— Se quedó dormida, seniora. (Вы уснули, сеньора). — обяснил он и протянул ей стакан воды. — No quería que te mojaras. (Я не хотел, чтобы вы промокли.

— Gracias, — изможденно хрипнула она, осушив стакан в два глотка, — Has estado sentado aquí toda la noche? (Ты здесь всю ночь просидел?)

— Estaba cuidando tus cosas, seniora. No quería que nadie te robara. (Я сторожил ваши вещи. Не хотел, чтобы вас обокрали.)

Она вяло улыбнулась, покопалась в сумочке, и молча вложив ему в ладошку двести баксов, поплелась к своему мотелю.

Прохладный дождь начал усиливаться, размывая дорогу в кашу. Обреченно вздохнув, она усмехнулась, и скинув обувь, взяла ее в руку и пошла босиком. Голова сильно болела. Вчерашний макияж потек по щекам. И в тот момент, когда на горизонте замаячила крыша ее мотеля, насквозь мокрая и до сих пор немного пьяная, по щиколотку в грязи, она вдруг поняла: — отпустило. Ее, наконец, отпустило.

И вот, спустя 14 лет, она сидит в холодном и практически пустом доме, в котором когда-то жила и куда поклялась никогда не возвращаться. Материт валерьянку за то, что та совсем не успокаивает. Материт Бориса Спасского, который своими зелеными глазами прожег ей в сердце дыру насквозь. Снова.

Она вздрогнула от внезапного стука в дверь. Посмотрела на часы, — девять вечера. Кому она понадобилась так поздно? Нехотя поднявшись, она прошаркала в прихожую и посмотрела на дисплей домофона. Спасский. С букетом ненавистных роз. Какая пошлятина. Потоптавшись на месте, он снова постучал, на этот раз неувереннее и тише.

— Чего тебе? — надменно спросила она, распахнув наконец дверь.

— Здравствуйте, Ирина Владимировна, — учтиво поклонился Малиновский, растянув свою самую обаятельную улыбку из всех возможных, — простите меня за такую наглость. Это вам. — и протянул ей букет.

— Я розы не люблю, я тебе уже сто раз говорила, — фыркнула она, облокотившись на дверной косяк.

— Я… — растерялся Роман, — Вы мне ничего такого не говорили. Но я все равно учту. Можно с вами поговорить?

— Боря, а ты не обнаглел ли? — возмутилась Семёнова, — Говорить нам с тобой не о чем!

Она попыталась закрыть дверь, но Малиновский быстро подставил ногу в проем.

— Ирина Владимировна, да я никакой не Боря!

— Да что ты говоришь? — саркастично ответила она, выразительно выгнув бровь.

— Честное пионерское! — открыто улыбнулся он, — Просто вы не первая, кто называет меня этим именем. Вот я и хочу выяснить, кто этот легендарный Борис, который портит мне репутацию.

— Складно говоришь, юноша. Только вот где ты взял этот адрес?

— А вы впустите меня, я вам с удовольствием все расскажу.

Чуть помедлив, Семенова распахнула дверь, впуская непрошеного гостя внутрь.

— Чай будешь?

— Можно. — сказал Роман, с интересом осматривая интерьер дома.

— Там кухня, — она указала пальцем на дверь, — чашки, чайник там же. А мне сделай кофе без сахара.

Малиновский вопросительно глянул на женщину, ухмыльнулся, и послушно пошел исполнять приказ.

========== Глава 3. ==========

Заливая кипятком две кружки с напитками, Малиновский чувствовал, как его спину прожигает суровый, ожидающий взгляд.

— Я однажды на одну заправку заехал, — начал Роман, слегка причмокнув губами, — Передо мной возле кассы стояла девушка. Когда она меня заметила, то подлетела ко мне со словами: «ну и урод же ты, Спасский», и так зарядила сумкой по голове, что у меня искры из глаз посыпались. Я тогда не придал этому значения, подумал, мало ли, обознались. А потом и вы вот меня этим именем назвали.

— Как ты сюда попал? — спокойным металлическим тоном спросила Ирина.

— Так ваша менеджер, Мариночка. Вы уж сильно не ругайтесь на нее, мало кто может устоять перед Романом Малиновским, — Рома бросил на нее томный взгляд и сладко улыбнулся, кокетливо подняв бровь. Семенова уставилась на него, погрузившись в полуминутный ступор. За Спасским она никогда не замечала такой изящной игривости, такого притягательного лукавства. Этот мужчина был явно опытным, искушенным, он знал на какие точки давить, чтобы обезоружить свою жертву. Эти зелёные глаза окутывали ее своим светом, действуя на женщину паралитически, бархатный голос гипнотизировал, а улыбка, улыбка просто сводила с ума, заставляя вновь ощущать предательские мурашки на коже и растекающуюся по телу сладкую негу. Она тряхнула головой, будто пытаясь освободиться от его колдовских чар.

— Мариночке я устрою, вы уж не сомневайтесь! — бросила она как можно равнодушнее. Я, пожалуй, буду что-нибудь покрепче, — ей вдруг захотелось выпить что-нибудь крепкого, так как кофе сейчас вряд ли помог бы избавиться от этого странного ощущения.

Спасский… Он был не такой. Так себе, обычный провинциальный паренёк, выпрашивающий у нее возможность потренироваться, брошенный собственным тренером на произвол судьбы, обреченный вернуться вновь на окраину жизни и забыть о карьере звезды фигурного катания. А этот Малиновский явно отличался: холеный, породистый, статный, в дорогом костюме от Armani, горделивый и надменный. Нет, он не был похож на выбившегося в люди провинциала.

В голове крутились осколки воспоминаний. Некоторые касались ее души чуть слышно, некоторые до сих пор царапали, обнажая старую боль. Нет, всё-таки она обозналась. Перед ней стоял другой мужчина. Совершенно другой.

Внезапно снова нахлынуло чувство острой жалости к себе. Спустя 14 лет, она не забыла этого подлеца и до сих пор видела его отражение в других мужчинах. Это было похоже на болезненную одержимость, на маниакальный психоз. Ирина молча отвернулась и закрыла глаза. Она вдруг почувствовала себя совершенно измотанной и истощенной. Она не была готова к этой встрече, пусть и с его двойником. Она теперь понимала, что ее любовь к Борису никуда не исчезла, лишь затаилась на время, мирно покоясь в укромных уголках ее сердца. Женщина устало выдохнула, не открывая глаз, но внезапно сильный электрический импульс пронзил ее тело. Она почувствовала прикосновение к своей руке и резко пришла в себя.

— Я говорю, вы себя хорошо чувствуете? Ирина Владимировна, я ничего не понимаю. Прошу прощения, что таким нечестным способом разузнал ваш адрес, но поверьте, я хотел лишь прояснить, кто такой этот Спасский и что он такого сделал, что я уже второй раз за него огребаю, — Малиновский смотрел на нее кристально честными глазами, полными недоумения и замешательства.

— Простите. Вы и правда очень похожи на одного человека. Мне неловко, что всё так получилось. Как вас там, Роман? Так вот, Рома, извините меня. Я переживаю сейчас нелёгкий период, поэтому надеюсь на понимание, — она резко отвернулась, не в состоянии больше выносить этот пронзительный взгляд. По прошествии стольких лет она вновь ощутила, как ее металлическая оболочка дала трещину.

— А можно я буду называть вас просто Ирина или Ира. Вы еще достаточно молода, чтобы пользоваться отчеством, — Малиновский прошёл следом за ней в гостиную. Его голос звучал непринуждённо, будто бы это был и не комплимент вовсе. Он говорил об этом так натурально, без наносной патетики и флирта. Она могла бы оскорбиться, приняв его слова за наглость, но ей почему-то было так приятно, так по-женски отрадно, что она просто мимолётно улыбнулась.

— Как угодно будет. Можно просто Ирина. Так что, вы выпьете со мной? Что вы предпочитаете? Есть виски, бренди, текила. Ее я, кстати, привезла много лет назад из Пуэрто Рико, — поинтересовалась Семенова, уже полностью взяв себя в руки и снова надев на себя маску непробиваемой женщины-вамп.

— Ирина, я в общем то предпочитаю виски, но в компании такой женщины хочется выпить чего-то изысканного. Какого-нибудь хорошего вина, — проговорил Роман, улыбнувшись лишь уголками губ.

— Этого добра тоже хватает. Посмотри там, — усмехнувшись ответила она, уже полностью обретя былую уверенность и природную резкость, и бросила указательный жест в сторону бара.

— Ммм… «La Chapelle rouge» девяносто четвертого. Обожаю это вино. Откроем?