– Это, конечно остаточные явления солдафонщины. Маразм. И ещё кое-что.

– Что?

– Например, НГШ может в любое время позвонить и задать вопрос начальнику ГОУ. Вполне естественно, начальник ГОУ может чего-то не знать или ему надо что-то уточнить. Вопрос далее адресуется начальнику соответствующего управления или его заместителю, тому тоже что-то нужно уточнить, это нормально. Далее начальник направления. А вот ему уже непростительно что-то не знать, но это сплошь и рядом. Он транслирует таким, как мы с тобой, но тебя уже на службе нет. А по сотовому телефону не спросишь. И на каждом этапе сроки сжимаются. Вот в этих начальниках направлений загвоздка. Нужны на этих должностях люди, которые давным-давно служат здесь, всё знают вдоль и поперёк, которые сами всё прошли именно здесь, а не в войсках. Но у нас часто не так. Таких, которые пришли сюда сразу после академий, единицы. То есть надо, чтобы не такие, как мы, сюда приходили, а надо, чтобы в ГОУ отбирались офицеры сразу после академий, и росли уже здесь постепенно. То есть прохождение должно быть чисто генштабовское, войскового опыта вполне достаточно того, который получен до поступления в профильные академии. Но и сами направления должны быть более специализированные, их должно быть больше, а какие-то вопросы вообще можно вымести из ГОУ напрочь. И это есть. Так я вижу. Правда, не должно быть такого, что начальник направления частенько не знает, какой документ отрабатывает его офицер, а если так получилось, то надо тогда начальникам управлений отдуваться по полной.

– Да, Генштабу тоже реформа нужна.

– Но очень тонкая. Тоненькими отвёрточками, деликатно.

Мы выпили ещё по рюмке. Бутылка закончилась.

– Больше нет. Пошли по домам.

На следующий день после обеда я принёс в кабинет несколько дорогих бутылок коньяка и виски, несколько лимонов и апельсинов, пакет яблок, и сообщил, что это наше общее, что можно угощаться в любое время, когда есть желание. Морозов внимательно рассмотрел бутылки и не смог удержаться, чтобы не попробовать один из коньяков.

– Превосходно. Такой напиток можно не закусывать даже.

Ближе к вечеру мне позвонила советница министра и попросила зайти к ней.

Совсем баба обнаглела. Я тебе что, твой подчинённый, что ли!

– Я сейчас занят и надолго.

– Мне надо с вами посоветоваться.

– Не могу. Вы можете посоветоваться с моим начальником управления.

– Я советник министра, и министр нам разрешил консультироваться с любыми экспертами.

– Во-первых, я не эксперт. Я офицер Генштаба. Прошу меня больше такими словами не называть. Во-вторых, мой начальник управления знает много больше моего и гораздо глубже.

– Я вас понИла, – с угрозой в голосе заявила эта женщина и положила трубку.

Прошло несколько минут, и меня вызвали к начальнику управления.

– Вы что там опять этой дурной бабе наговорили, товарищ полковник? – такими словами встретил меня двухзвёздный генерал.

– Сказал не то, что думал, и не так, как хотелось бы.

Генерал заулыбался, но, сделав над собой усилие, продолжил.

– Что там случилось?

Я в нескольких словах ему ответил.

– Ну, всё правильно сказали. А она шум подняла, говорит, что не дают возможности общаться с какими-то экспертами.

– Какие указания, товарищ генерал?

– Надо бы с ними поосторожней. Дуры. Доложит министру, а там поминай как звали. Ничего не объяснишь.

– Но мне начальник направления приказал прекратить с ними всякие контакты. Довёл, что теперь вы сами будете с ними разговаривать.

– Делать мне больше нехер! Я ещё баб всяких подзаборных не ублажал. Давай сам с ней решай. Только следи за речью.

– У меня тоже задачи идут потоком. И с подзаборными бабами не имел дел никогда, это ниже моего достоинства.

Генерал в открытую улыбался.

– Задачи. То-то мне докладывают, что уже в восемь вечера вы демонстративно со службы уходите, без разрешения начальника группы и направления.

– Ухожу, когда дела заканчиваю.

– А почему без разрешения?

– Рабочий день установлен. Я ничего не нарушаю.

– Понятно. Не надо только демонстрировать свою независимость и пренебрежение к установленным традициям.

– Виноват. Исправлюсь.

– Юрий Геннадиевич, вы хороший офицер. Ваше личное дело я давно изучил, да и так знал о вас многое ещё до нашей первой беседы до назначения. Вижу, что мы с вами не ошиблись, но надо уважать установленные годами, десятилетиями порядки. Здесь чисто офицерский коллектив, где полковник – он же рядовой. Это вам не штаб танковой дивизии, где вы его начальник. Здесь большой коллектив полковников и генералов, с огромным опытом службы и, конечно, ваше поведение не может остаться незамеченным. Надо как-то и с сослуживцами поближе, что ли? Не знаю. Но надо как-то по-человечески. Не спешите с ответом. Подумайте. Осмыслите. Тут ведь как получается? Таких, которые тут прямо в Генштабе выросли с молодых лет, немного. Абсолютное большинство пришли с солидных должностей в войсках и на флотах, после академии Генштаба. Ломку, здесь определённую пережили, нелегко перестроить мышление: был большим командиром или начальником, стал просто исполнителем. Уже вжились в эти условия, в эти правила. А тут смотрят: пришёл новенький сорокалетний полковник без академии Генштаба, квартира у него откуда-то, да ещё и уходит так рано. Значит, ничего с ним сделать невозможно. Что думают? Думают: блатной какой-то, не иначе. Сразу отношение соответствующее.

– Учту и выводы сделаю.

– Вот и хорошо. С этой советницей я просто вас прошу, будьте аккуратнее. Всех ваших начальников я предупрежу, что вы будете с ней работать. Не знаю, чего это она именно к вам привязалась. Но её капризы придется выполнять. Иначе если пожалуется на вас министру, мы всем Генштабом вас не отстоим. Вот такие настали времена. И если будет какая-то интересная информация, в любое время прошу ко мне и без всяких условностей.

Мой начальник управления был человеком циничным и откровенным карьеристом, но он был совершенно не склонен к показухе, не было в нем этой характерной для многих ему подобных черты. Я уже приоткрыл дверь его кабинета, как генерал задал вопрос:

– И всё-таки, чего она именно к вам прицепилась? Вы ей говорили, что не женаты?

Я закрыл дверь и ответил:

– Я на личные темы с ней не разговаривал. А вы говорили? Прошу прощения.

– Ну вот ещё!

Я и так не сомневался, ведь он нисколько не скрывал своего к ним полного пренебрежения.

– Не понятно, – задумчиво произнёс генерал.

– Думаю, что ей понравилось, как я разъясняю возможные точки зрения военных людей. Они ведь, на мой взгляд, пришли с какими мыслями? С мыслями, что здесь все военные воруют и зажрались просто. Я так понял, им такую установку дали. Сказали, что с каждым годом военные расходы становятся всё больше и больше, но ничего не улучшается. Они не понимают, какие накопились у армии хвосты за все годы. Но понимают, видимо, что и их потуги закончатся тем же, если не провести военную реформу. И тогда уже финансировать то, что останется, то, что нужно. Ну и воровство, конечно, куда же без него.

– Ошибаетесь. Они понимают, что долги у министерства гигантские. Как раз в этом вопросе у нас, у Генштаба, с ними полное взаимопонимание. В остальном я с вами, Юрий Геннадиевич, согласен.

– И совершенно точно они считали, что «военная специфика» – это искусственная вещь. Думают, если что-то работало в налоговой, то это не может не работать в другом госоргане.

– И тут вы близко подошли. И действительно смотрят на нас, как на ворьё. Видимо, у них такая установка. Где-то это очень даже обоснованно, наверняка все главные и центральные управления министерства, которые занимаются расходованием средств, в этом погрязли.

– Но не понимали сначала, что тот же Генштаб – это вовсе не про деньги. Когда начинают что-то делать, то наталкиваются на огромное противодействие со стороны офицеров и генералов главных и центральных управлений министерства. Естественно, по разным причинам. Отсюда все для них враги. Потом так вышло, что она начала работать со мной и видит совсем другой взгляд. Иной раз – за, иной раз – против. Но она понимает, что я объективен в своих субъективных взглядах. Понимает, что я и мои сослуживцы никакие государственные бюджеты не расходуем. Сейчас, видимо, дошло до них, что есть в военном ведомстве специфика, да ещё какая! Вот и тянется со мной что-то обсудить, услышать другую и честную точку зрения. А потом, у них уровень знаний какой? Вот я сам столкнулся. Для них словосочетания «министерство обороны» и «вооружённые силы» просто синонимы. Даже в этом элементарном вопросе у них позорное невежество. Ничего не знают и не понимают, кроме денег.