Но, может быть, Джек согласится вытаскивать пойманных зверей в более или менее светлое место и ловить их там еще раз? Джек любезно внял нашей просьбе. Чарльзу и мне вместо того, чтобы снимать мартышек, перелетающих с ветки на ветку, или поджидать в укромном месте, не выглянет ли из зарослей робкая лесная антилопа, ничего не оставалось, как довольствоваться мелкими тварями, которых можно вынести на свет, – хамелеонами, скорпионами, богомолами и многоножками.

Нашей главной целью по-прежнему оставалась Picathartes, лысая ворона. Джек взял с собой ее акварельный «портрет», выполненный неким художником по музейному экспонату. В каждой местности, где мы оказывались, он показывал рисунок местным жителям и спрашивал, не знают ли они такой птицы. Наши собеседники недоуменно разглядывали картинку, мол, нет, не видали, пока наконец не нашелся крестьянин, который лысую ворону узнал. Эти птицы, сказал он, строят гнезда из грязи, вроде ласточкиных, но только побольше, и прикрепляют их к огромным лесным валунам. В светлое время их почти не увидишь, вырубать ради них деревья тоже бессмысленно. Мы решили не жалеть нашей бесценной сверхчувствительной пленки, и в конце концов нам удалось впервые, насколько мне известно, сфотографировать лысую ворону живьем, в ее природной среде.

Первая передача вышла на экраны в декабре 1954 года. Джек показывал в студии зверей и птиц, я из аппаратной руководил камерами и подсказывал, какой эпизод должен пойти. А на следующий день случилась беда: Джек неожиданно потерял сознание и попал в больницу. Программа, разумеется, шла в прямом эфире, и ровно через неделю вместо Джека должен был появиться кто-то другой. Начальство выбрало меня. «Ты в штате, – сказали мне, – поэтому никакой надбавки к жалованью тебе не полагается». Неделю спустя я восседал на месте Джека, изо всех сил стараясь удержать животных; один из друзей моего шефа направлял камеры.

Африка, которую мы показывали, очень отличалась от той, какую снимала чета Дэнис. Пилюльные осы, строящие свои поразительные чашевидные гнезда, и муравьи, армиями нападающие на скорпиона, конечно, не могли сравниться с величественными обитателями Восточной Африки, но искусному фотографу Чарльзу удалось сделать на редкость выразительные снимки, так что наша программа пользовалась успехом. Начальство было удовлетворено.

Примерно через месяц после того, как передачи закончились, Джека сочли достаточно здоровым, чтобы выписать из больницы. Мы встретились и решили как можно скорее, пока у боссов не выветрился из памяти наш первый удачный опыт, предложить следующую программу.

Мы так и сделали – и к нашему удивлению, всего через восемь недель после того, как закончился «африканский цикл», нас снова отправили на съемки, на сей раз в Южную Америку, точнее, в Гайану, которая в те годы называлась Британской Гвианой.

Вскоре после того, как мы приехали, Джеку снова стало хуже, и он вынужден был вернуться в лондонскую больницу. Мне опять пришлось взять на себя его обязанности и заняться поисками животных; их становилось все больше, поэтому к нам присоединился еще один главный хранитель зоопарка.

Джек до конца так и не поправился к тому моменту, как мы вернулись. Я по-прежнему вел передачи, вместе с Джеком мы готовили следующую экспедицию, на сей раз в Индонезию, где хотели снять самую большую рептилию в мире – комодского варана, которого прежде никогда не показывали по телевизору, но было ясно, что такое путешествие Джек не потянет. Он уговаривал нас ехать без него. В конце концов мы согласились. Вскоре после нашего отъезда Джек скончался. Ему было всего сорок семь лет.

Вернувшись из Гайаны, я решил описать нашу поездку, и последующие несколько лет после каждого путешествия составлял более или менее подробный отчет. Три из них, в сокращенной и уточненной версии, вошли в эту книгу.

С тех пор как я начал делать эти записи, мир значительно изменился. Британская Гвиана обрела независимость. В те годы саванны Рупунуни, где мы высматривали гигантских муравьедов, казались нам едва ли не краем земли, а сегодня туда летают регулярные рейсы и налажена постоянная связь с побережьем. Одна из главных достопримечательностей Индонезии – превращенный в романтические руины яванский храмовый комплекс Боробудур – сейчас полностью отреставрирована. На Бали, куда раньше можно было попасть только по морю, открыт аэропорт, огромные авиалайнеры каждый день доставляют туда тысячи туристов, путешествующих между Австралией и Европой, а тогда нам встретился в этих местах только один человек европейской наружности. Наконец, Комодо, куда с немалыми приключениями мы добирались в 1956 году, вот уже много лет как включен в туристические маршруты, и толпы туристов ежедневно прибывают на остров, чтобы поглазеть на огромных варанов. Да и телевидение за эти годы наконец стало цветным.

В 2016 году, однако, сотрудница архива BBC, разбирая фильмохранилище, наткнулась на несколько проржавевших коробок с надписью «“Зооквест” – цвет». Она решила полюбопытствовать, что там, – и обнаружила цветные негативы, которые до сих пор никто, включая меня, никогда не видел. Когда их отпечатали, оказалось, что за 60 лет затворничества они совсем не выцвели, так что их вполне можно показывать публике. Надеюсь, эти записи чем-то похожи на старые, но сохранившие яркость снимки.

Южная Америка – место обитания самых удивительных, самых милых и самых жутких животных в мире. Мало кто сравнится с ленивцем, который передвигается медленно и бесшумно, время от времени зависая головой вниз на высоких лесных деревьях; едва ли найдется зверь более странный, чем живущий в саванне гигантский муравьед с его нелепым, непропорциональным туловищем, хвостом, развевающимся, словно обтрепанный флаг, и беззубой мордой, вытянутой в изогнутую трубу. Но вокруг так много дивных птиц, что на них почти не обращаешь внимания. Оглушительно верещат цветастые попугаи макао (глядя на их изысканное оперение, трудно поверить, что они способны так истошно орать), колибри, похожие на драгоценные камешки, в поисках нектара порхают с цветка на цветок, их переливчатые перья сияют всеми цветами радуги.

Иные многочисленные обитатели южноафриканской природы вызывают восторг, граничащий с отвращением. Взять хотя бы стаи речных рыб-людоедов, готовых разорвать в клочья любое живое существо, которое окажется рядом с ними, или «страшилку» для европейца и суровую реальность для Южной Америки – летучих мышей-вампиров, по ночам покидающих свои лесные места ночлега, чтобы сосать кровь коров и людей.

Я ни на миг не сомневался в том, что следующей после Африки, где проходила наша первая зоологическая поисковая экспедиция, должна стать Южная Америка. Но какую часть этого огромного, пестрого континента выбрать? В конце концов мы решили отправиться в Гайану – единственную английскую колонию, сохранившуюся в южной части Америки. К нашей «африканской компании» – Джек Лестер, Чарльз Лагус и я – на сей раз присоединился смотритель Лондонского зоопарка Тим Вайнелл. В те годы он был приставлен к копытным, но за долгое время работы в зоопарке ему довелось иметь дело с разными животными. Теперь на него возлагалась трудная и неблагодарная обязанность – сидеть в нашем лагере на берегу и присматривать за зверьем, которое мы поймаем.

Итак, в марте 1955 года мы приземлились в столице – Джорджтауне. Три дня ушло на то, чтобы получить необходимые разрешения, пройти таможенный досмотр наших фотоаппаратов и кинокамер, обзавестись необходимой кухонной утварью, едой и гамаками, – и теперь нам не терпелось отправиться наконец на поиски «экспонатов». К этому времени мы уже приблизительно представляли себе, как будем действовать. Карта подсказывала, что значительная часть Гайаны покрыта тропической сельвой, которая простирается на север до Ориноко и на юг до бассейна Амазонки. На юго-западе леса идут на убыль и уступают место обширной, покрытой травой саванне, а вдоль берега тянется полоса освоенной земли, где рисовые поля и сахарные плантации перемежаются небольшими затоками и болотами. Нам было ясно: чтобы как можно полнее представить в коллекции фауну Гайаны, надо обследовать все регионы, поскольку в каждом обитали животные, характерные только для этих мест, которых нельзя больше нигде найти. Однако понять, куда надо идти в каждом из регионов и в каком порядке изучать территории, мы смогли только после того, как вечером третьего дня нас пригласили поужинать с превосходными знатоками этих мест – Биллом Сеггаром, окружным чиновником, ответственным за отдаленные лесные территории на западной границе, Тайни Мак-Турком, ковбоем из саванны Рупунуни, и лечившим американских индейцев врачом Сэнниддом Джонсом, которому доводилось навещать пациентов в разных уголках колонии. Почти до рассвета мы разглядывали фотографии, смотрели фильмы, исследовали карты и лихорадочно делали заметки. Когда наконец мы распрощались, у нас был подробный план действий: сначала – саванна, затем – леса и последними – прибрежные болота.