– А какой он из себя этот царь Армении?

Мецн почему-то заулыбался моему вопросу, но потом ответил:

– Описать тебе его – у меня не хватит слов. Лучше дождись завтрашнего дня. Увидишь собственными глазами.

Тем временем мы достигли главных ворот города, и стража нас строго окликнула.

– Открывай быстрее, – зычным голосом приказал Мецн, – сам посланник царя царей пожаловал.

Загремели тяжёлые ворота, и мы вместе с караваном переступили за городскую черту.

Царский дворец располагался в живописной роще, где росли высокие кипарисы и лавровые деревья. К дворцу примыкал высокий храм. Я сравнил его с Главным иерусалимским и понял, что последний намного проигрывал по красоте. С той поры и по сей день, все храмы эллинского стиля завораживали меня своим великолепием. Причиной, как я потом догадался, служило их правильное месторасположение. Храм в Иерусалиме, хотя и был самой высокой постройкой города, однако находился в окружении невзрачных городских домов. Храмы же греческого образца сооружались в живописнейших местах и входили в дворцовые комплексы.

Перед высокой колоннадой главного портала нас встретила вереница слуг во главе с дворецким. Последний собрался, было, восторженно поприветствовать нас, однако Мецн опередил его.

– Караван и людей устроишь надлежащим образом, – приказал он. – Этот юноша – гость царя царей. Отведёшь его в самые роскошные покои.

Дворецкий молча кивнул головой.

– Ну, Соломон, прощай,– сказал вдруг Мецн, – благодарю тебя за всё.

– Надеюсь, мы ещё увидимся? – спросил я.

– Боюсь, что нет, – произнёс задумчиво Мецн.

– А Меружан? Он уже прибыл? – забеспокоился я.

– Нет,– мрачно нахмурил брови Мецн и бросил небрежно, – всё, прощай юноша.

Сказав так, он исчез в темноте дворца.

Я остался один в недоумении. Столь странное расставание с человеком, с которым я за короткое время неоднократно разделил испытания судьбы, удивило меня.

– Попрошу тебя следовать за мной, – учтивый голос дворецкого вывел меня из оцепенения.

Мы пошли по длинному коридору среди мраморных колонн, великолепие которых я смог разглядеть даже при тусклом свете лампады. Вскоре дворецкий открыл двери покоев, и мы вошли в просторное помещение. В центре зала нежно журчал фонтанчик. Недалеко от него стоял маленький резной столик с яствами. Справа, вниз по лестнице моему взору представилась чудесная купальня с маленьким бассейном, а слева в глубоком алькове располагалось широкое спальное ложе.

– Не хочешь ли ты принять омовение после долгой дороги? – спросил дворецкий.

– Не откажусь, – ответил я и, начал спускаться к воде, на ходу скидывая пыльную и изрядно износившуюся одежду.

Ступеньки уходили на дно бассейна, и вскоре я погрузился в приятную тёплую воду. Не успел я как следует окунуться, как почувствовал, что рядом очутились две очаровательные купальщицы. Улыбаясь и смеясь, они принялись натирать моё тело рукавицами из грубой шерсти. Вскоре я, посвежевший и будто заново родившийся, вышел из воды, и рабыни накинули на меня мягкое покрывало. Я подошёл к столу с едой, улёгся на софе и с наслаждением вкусил выпечку, сдобренную мёдом и орехами, запивая нежным ароматным вином.

Тёплая вода, вкусная пища и вино сделали своё дело. Меня стало клонить ко сну. Я вошёл в альков, сбросил на мраморный пол влажное покрывало и с наслаждением скользнул в шёлковую постель. За долгие дни путешествия по жаркой пустыне, где нашим ложем был раскаленный песок, о такой постели я мог бы только мечтать. Я почувствовал под головой непривычное мягкое возвышение. В кроватях иудеев оно было на стороне стоп спящего. Здесь – наоборот.

– Будет ли ещё что-нибудь угодно? – спросил учтиво дворецкий, указав взглядом на улыбающихся прелестниц.

– Я очень устал и мечтаю только об одном – вдоволь поспать, – сказал я и с наслаждением вытянулся в прохладной постели.

Дворецкий с рабынями удалились, и вскоре Бог сна Гипнос пронёсся надо мною, оросив маковым соком и погружая в мертвецкий сон.

Ранний солнечный луч ласково разбудил меня. Я открыл глаза и долго не мог понять, где нахожусь. Постель из шёлка, просторное ложе в огромной комнате с высоченными колоннами – всё это было настолько необычно для меня, что почудилось, будто я ещё сплю. Однако постепенно я стал припоминать события прошедших дней и понял, что вся эта радужная картина – явь.

Вдруг я с горечью вспомнил Лию, вспомнил тот страшный крест, и бессильная ярость заклокотала в груди. Я вскочил со спального ложа и гневно замахал колокольчиком, который предусмотрительно оставил дворецкий. Двери покоев распахнулись и две рабыни вошли, неся с собой одежду. Увидев моё рассерженное лицо, они удивлённо переглянулись. Я опомнился и, успокоившись, приказал одеть себя.

Вместо износившихся лохмотьев меня облачили в коричневую опрятную тунику и подпоясали широким кожаным ремнём. На ступни надели добротные сандалии с мягкими кожаными застёжками. После чего я омыл руки и лицо водой, освежённой ароматом роз. Почувствовав лёгкий голод, я подошёл к столику с яствами и принялся есть. Рабыни стояли поодаль и внимательно наблюдали за мной, боясь пропустить какое-либо моё желание. Я жестом пригласил их присоединиться, на что они, улыбаясь, отрицательно покачали головами.

Спустя некоторое время, в покои зашёл дворецкий.

– Тебя хочет видеть повелитель Армении царь царей Тигран Великий, – произнёс он высокопарно.

Я встал и взволнованно последовал за ним. Предстоящая встреча с царём огромной державы смущала мою юношескую душу. Отчего это вдруг он пожелал увидеть меня, человека, который для него ничего не значил? Вероятно, Мецн рассказал обо мне много хорошего и расположил царя. В таких раздумьях я молча шагал за дворецким, переходя из одной роскошной комнаты дворца Селевкидов в другую. Достигнув тронного зала, мы остановились и стали ждать, пока стража распахнёт высокие двери. Наконец, по чьему-то приказу двери открылись, и моему взору представился огромный зал с арочными сводами и мраморными колоннами. Казалось, я вхожу в храм к божеству. Сам царь-бог сидел на высоком ажурном троне, в полукруглой нише, пронизанной со всех сторон солнечными лучами, так что лицо царя было невозможно разглядеть. Всё это было сделано специально, чтобы создать побольше таинственности и помпезности.

Мы вошли, и дворецкий положил руку на мою спину, давая понять, чтобы я пал ниц. Прошло достаточно времени, а мы, упёршись лбами в мраморный пол, всё ещё находились в неудобном положении, и это было неотъемлемой частью придворного этикета.

– Можете встать, – повелел владыка, и его голос эхом отразился от высоких каменных стен.

Мы поднялись, и я начал внимательно всматриваться в царя. Разглядеть его отчётливо я не мог, но голос показался очень знакомым. Царь вдруг встал со своего места и медленно начал спускаться вниз. По мере приближения, ослепляющий эффект солнечного света пропал, и когда повелитель снизошёл до моего уровня, я смог ясно различить черты его лица. Это был Мецн!

Его коротенькая бородка была начисто выбрита, обнажив белую кожу, которая резко контрастировала с загоревшим под солнцем пустыни лбом. На голове у него была великолепная золотая диадема, а пальцы рук по-прежнему украшали многочисленные разноцветные перстни. От неожиданности я на мгновение растерялся. Мецн подошёл поближе и, лукаво улыбаясь, произнёс:

– Да, Соломон, я царь Армении Тигран Великий. А это значит, что я повелитель Большой и Малой Армении, Киликии, Комагенны, Сирии, Каппадокии, Осроэны, Софены, Мидии, Антропатены, Кордуэны. Я царь всех этих царств. Я тот, кто разорил царство могучих Селевкидов, последователей Александра Великого, и сейчас живу в их дворце, а город Антиохию превратил в свою южную столицу. Ты же по-прежнему можешь звать меня Мецн Тагвор – Великий царь. Именно так обращаются ко мне приближённые, к числу которых с сегодняшнего дня я тебя причисляю. Во время путешествия я должен был скрывать своё истинное имя, хотя, как помнишь, даже это не уберегло бы меня от гибели, если бы не твоё своевременное вмешательство. Боги Олимпа вовремя послали тебя. Стрела, выпущенная из твоего гастрофета, спасла мне жизнь. И я это никогда не забуду.