-Закончится только течка. Но не наша с тобой история.
Мальчик слабо улыбается и тянет его на себя, вновь подставляясь под его руки и язык.
Наступает пятница. В последний день течки они уже не так наполнены жгучей страстью, скорее нежны. Малыш стал больше похож на самого себя, к нему вернулась некая стеснительность, немногословность. Они не спеша говорили о каких-то абстрактных вещах, о жизни и судьбе, о добре и зле:
-И все же, мне кажется, чем выше статус человека в обществе, - говорил омега, - Тем выше должна быть его социальная ответственность. Если не личным примером, то хотя бы добрыми делами для других, человек должен отдавать долг обществу, в котором живет.
В такие моменты Гао снова начинал сомневаться, что его любовнику только восемнадцать. Порой он чувствовал в нем равного себе собеседника:
-Ты говоришь как коммунист, - улыбался альфа.
-Я слышал о коммунизме только поверхностно, - пожимал плечами тот.
-Ладно, допустим, у тебя много денег. Что бы ты сделал для общества?
Малыш задумывается на мгновение, и Гао ожидает услышать что-нибудь типа “построю больницу”, “возьму под опеку детский дом”, “открою приют для животных”, но он отвечает неожиданно:
-Я открыл бы реабилитационный центр для омег.
-Что? - удивляется Гао, - Зачем?
-Ну вот, ты совсем ничего не знаешь об омежьей жизни! - восклицает мальчик, - Не знаешь ни проблем омег, ни их трудностей. Очень многие омеги становятся жертвами насилия, очень многим принудительно ставят метки, и они вынуждены жить с последствиями всю жизнь! Таких омег очень много, каждая - в зоне риска, каждая вторая подвергалась насилию, каждая четвертая - с меткой. Омегам нужна реабилитация, помощь психолога и омеголога, лечение, новые законы, ужесточение наказания за насильственную метку!
Он говорил так горячо, что Гао невольно испугался: в этом чувствовалось нечто личное, и он спросил осторожно:
-Нянь Ю, тебя когда-нибудь насиловали? Или пытались? Или пытались поставить метку?
Тот склонил свою курчавую голову, Гао не видел его лица:
-Меня не насиловали. Но пытались. Четыре раза, я всякий раз убегал или отбивался. А вот мою мать… отец взял ее силой, и силой поставил ей метку. Он был в неё страстно влюблен, а она его не хотела. Тогда он и привязал ее к себе, сделал своей «заморской женой». Приезжал к нам где-то раз в год. Мать его всю жизнь ненавидела.
-Вы жили с ней не в Китае? - тихо спрашивает Гао.
-До десяти лет я жил с мамой в Испании. Пока она не умерла. А потом отец забрал меня в Тайвань. А потом и он умер.
Впервые Гао не хочет его больше ни о чем расспрашивать. Просто притягивает мальчика к себе и целует в кучеряшки.
Наступает суббота. Течка малыша прекратилась, Гао явственно почувствовал, как его густой запах рассеялся за ночь, когда проснулся рядом с ним субботним утром. Юноша был очарователен в утренних лучах солнца, которое наконец-то сменило почти двухнедельные тучи.
Обычно, именно в такие моменты он и понимал, что связь с очередным омегой пора завершать: ему становилось некомфортно рядом с партнером, хотелось побыть одному, он начинал раздражаться и скучать. Это приходило невольно, Гао и сам был не рад в очередной раз разбивать омежье сердце, но никогда ничего поделать с собой не мог.
В этот же раз все было по-другому. Он не чувствовал ни раздражения, ни, уж тем более, скуки. Наоборот, омега был им еще не изучен, в нем было так много всего интересного, он все еще хотел его, даже после трех дней бесконечного секса, его сердце затапливала нежность, при виде этих кучеряшек, и лютая злоба, когда он видел полосы от побоев на его спине. Няню Ю так и не сказал ему, кто это сделал, и Гао был намерен найти этих ублюдков самостоятельно, ему просто нужна была хоть какая-нибудь зацепка. Но мальчик определенно умел хранить тайны, если хотел, поэтому Гуаньсюй просто решил дождаться подходящего момента, чтобы выспросить у омеги все.
Встав с постели, он оделся и пошёл в свой кабинет. За три дня неожиданного отдыха, дел, конечно, накопилось немерено. Мужчина принялся работать и не заметил, как прошло время. Вдруг в дверь его кабинета постучались, и Нянь Ю зашел, аккуратно прикрывая за собой дверь. Он был полностью одет и даже в своей джинсовой курточке, а по его глазам Гао сразу понял: пришел прощаться.
Это и тревожило, и веселило одновременно, впервые наутро решили проститься с ним, а не он с кем-то:
-Ты куда это собрался? - спросил альфа, вскидывая бровь.
-Течка закончилась, и я… я…
Взгляд альфы посуровел, и он спросил тяжелым голосом:
-А ты ко мне только провести течку пришел?
-Нет! - горячо вскидывается малыш, начинает волноваться еще больше, - Течка - это совпадение! Я вообще не должен был приходить, тебе ни к чему мои проблемы! Просто я переждал минимальное время, теперь могу уйти, я не хочу тебя обременять!
Гао смотрел на него грустно и спросил тихо:
-Ты просил защиты - и я дал ее тебе. В благодарность я прошу тебя честно ответить на мои вопросы. Ты ответишь?
Малыш кивнул, а у самого глаза уже были на мокром месте, ну что за ребенок!
-Ты решил отдать мне свою девственность только из-за денег?
Омега сразу опускает голову, и Гао понимает, что он начал плакать. Возможно, ему даже было стыдно. Он кивает, его кучеряшки трясутся, и мальчик выдавливает из себя:
-Да.
-А три дня назад пришел ко мне, потому что идти больше было некуда? Потому что только я смог бы защитить тебя лучше остальных?
Кучеряшки снова трясутся, и он уже не сдерживает рыданий:
-Да.
-На самом деле, я тебе не нравлюсь и никогда не нравился?
Малыш закрывает ручками лицо:
-Нет!
Это пронзает Гао сердце так сильно, что хочется выть. Но, по крайней мере, омега честен с ним. Что ж, раз так, его придется отпустить. Придется…
-Ладно… Тогда…
-Нет, ты мне нравишься! - кричит омега сквозь рыдания.
Альфа застывает и смотрит на него: ему хочется переспросить для ясности, но в то же время страшно. В какой раз он понял его неправильно?
Гуаньсюй осторожно подходит к малышу, обнимая и приподнимая его над собой, чтобы видеть его раскрасневшееся заплаканное лицо:
-Я тебе нравлюсь? Нравлюсь тебе, правда?
-Прости меня! - горько просит омега, обнимая его за шею, - Я такой эгоист! Я не должен был приходить сюда и навлекать на твой дом неприятности! Я хотел защитить тебя, но… мне некуда было идти, и я пошел к тебе. Я больше никуда не хотел идти!
-Оставайся, - попросил Гао, который млел от его чувств, слез и слов, - Я смогу тебя защитить, я не боюсь твоих бандитов. Оставайся, я не хочу тебя отпускать. Я говорил серьезно: ты же знаешь, что я тебя больше не отпущу? Ты сказал “да”.
-А-Гуань… - мальчик, кажется, не до конца верил его словам, вглядывался в него, силясь понять, серьезно ли он.
-Besame mucho, Пирожочек, - улыбался Гао, подкидывая его в своих руках.
И тот заулыбался тепло и прижался к его губами, как маленький довольный котенок.
-Давай сегодня съездим куда-нибудь, у тебя почти ничего нет из вещей, - сказал ему Гао, ставя омегу на пол.
-Когда? - спросил он.
-Сейчас, - ответил Гуаньсюй, - Подожди меня внизу, я отправлю пару писем и выйду.
Когда он покончил со своими делами и уже спускался вниз, то наверху лестницы вдруг застыл, его пробрал настоящий ужас: внизу стояли Пирожочек и… Ба.
За время трехдневной течки омеги, когда они буквально не вылезали из постели, он вообще забыл о том, что делит этот дом еще с тремя родственниками, особенно с Железной Ба, которая все еще была полноправной хозяйкой в доме. Гао еще не успел обдумать, как бы представил Нянь Ю родне, а тот уже успел попасться бабушке на глаза. Они стояли внизу и смотрели друг на друга: юноша с милой очаровательной улыбкой, бабушка - строго и внимательно, как всегда. Гао заволновался и бросился вперед, желая защитить Пирожочка и хоть что-нибудь объяснить, но вдруг чуть не споткнулся, когда увидел, что Железная Ба улыбнулась Нянь Ю и ласково дотронулась до его щеки.
