– Да вы не стесняйтесь, что уж, Петр Фаддеич. Сами сказали, что люди нужны толковые и с полицией не связанные. Тут два и два складывать не надо. Боитесь вы, что историей этой воспользуются, чтоб вам подкузьмить. И подозреваете, что родича вашего тоже подставить могут.

Столяров достал тяжелый золотой портсигар, размял папиросу. Прикурил от длинной толстой спички.

– Правильно мыслите, Иван Николаевич. Тут клубок такой, что и не знаешь, с чего начать. Но попробую. – Купец крепко затянулся. – Покойный господин Говорун, хоть и был уже политическим импотентом, в Ярославле и окрестностях полезные знакомства сохранил. И здесь, в Москве, устраивал выгодные сделки, протекцию оказывал, ну и прочие услуги. С которых, собственно, и кормятся все наши слуги народные.

Хмыкнув, Столяров продолжил:

– Деловые интересы у меня самые разнообразные. И в Ярославле мне как раз протекция потребовалась. Хотел я тамошним больницам да домам призрения продуктовые наборы для обедов поставлять. И цену предлагал неплохую, но без нужной смазки дело не шло. Обратился к Говоруну, он обещал посодействовать. И вот вчера вечером узнаю, что он, стервец этакий, контракт с больницами другому устроил. А с утра такие вот новости.

Столяров со злостью раздавил в пепельнице окурок.

– Весело годик начинается, – вздохнул Иван и попросил: – Вы продолжайте, Петр Фаддеич, давайте нам весь расклад. И соображения свои тоже давайте. Сами про клубок начали. А то, знаете ли, из Мира Духов мне сообщают, что вы серьезно недоговариваете.

Столяров продолжил:

– Шуму сейчас будет выше крыши. Он, собственно, уже начался. Столичная интеллигенция вон и крикуны из примиренцев шествием идти собрались. Европейских земель послы шум поднимают.

Купец поморщился.

– У самих упыри да «черные вдовы» по городам народ косят, то там, то тут пограничье прорывает, а туда же, учить! Словом, сейчас все на ушах стоять будут. А дела – они тишину и порядок любят.

Стас долго молчал. Купец недоговаривал, недоговаривал многое, ненужно мялся и потому вызывал все меньше и меньше доверия. Знал о нем Стас довольно много. Был купчина мужиком тертым, жестким, но, если верить тем, кто вел с ним дела, не подлым. Даже в особо безобразных пьянках с балеринами и певичками его не замечали.

А сейчас мялся, словно его на мальчике из хора застукали.

И Стас решил подлить масла в огонь.

– Петр Фаддеич, сами про клубок заговорили. Поздно останавливаться-то. Или говорите до конца, или давайте по десять монет, и мы пойдем. Вы сами согласились, что втемную не работаем. Выкладывайте все.

Купец остановился, посмотрел на Стаса. Взгляд был поначалу неприятный, но быстро изменился. Словно Столяров сначала одну личину пробовал, понял, что не подойдет, и тут же ее сменил.

– Был у меня Говорун. Незадолго до смерти. Сами ж знаете, у нас в одном конце города чихнешь, в другом здоровья пожелают.

– Или скажут, что обделался, – негромко сказал Иван и затушил в тяжелой пепельнице папиросу.

– Да уж, чаще так и скажут, – криво ухмыльнулся Столяров. Невеселая ухмылочка вышла.

– Вы продолжайте, Петр Фаддеич, а то мы из вас словно клещами правду тянем, – подбодрил купца Иван.

А Стас все молчал. Смотрел то на друга, то на купца. Ваня все правильно делал. А вот купец… Даже сейчас он игру вел. Непонятно только, какую.

– Да что ж говорить-то? Приходил он ко мне. О делах и не говорили вовсе. Явился как ни в чем не бывало, выспрашивать начал про пластинки, которые вы мне добыли. Мол, продай мне две-три, Петр Фаддеич, я Вареньке подарить хочу, она от всякой старой музыки без ума.

– Так, значит, – крякнул с досады Стас. – И вы, конечно, по доброте душевной согласились.

Купец кивнул.

– Ничего страшного для нас в этом не вижу, – невозмутимо откинулся на спинку кресла Иван, – ну купил. Ну продали вы их ему. Нам-то что?

– То есть нас пристегнуть к делу могут, но толку от этого никакого, – спокойно сказал Стас. Тревоги он особой не испытывал, поскольку был уверен, что они смогут дать полное объяснение своим поступкам, но лишний раз попадать в поле зрения Службы Безопасности Республики, полиции и Особого приказа Патриархии совсем не хотелось.

Да… удружил им купец.

Столяров глянул тяжело. Оценивающе. Так смотрят, решаясь на серьезное дело.

– То, что я скажу, выйти отсюда не должно. Это ясно? Прежде чем продолжу, скажу вот что: за работу каждому по тысяче золотых. На расходы по двадцать золотых на каждого. В неделю. Акимыч аванс выдаст на пять дней. Отчета требовать не буду, хотите пропейте, хотите на баб спустите, мне дело нужно. Понадобится кого подмазать крупно – в любое время приходите, Акимычу говорите, что и зачем. Устраивает?

Ответили сразу:

– Устраивает.

– Вот и хорошо. Тогда слушайте. По весне у нас выборы в Думу. И есть у московского купечества сильное желание, чтобы интересы наши представляли серьезные люди. И чтобы таких людей было как можно больше. Понятное дело, не всем это нравится. В открытую никто никого не гробит, убийц не нанимает. Пока, во всяком случае. Покойный Говорун о планах наших кое-что знал. Знал он и то, что мы в последнее время нескольких очень нужных нам людей на свою сторону перетянули. Но не знал, кого. Есть подозрение, что незадолго до смерти он эту информацию получил. Зная покойного, могу сказать, что он мог этой информацией торгануть.

– За что его вполне могли отправить в мир иной, – подвел итог Стас, – а вы теперь под подозрением, поскольку могут решить, что вы ему рот и заткнули.

Столяров кивнул.

Иван, листавший все это время газеты, поднял голову:

– Вариантов, впрочем, и так хватает. У покойного личная жизнь была весьма бурная. Опять же, посредничал он не только для вас и мало ли кого еще обмануть мог.

– Возможно, возможно, – сказал купец и подвел итог: – Но мне этого мало. Надо всякий риск исключить.

– А почему вы все же решили нанять людей со стороны? – спросил Стас. – Почему за родича опасаетесь?

Купец снова посмотрел тяжело, оценивающе.

– Родич мой теперь под колпаком, Стас Григорьич. Как только Говоруна застрелили, куда нужно записочка пошла. И теперь не только я, но и двоюродный дядя к моему забору без присмотра шагу не ступит. А кроме того, есть у меня нехорошее подозрение, что дело это сейчас заматывать будут. Или в нужную сторону раскручивать. Но нужную совсем не нам. Не купечеству московскому. А мы, Стас Григорьич, хоть люди и торговые, хоть и не особо нас любят, а печемся не только о своей выгоде, но и о выгоде народа московского. Будет тут тихо да сытно, будет и народ побогаче. И нам с того народу торговля куда как выгоднее будет. Смекаете?

Он вздохнул:

– Ты вот, Стас Григорьич, про клубок говорил. Он самый и есть. Родич мой отчего-то больше всего даже не из-за Говоруна переживал. Н-да…

Друзья молчали.

– Как он мне сказал, оказывается, последнее время люди по городу пропадать стали. Не толпами, конечно. Но несколько человек пропало. Никаких следов борьбы или там крови, просто нет человека на обычном месте, да и все тут.

– С Говоруном-то убиенным это как связано? – спросил Иван.

– Вроде никак, – пожал плечами купец, – только родич мой говорил, что среди тех, кто делом Говоруна занимается, есть те, кто как раз пропажи должен был расследовать. А это, я так понимаю, если и не ведомства, то отделы разные. И что, спрашивается, они тут делают?

Дело уже не просто пованивало, а отвратительно смердело. Непонятно, как одно с другим пересекается, но не просто же так об этом купец сказал.

Друзья переглянулись, поняв друг друга без слов, – оба вспомнили про Стеклянного деда.

И все же, все же купец все еще недоговаривал. Но это можно было обдумать позже. Достаточно того, что они о пропажах узнали.

– Хорошо, – согласился Иван.

– По рукам, Петр Фаддеич, – добавил Стас.

Они по очереди крепко пожали купцу руку и направились к выходу.

Столяров проводил друзей до дверей кабинета. Напомнил приказчику: