забрали все призы. А к тому же жокеи! Мальчишки! Разве это международный класс? - Ты что-то мрачен сегодня, Зигфрид. Уже успел проиграться? - Человек, лишь изредка посещающий ипподром, не может позволить себе проигрывать. Я выиграю, как всегда, Пауль! Ударил гонг. Публика, отхлынув от паддоков, осадила лестницы трибун. Оглушительно наперебой закричали букмекеры. - Посмотрим, как придут. Твоя седьмая? - спросил Коссовски. Пихт не ответил. Прильнув к окулярам бинокля, он следил за борьбой на дистанции. К Коссовски подошел офицер в форме люфтваффе, передал конверт. Коссовски быстро пробежал глазами бумагу, сложил ее, небрежно сунул в карман. - Кстати, Пауль, ты уже слышал? Русские прорвали линию Маннергейма. - Недолго они возились. Ну, фюрер за барона заступится. Ты куда, Зигфрид? - Вынужден удалиться. Надеюсь в скором времени увидеться с тобой и продолжить беседу здесь или у нас в министерстве. - Сказать по правде, не люблю я ваши научные апартаменты. Очень там тихо. - Зря. Искренне говорю, зря. У нас хорошие ребята. Умницы. - Дай им бог здоровья. До свидания. - До свидания. Желаю выиграть. Уже уходя с ипподрома, Коссовски услышал, как диктор объявил: "Бег на первом месте закончил Алый Цветок". Зигфрид замешкался, раздумывая, не вернуться ли за выигрышем, но потом подозвал такси и попросил отвезти его на Кайзервильгельмштрассе.
