Трибуны ревут.
Шляпы чирикают и гавкают.
Несколько Лондонов не уворачивабются от нападения саксонских пиратов, сами виноваты, надо было о воротах позаботиться. Про кого-то забывают, кто-то стоит заброшенный, кого-то уводят с ипподрома, кто-то снова кричит – я буду жаловаться.
Эйкин Драм ждет, Эйкин Драм боится эпидемии чумы, – ничего, все были готовы, все пережили, и Великий Лондонский пожар все пережили легко, отстроились. Кто-то схитрил, кто-то даже не поджег город, кого-то дисквалифицировали.
Трибуны ревут.
Эйкин ждет.
Его фаворит идет уверенно, не отстает от других. Падает, подбитый бомбежками, с трудом поднимется, скачет, как-то неловко, неуверенно, бочком, бочком, сейчас упадет…
…нет.
Не падает.
Вырывается вперед, выпускает Глаз Лондона, отстраивает разрушенные кварталы, снова гонит даблдекеры…
Ну же…
Ну…
Лондонов осталось всего трое, все три отлично провели олимпиаду, с блеском, Елизаветинскую башню на ремонт поставили…
А дальше самое интересное.
Города вырывается в будущее, один, два…
…третий спотыкается, падает навзничь.
Эйкин Драм с замиранием сердца следит за своим городом, как высотки поднимаются в небо, одна высотка вспыхивает пламенем, сердце Эйкина делает сальто, Эйкин бросается с места на помощь людям, Эйкина останавливает полиция, вы будете дисквалифицированы, Эйкин сжимает зубы в бессильном отчаянии, читает сообщения горящих людей от кого-то кому-то, прощай, я тебя люблю…
Эйкин бросается к городу, выхватывает людей из горящего дома, судьи показывают какие-то карточки, красные, желтые, синие, дикредитирован, дисквалифицирован, оштрафован…
Крики зрителей на трибунах сливаются в единый гул.
– …единогласным решением нашей почтенной публики Лондон под номером сто семнадцать возвращается в игру!
Аплодисменты.
Два оставшихся Лондона доживают до самого конца земли, с ревом и грохотом поднимаются в космос, берут курс на планеты, где может быть жизнь.
Трибуны ждут.
В динамиках объявляют – со сто семнадцатым Лондоном потеряна связь.
Те, кто ставили на другой Лондон, ликуют, обнимаются, радуются, дамы бросают шляпки, шляпки громко лают.
Ведущий уже готовится объяснить что-то, когда от второго города приходит сигнал:
– Все кончено… нет связи… темнота…
Люди ждут.
Мертвая тишина на трибунах.
И – в полной тишине – весточка от сто семнадцатого Лондона, который нашел пригодную для жизни землю.
Аплодисменты.
– Господин Эйкин Драм, просим вас пройти за выигрышем…
Люди оторопело смотрят на Эйкина Драма, вежливо поздравляют, кто-то уже готов удавиться от зависти…
Эйкин идет к кассе, где его уже ждет победитель, Лондон-фаворит…
Кассир хочет выписать чек.
Кто-то спохватывается, показывает на Лондон:
– Глаз! Глаз!
Люди оборачиваются, смотрят на глаз, а что с глазом, а что такое, а вот оно что, глаз-то один и есть, а второй где, который выбитый, а нет второго!
И вздох изумления по толпе:
– Лондон… настоящий!
И все кричат:
– Настоящий… настоящий!
Эйкин смотрит, Эйкин не понимает, все показывают на глаз Лондона, вот один глаз, а второй, выбитый, где? А то-то же, а нету.
Лондон-то…
…изначально…
…одноглазый…
Эйкин смотрит, и правда, все Лондоны-то с глазами выбитыми, а этот изначально одноглазый.
Неправильно.
Не порода.
Потому что – настоящий.
Специальный человек готовит ядерный заряд, хочет подвязать к бракованному Лондону, успокаивает всех, счас, счас, все уладим…
И вот здесь уже безо всяких но —
– Снимается с гонок.
Нет, впрочем, есть одно Но, – когда Эйкин Драм берет под уздцы списанный Лондон, уводит с ипподрома.
Вот так.
Молча.
Садится верхом на взмыленный Лондон, спрашивает:
– А до Луны можешь?
Лондон недовольно фыркает, смотрит в небо, Эйкин драм подгоняет, ну давай же, ну что тебе н так…
Наконец, Эйкин понимает, что не так.
Лондон номер два.
Тот самый Лондон, с которым потеряна связь…
– Мы найдем его – обещает Эйкин Драм, – обязательно… найдем.
Сам не верит в то, что говорит.
Бойся единорога, говорят солдату.
Бойся единорога, повторяет себе солдат.
А что за единорог, спрашивает солдат.
Солдат молоденький еще, ничего не знает.
В небо смотри, говорят солдату.
Солдат смотрит в небо.
Читает какие-то записи о борьбе льва и единорога.
…символизирует победу лета (лев) над весной (единорог)
…победу надземного мира и подземного…
Яркая вспышка в небе.
Во все небо.
Солдат уже не думает.
Уже не читает.
…противостояние созвездий льва и единорога вышло на новый уровень: уничтожена одна из планет в районе Денеболы…
– …а отчего так вообще… лев с единорогом? Что случилось-то?
– Да кто ж его знает… из-за чего вообще войны начинаются… лев с единорогом…
– Кто там сейчас львом-то правит?
– Да кто, все те же… этот… Макс… а единорогом Кетлин…
– Говорят, у них общий сын есть…
– Да ну, быть не может!
– Не-е, говорят, был… то ли умер, то ли пропал…
(из записей Эйкина Драма)
…честно признаюсь, когда мне сказали, что я могу заработать кругленькую сумму, то я усомнился, можно ли доверять мистеру Айсу, который воодушевленно расписывал мне, как через какие-то несколько дней я стану миллионером. Однако, у меня не было выбора, и я покорно поплелся за мистером Айсом в его дом на углу старинной улочки: холодок осени подступал все ближе, и я торопился за своим новым другом, в нетерпении предвкушая уютный жар камина и теплый плед. Когда мы дошли до крыльца, холод осени уже нюхал мои ботинки, добираясь до продрогших ног, я уже живо представлял себе чашку горячего супа у камина. Однако, каково же было мое изумление, когда мы вошли в дом, и я умер.
Да-да, я не преувеличиваю – я умер. А что я еще мог сделать в комнате, температура которой опустилась до абсолютного нуля?
– …ляю, друг мой…
– А?
– Поздравляю, друг мой… вы только что заработали двести фунтов.
– Но… но как?
– Очень просто, друг мой… Вот вы мне скажите, сколько сейчас стоит отопление?
– М-м-м… насколько я знаю, дороговато…
– Вот именно. А что нужно делать, чтобы сэкономить отопление?
– Ну… понизить температуру…
– Верно говорите. И чем больше понижаете температуру, тем больше экономите.
– И вы решили… до абсолютного нуля?
– Вы совершенно правы, друг мой! Хотите попробовать еще?
– Н-нет, благодарю вас…
– Два билета на миллион-дек, пожалуйста.
– Простите? – кассир оторопело смотрит на Эйкина.
– Да. Билета. На…
– Даблдек?
– Нет-нет, миллиондек, пожалуйста.
– П-прошу вас, – кассир растерянно протягивает билеты.
Эйкин от волнения надкусывает ветчину со штанины. Ведет Лондон под номером сто семнадцать, на первый этаж автобуса, на второй, на третий, выше, выше, выше по изогнутым лестницам. Никто не хочет показаться слабым, оба спешат вперед, наконец, Эйкин в изнеможении садится на ступеньки, подальше от прохода, чтобы не мешать людям. Переводят дух, отдыхают, но недолго, некогда отдыхать, надо поторопиться.
Торопятся.
Выше, выше.
На миллионный этаж.
Там, говорят, на поворотах трясет так, что мало не покажется.
Эйкин и Лондон добираются до верха, выжидают.
Луна близко.
Совсем близко.
Эйкин распахивает окно, примеряется, держит Лондон за уздечку, прыгает в седло.
Кто-то кричит – так нельзя, кого-то не слушают, Лондон делает великолепный прыжок, копыта звонко ударяются о луну.
– Эйкин?
– Мама? Папа?
…противостояние двух созвездий закончилось перемирием…