Кружилин опрокинул содержимое стакана в рот, крякнул и разгладил усы. Мы последовали его примеру, разве что не крякали. И усов у нас нет – не положены пехоте. Бренди оказался хорош, хотя отдавал сивухой. Не умеют еще здесь делать хороший коньяк.

– Вот, – продолжил есаул, отставляя пустой стакан. – А чтоб не думал ты, Сергеич, что казаки добра не помнят, у нас для тебя подарок. Матвей, неси! – велел сотнику, сидевшему справа.

Тот вскочил, подбежал к лошадям и вернулся, держа в руках… гитару.

– Думали мы, что тебе подарить, – сказал Кружилин, приняв инструмент, – как тут Матвей и говорит: «А не тот ли это Руцкий, который песню про казаков сочинил? Тогда ему гитара в самый раз будет». Прав он?

– Да, – подтвердил я.

– Вот и держи! – есаул протянул мне гитару.

Я бережно взял ее за гриф и рассмотрел. Богатый инструмент, явно заграничной работы. Инкрустация перламутром на верхней деке и на голове грифа, колки и нижний порожек из дорогого дерева, ладовые порожки латунные.

– У французов взяли?

– Не мы, – пояснил Кружилин. – Браты обоз разбили, там нашлась. Я ее на часы выменял. Угодил?

– Еще как, Егор Кузьмич! – сказал я, поклонившись. – Спасибо.

– Тогда спой! – сказал есаул. – Про казаков.

Я опустился на чурбак, примостил гитару на бедре и пробежался пальцами по струнам. Боже, как звучит! Даже подстраивать не нужно. Явно концертный инструмент. Как он оказался в обозе? Скорее всего, украден в Москве – сомневаюсь, что французы везли его из Парижа. Ну, Кружилин, ну, умница! Так угодить! Он хотел песен? Их есть у меня. И я спел. Сначала «Только пуля казака в поле остановит», затем «Чернобровую казачку». После второй песни есаул встал, следом вскочили казаки.

– Посидел бы еще, да служба, – сказал Кружилин. – Прощевайте, господа! Даст бог, свидимся.

Через минуту топот копыт затих в ночи.

– Спойте еще, Платон Сергеевич! – попросил Тутолмин.

– Пожалуйста! – подключились другие субалтерны.

На мгновение я задумался. Что им спеть? «Ваше благородие, госпожа удача»? Как-то не хочется. Про егерей – тоже. Настроение не то. День сегодня выдался суматошный. Кровь, смерть, затем вызов к Кутузову… Не хочу про это. Внезапно вспомнился монах и его напутствие перед боем. А что, если? Эту песню мы разучивали в детстве и пели в школьном хоре. В 90-е было модно все заграничное, хотя текст здесь русский. Я пробежался пальцами по струнам, подбирая мелодию.

Я увидел, как стали большими глаза у юных субалтернов. Да и Семен с ротными смотрели, не отрываясь.

Ну, и в завершение:

Я закончил петь и отложил гитару.

– Ну, что, господа, – спросил. – В бутылках еще что-то осталось?

– Так точно! – доложил Тутолмин.

– Тогда разливайте, прапорщик!

Взяв жестяной стакан с плескавшейся в нем жидкостью, я встал.

– Предлагаю, господа офицеры, выпить за наших нижних чинов: рядовых и унтеров – тех, кто сегодня скончал живот свой, положив его за други своя, и тех, кто остался в строю. Пусть Господь упокоит в Царствие Своем души павших и укрепит силы живых. Великое дело сегодня совершили наши солдаты. Благодаря им мы радуемся жизни. Их отвагой и самопожертвованием спасен русский город и его обитатели. Цел Малый Ярославец, не сгорел, как Москва и Смоленск, не оставлен, как те, жителями. Отныне побегут отсюда врази, расточатся, яко дым, и исчезнут, яко тает воск от лица огня[31]. До дна!

Все дружно выпили. Прапорщики с изумленным выражением лиц – не привыкли еще к моим закидонам. За солдат здесь тост толкать не принято – для господ офицеров они серая скотинка. Спешнев и ротные встретили мой спич спокойно – не в первые подобное слышат.

– Ну, что, господа, – произнес Спешнев. – День выдался тяжелый, время позднее, завтра возможно сражение. Следует отдохнуть.

Ну, и выпивка кончилась…

– Спокойной ночи! – сказал полковой командир и, получив ответное пожелание, скрылся в темноте. Мы побрели к овину. Там разлеглись на соломе, укрылись, кто чем. Мои спутники скоро уснули, а я лежал, размышляя над событиями сегодняшнего дня. До чего же ты дошел, фельдшер Руцкий, а? Людей, как палач, топором рубил. Кровавый маньяк. А еще представитель самой гуманной профессии. Я хмыкнул. А врач, когда отключает безнадежного больного от поддерживающей жизнь аппаратуры, не совершает убийство? Хорошо еще, что в двадцать первом веке это можно сделать, нажав кнопки. Мне как-то старый доктор рассказывал, что во времена СССР в таких ситуациях была вообще жесть. Когда усилия реаниматологов не приносили результата, и исход борьбы за жизнь человека становился ясным, старший бригады выгонял коллег из палаты, брал шприц с длинной иглой и прекращал мучения человека уколом в сердце. И вот как это считать? «Так то безнадежные больные!» – возразите вы. «Французы – хуже! – отвечу я. – Больные хотя бы умирают сами, а вот эти гады убивают других. И пока они топчут нашу землю, я буду прекращать их существование всеми доступными способами. Это и есть моя гуманная миссия, как бы кто ни убеждал в обратном. Точка!» С этой мыслью я и уснул.

– Хочу услышать от вас, вице-король, почему не удалось захватить это убогое русское селение, по недоразумению названное городом? – спросил Наполеон, сурово глянув на пасынка. – У вас был корпус, в то время как у противника, как мне донесли, не более батальона, да еще без артиллерии. Эту жалкую кучку егерей можно было раздавить, не заметив. Однако вы протоптались у реки четыре часа, позволив русским подтянуть подкрепление, в том числе пушки. Неуспехом сегодняшнего дня и, возможно, будущего сражения мы обязаны вам. Отвечайте!

– Прошу простить меня, сир! – вытянулся Богарне. – Это действительно моя вина. В оправдание могу сказать, что русские действовали совершенно неожиданно. Мы еще никогда не сталкивались с подобной тактикой.

– В этой дикой стране все возможно, – желчно заметил Наполеон. – Офицеры русской армии возглавляют шайки разбойников, которые нападают на наших фуражиров и перехватывают курьеров. Крестьяне прячутся в лесах, сжигают свои жилища и запасы продовольствия, чтобы лишить нас крова и провианта. Я писал об этом Кутузову[32], на что старый лис ответил, что такова воля народа в отношении к захватчикам их земель. Пора привыкнуть, генерал. Чем вас удивили русские?

– Они сожгли мост, затем спрятались в зарослях на противоположном берегу реки. Разведка их не обнаружила. Русские позволили нам построить переправу, после чего перестреляли саперов и разрушили наплавной мост. При этом погиб генерал Дельзон, наблюдавший за строительством.