Глава 4 – «Отец родной», стратегий наших рулевой

Начало марта 1942. Сталин И.В.

Перед «этим 22 июня» он дал себе зарок – если товарищи военные, смогут летом 41-го «сыграть лучше, чем в тот раз», в их непосредственную работу сам и дальше вмешиваться не будет. И старательно выдерживал данное себе обещание – в деятельность «группы Мерцкова» не лез, хотя отчёты того выслушивал регулярно и с Борисом Михайловичем тет-а-тет говорил. Впрочем, на командный пункт Генштаба приезжал. Не слишком часто, чтобы не сбивать у военных ритм их работы. А вот в работе ГВС КА, членом которого он был, участвовал на полноценной основе, стараясь вникать во все детали и делать, всё, что необходимо и лучше делать самому вождю советского народа. Руководство армией страны – это не только боевые действия, но и всё, что требуется для того, чтобы эти самые боевые действия вооружённые силы СССР вели как можно лучше. Задать вопросы, возникающие по ходу обсуждений и для лучшего понимания – что происходит на фронте и какие соображения у товарищей военных – это одно. А указывать, какая дивизия должна сдвинуться на пару-другую километров, занимая более удобные для наступления или обороны рубежи – вообще не его ума дело, у него своих забот хватает.

Пока удавалось выдерживать данное себе обещание..

Если Мерецков и Шапошников всеми деталями высшей штабной работы занимались в Генштабе, при помощи офицеров его оперативного управления анализируя обстановку на фронте, определяя и формулируя директивы, уходящие в войска, то общее руководство РККА, после разговора с товарищами из Политбюро и теми кандидатами в его члены, кого Сталин сам решил допустить до «Особой папки», фактически стало вестись путём слившейся «группы Мерецкова» и ГВС КА, в который входили Маленков и Жданов, получившие ныне возможность сравнивать «тот» и «этот» разы. Подобная организация работы ныне весьма удовлетворила Сталина, ранее весьма тяготившемуся тем, что в работе ГВС постоянно нужно было помнить о том, что «не все в курсе».

Ныне Сталин, на ГВС, мог сосредоточится на общем руководстве вооружёнными силами, оставив положенное – Генштабу, где Мерецков и Шапошников сами решали, что и как оформлять в приказах для фронтов, армий и, иногда, минуя военные советы фронтов, спускали распоряжения непосредственно на уровень корпусов. Там, где требовала обстановка и где руководство армий и фронтов допускало, с точки зрения Генштаба, промахи и ошибки.

Несколько лучшее положение с радиосвязью в КА по сравнению с «тем разом», позволило сократить время реакции на распоряжения, как уходившие в соединения «сверху», так и внутри их самих, при доведении приказов до дивизий, полков, батальонов и рот..

Особенно актуальными была связь в самых низовых звеньях, именно тех, куда уходила большая часть объёма производимых в стране радиостанций – как на новой элементной базе с экспериментального производства НКВД, как на классической радиоламповой, так и те средства связи, что приходили в РККА из поставок по ленд-лизу.

***

Вот и на сегодняшнем совещании ГВС он внимательно слушал высших военных. Наступившая весна подводила черту в том, что было зимним позиционным тупиком. И если Германия не могла наступать по причине очень больших потерь вермахта – превосходивших самые худшие собственные прогнозы немцев – из-за сильнейшего сопротивления советских войск, то руководство СССР, имея большие резервы в живой силе и технике, сознательно не вело крупных наступлений зимой. Знание уроков «иной истории» крепко удерживало в узде желание «побыстрей».

За всю зиму, за исключением тех двух неудачных попыток прорыва на центральном направлении и тактического успеха в Прибалтике, немцы не предпринимали больших усилий, фактически перед всем миром признав провал блицкрига. И, с истинно тевтонским упрямством и не меньшим орднунгом восстанавливали большие нежданные потери 41-го. Насыщая вермахт личным составом – за счёт полного привлечения контингента 1922 и 1923 годов рождения и призыва в армию наименее важной части рабочих из промышленности, получая от промышленности технику – новую и отремонтированную. Потери в бронетехнике – свыше пяти с половиной тысяч бронеединиц (танков и бронемашин всех типов) за период с начала войны немцам удалось восстановить примерно на две трети, максимально увеличив её выпуск и задействовав часть трофеев из арсеналов разбитых европейских армий, остававшейся на складах. Хуже дело было с автотранспортом. Утерянные в боях полностью уничтоженными и попавшими в долгий ремонт полтораста тысяч автомобилей и тягачей всех типов удалось скомпенсировать полученными от промышленности и отремонтированными только на треть..

Однако, выбирая резервы живой силы, разворачивая массовое производство, Германия всё сильнее сжимала пружину тотальной войны. Которая обязательно выстрелит. Как было ясно многим – как в СССР, так и его союзникам, так и сателлитам Германии, так и нейтралам и прочим на иных континентах – пружина развернётся весной-летом в этом, наступившем 1942-м..

До сих пор не было ни малейшей ясности – что задумали немцы. Предположения конечно, были, разведывательные органы как генштаба КА и ГУГБ, так и сведения, приходившие от союзников и других источников (у нейтралов и в дипломатических кругах) давали кусочки информации о готовящемся большом наступлении немцев. Но какой-либо уверенности в том, где именно и что предпримет враг в самое ближайшее время, как только установится более-менее приличная погода, не было совсем. Отрывочные сведения из Германии, от немногих оставшихся разведывательных источников – не попавших «под колпак» или полную ликвидацию со стороны гестапо, давали некоторые данные, подтверждавшие официальную пропаганду Германии – её промышленность действительно полностью перешла на работу в режим военного времени, более-менее восстановив потери 41-го. Те из дивизий вермахта, которые понесли большие потери в СССР, были восстановлены – в живой силе и технике. Приоритет, как и ожидалось, отдавался панзер-дивизиям, люфтваффе, артиллерии. Хотя, в целом, в технике особых отличий по сравнению с «той историей» не наблюдалось – подобное нельзя по мановению руки достать из кармана, но то, что пришло в вермахт и люфтваффе в «той войне» в 1942, было отмечено уже и в «этой». Числа только были больше – верхушка Германии приняла единственно верное в данной ситуации решение – тотальная война, тотальная мобилизация всех возможностей и поставила всё на «вторую попытку»..

***

Красная армия за зиму также ограничивалась частными наступлениями в некоторых местах фронта, сопровождавшимися массированным артогнём и атаками танковых соединений уровня бригады, ориентированных на непосредственную поддержку пехоты, а не на глубокие прорывы. И, также, как и немцы, при значительном сопротивлении противоборствующей стороны прекращала попытки продвижения далее. Тактика войны на истощение была более выгодна Союзу.

В СССР попали даже кое-какие данные по интенсификации работ по химическому оружию. Вступивший раньше «иной истории» в строй завод по производству «трилона 83» – «табуна» в конце февраля выдал первый десяток тонн продукции. Однако, зная об ускорении работ по химическому оружию в Германии и получив сведения о начале выпуска продукции этим заводом, руководство СССР не испытало особого беспокойства. Первая партия нового типа ХО, фактически была экспериментальных размеров, общий объём за «ту войну» (и не использованный в «тот раз») был известен – тысячи тонн, об интенсивном строительстве ещё трёх заводов подобного назначения разведывательной информации не появилось, и, каких-либо действий в СССР пока предпринято не было. Стремительно устаревавшее (пусть и не во всём) «послезнание» здесь уже не могло помочь..

Фактически, к поздней весне 42-го совпали замыслы и практические меры руководства двух непримиримых ныне врагов. Немецкого – переведя за зиму экономику и всю жизнь Германии на военные рельсы – любой ценой сокрушить СССР и забрать, как минимум, все его ресурсы вплоть до Урала, и советского – выдержав второй и, скорее всего, последний натиск врага, после которого Германия уже не сможет восстановиться, начать решительное освобождение оккупированной части СССР и последующих действий по окончательному разгрому гитлеровского чудовища.