Близилась полночь по земному времени, но дети на этой лунной ферме не спали.

– Няня, – спросила Лика, – зачем Жунн убивал столько детей?

– Потому что он сволочь и подонок. Он порождение самого сатаны! Этот людоед хотел стать самым могущественным среди всех. В его проклятой лаборатории полно всяких колб и склянок, много перегонных кубов, а над ними клубились красные зловонные клубы. Дьявол по имени трансплантология требовал себе в жертву сердечки маленьких. Вот почему Жунн убивал! Потрясённые матери с ужасом смотрели на Чёрную башню Жунна. Одним она обещала бессмертие, другим – смерть! Горы трупов в морозильных камерах подземелья, постоянный гул печей и чёрный дым крематория.

– А зачем ему столько детских сердец? – спросила испуганная Мэд, младшенькая сестрёнка Лики, – неужели Жунн так любил салат из маринованных сердец с луком?

–Нет, всех сожрать просто не смог бы, – задумчиво ответила няня.

Склонившись над кастрюлей, она некоторое время помешивала суп из грибов и водорослей, которое выращивались на этой лунной ферме.

Три дочери фермера Сансе, Орта, Лика и Мэд, с замиранием сердца ждали продолжения.

– Этот изверг поступал ещё хуже, – снова заговорила кормилица, в её голосе звучал гнев. Сначала он приказывал, чтобы малыша – мальчика или девочку – привели к нему. Напуганный малыш кричал и звал свою мать, а Жунн что-то прикидывал, сидя в удобном компьютерном кожаном кресле. Затем он засовывал ребёнка в биосканер, ребёнок задыхался, а Жунн внимательно пересчитывал все его косточки и смотрел, как бьётся сердце. Ребёнок бился, словно придушенный цыплёнок, его глаза вылезали из орбит, он весь синел.

– Няня, а что такое цыплёнок? – спросила маленькая Мэд

– Это такие зубатые твари как крысы, которые живут в космопорте, только они жёлтые. Няня, рассказывай, – попросила старшая Орта.

– Так вот, когда ребёнок задыхался в биосканере, в огромной лаборатории слышались лишь хохот жестоких мучителей, да стоны их маленькой жертвы. Потом Жунн вынимал ребёнка из биосканера, сажал его к себе на колени, прижимал к груди как щенка и нежно успокаивал.

« Ничего не бойся, – говорил он. – Мы просто добрые доктора, а медицина вещь тонкая и не всегда приятная, но теперь уже всё кончено. Теперь мы дадим тебе полезные витамины, пошьём тебе блестящий космический комбинезон. Ты же хочешь быть космонавтом?…» Ребёнок затихал. Его наполненные слезами глазки начинали светиться радостью. И вот тут-то проклятый Жунн неожиданно хватал хирургический лазер и вырезал ребёнку сердце! А когда к нему привозили молодых девушек, проданных своими родителями за долги, ох что он с ними творил…

И что он с ними делал? – спросила Орта.

Няня открыла рот чтобы продолжить, но тут вмешался старый Гим, который грелся у электродуховки и сушл свой табак.

– Да заткни пасть, старая ведьма!– я старый охранник и телохранитель. Я в жизни всякого гавна навидался, я знаю, с какой кровью делят награбленное добро в космопорте, видел как разлетаются кишки в открытом космосе, когда угоняют орбитальные лайнеры, но вот от ваших россказней у меня всё внутри переворачивается…

Толстуха Фанни с живостью повернулась к старому служаке.

– Ты думаешь, что мы брешем как старые торговки с невольничьего рынка? Да как бы не так! Сразу видно, Гим, что Вы чужак в нашем секторе. А ведь стоит проехать под купол Нанта, как сразу наткнёшься глазами на чёрный небоскрёб. Уже двести лет миновало с той поры, как творились злодеяния в этой проклятой лаборатории, а люди проходя мимо, всё ещё осеняют себя крестом, кто из православных, мусульмане поминают пророка.

– А мне насрать с колокольни, я неверующий!

– Так может ты ещё и партейный?

– Может и партейный, не ваше дело! Только вы, лунные придурки, можете хвалиться своими врачами – живодёрами. А для таких как я, рождённых на орбите, без врачей вообще жизни не было б.

– Сам ты, Гим, дурак и уши у тебя холодные. Таким клонированным старым козлам как ты, вообще не понять, какой страшный душегуб был этот Жунн. А когда его судили и приговорили, он перед смертью раскаялся и попросил прощения у бога, и все матери, чьих детей он разобрал на органы или съел, закатили по нему траур.

– Да вы тут на ферме оказывается все на голову вмазанные, – воскликнул старый Гим, – что вы тут курите?

– Иди в жопу! Мы такие, какие есть! Великие во зле и великие в прощении! – прошипела няня.

– Нет, просто вы вообще и наглухо…хвала Марксу, что не выругался при столь юных дамах нашего фермера!

Кормилица с суровым видом посмотрела на Гима.

Я, конечно, мало в своё время чатилась , да и в нете сидела недолго, продолжала она, – но всё же могу отличить сраные фейки, которыми развлекаются в таких же сраных тошниловках, от того, что и впрямь происходило, когда на Луне начинали возводить города под куполами и строить наши глубинные пищевые фермы. Жунн жил на самом деле. И пусть его давным- давно пустили на удобрения, для наших ферм, но, кто знает, может его коварная душёнка и сейчас бродит где-нибудь неподалёку от Чёрного небоскрёба. И лучше её не трогать, это вам не стерео фантомы и не галюники, хотя и над ними тоже лучше не насмехаться…

– А над привидениями можно смеяться, няня? – спросила Лика.

– Можно. А можно и в рыло получить. Привидения не злые, но они почти все несчастные и обидчивые, зачем же насмешками заставлять их страдать ещё больше?

– А почему старая дама, которая появляется в отсеке гидропоники плачет?

– Разве узнаешь? В последний раз я повстречала этот призрак шесть лет назад, как раз между шлюзовой камерой и большой галереей, и мне показалось, что она тогда не плакала.

– Да не может она плакать, ведь она слепая! Этот призрак всегда ходит, вытянув вперёд руку. Или она что-то ищет. Старая дама подходит к спящим детям и проводит рукой по их личикам.

– Нет, я категорически столько не выпью, лопни моя печень, – запротестовал старый Гим, – ваши глюки это ваше дело, но я лично нахожу, что не хорошо так пугать наших крошек!

– ОЙ, ой! Поглядите на него! Старый вояка соли распустил! А сколько ты детишек убил, когда охранял склады с провизией? А сколько юных дев перетоптал, когда служил земному императору? Скольких клонов, таких же как ты сам, ты повесил, а сколько отправил в дезинтегратор?

– Как и все, как все другие, тётушка. Такова война. Хотя партейных я даже не мучил, а ведь такая солдатская судьба. Но в жизни этих девочек не должно быть ничего, кроме игр и весёлых рассказов.

– Как скучно бы было, – возразила служанка Фантина, – правда, она такая красочная и многогранная! Гим, Вы ведь знаете моего сына, он служит механиком у нашего барона-фермера Монтелу?

– Да, знаю, очень красивый парень.

– Ну так вот. Это было во время войны. Наш орбитальный лайнер был захвачен. Этот лязг бронированных скафандров, красивые яркие вспышки армейских бластеров я помню как сейчас. Эти космические пехотинцы такие бравые парни! У них есть такой прекрасный обычай – после абордажа судна водить красавиц в капитанскую баню. Там я, мягко говоря, потеряла свою невинность. Я не помню лиц, которые… но в память о том дне, мой сын носит имя Жан Латник. О! Я бы много могла рассказать вам о настоящих вояках! Что одни вытворяли со мной в капитанской бане, пока другие парили в микроволновке моему мужу пятки, допытываясь, куда он спрятал деньги.

Толстая Фантина рассмеялась и налила себе самиздательского, чтобы промочить себе горло, пересохшее от этой длинной речи.

Итак, детство Лики Монтелу протекало в рассказах о людоедах, чёрных трансплантологах, нетипичных алкогольных глюках и космических разбойниках.

В жилах её няни Фантины, текла кровь наверно самых горячих народов Земли или Луны ( сам чёрт не разберётся в её происхождении). Поэтому Лике вместе с молоком кормилицы передались страстность и богатая фантазия, издавна свойственные людям, подобным Фантине.