Эльфы перестали разговаривать и выжидательно смотрели на животных, а Аурелон улыбался им со своего сиденья в скале. Наб посмотрел на Брока.

— Давай, — прошептал он. — Начинай. Каждый будет подхватывать в местах, которые он знает лучше остальных.

Броку припомнились времена, когда ему предстояло выступать на том памятном собрании Совета — давным-давно, в Серебряном Лесу. Он поведал ту же историю, которую повторит и сейчас, но как же мало он понимал тогда, чем все это обернется! Если бы кто-то сказал ему, что он в конечном счете изложит эту историю Аурелону, Повелителю моря, и компании морских эльфов на острове Элгол в стране Шейгра, он бы посмеялся. Тара сейчас им гордилась бы; как бы он хотел, чтобы она осталась жива и стояла рядом с ним, потому что это была в той же степени ее история, сколь и его. Он посмотрел на Уорригала, как и в тот первый раз, и филин, зная, о чем он думает, ободряюще кивнул ему, потому что Уорригал тоже отчетливо помнил то заседание Совета, когда они пытались убедить Уизена и Бруина, Руфуса и Стерндейла, Пиктора и прочих оставить Наба в лесу. Теперь он думал о них, ныне почти всех погибших, и гадал, что сталось со старым Уизеном. Брок начал свой рассказ, и филин внимательно слушал, но не перебивал, когда барсук что-то упускал или чуток перевирал. Потому что среди животных прерывать чье-то повествование — верх скверных манер.

К тому времени, когда рассказ был закончен, в пещере отдавалось громкое эхо шума волн, потому что прилив подступил уже высоко. Каждый из гостей выложил свою часть истории — даже Бет, которая рассказала, как жила жизнью уркку, и о том случае, когда она встретила Наба, и о побеге из дома в Серебряный Лес. Когда повествование завершилось, наступила тишина, слышался лишь плеск моря о стены пещеры. Эльфы, все еще под впечатлением услышанного, сидели неподвижно и тихо, восхищенно глядя на путешественников, пока наконец не заговорил Аурелон:

— Скоро здесь будет море. Пойдемте, вы наверняка устали. Фарайд отведет вас в вашу пещеру, и мы снова встретимся завтра. Пусть вам спится сном дельфина.

Он медленно встал со своего кресла, поднялся по выбоинам-ступенькам в стене к широкому уступу, прошел по нему до места с выемкой для сидения, и там устроился на ночь. Фарайд последовал за ним по ступенькам, поманив гостей за собой. Когда они добрались до уступа, в скале показался небольшой проход — туда, в этот узкий коридор, и направился эльф. Потолок был так низок, что только Уорригал с Перрифутом смогли пройти, не пригибаясь, остальным приходилось ползти на животах, и лишь серебристое свечение, исходящее от Фарайда, указывало им, куда двигаться.

Перрифут вошел в туннель последним и, прежде чем уйти, оглянулся на пещеру. Все эльфы уже расселись вдоль уступа и смотрели на море под собой; оно плескалось над площадкой, где все они совсем недавно сидели, ели и рассказывали свои истории. Всё вокруг наполнилось звуками и запахом моря. Перрифут отвернулся и последовал за остальными. Шум моря начал стихать. Туннель был довольно коротким, и вскоре заяц очутился в другой пещере, намного меньше той, которую звери оставили. Эта пещера, видимо, располагалась не так глубоко, потому что, стоя у задней стены, они могли через устье пещеры совершенно ясно разглядеть темное ночное небо снаружи и волны, накатывающие на гальку прямо у входа.

— Прилив сюда не доходит, — сказал Фарайд. — Проснувшись завтра, вы заметите, что привыкли к ритму волн, как к звуку собственного дыхания. Спокойного вам сна.

Он улыбнулся им и ушел, и путешественники снова оказались одни, впервые после болот. Только теперь, когда появилась возможность расслабиться, они поняли, насколько сильно устали. Стоило им только улечься, как они тут же погрузились в глубокий, спокойный сон. Черный занавес ночного неба с несколькими мерцающими в темноте звездами повис, как покров, над входом в пещеру, а шум волн унес их тревоги прочь.

Когда на следующее утро странники проснулись и выглянули из устья пещеры, то увидели, что чистое голубое небо вчерашнего дня исчезло. Теперь над морем громоздились серые угрожающие тучи, а воздух полнился мелкой туманной моросью. Прилив прошел, и животные вышли подышать воздухом. Они медленно прогулялись вдоль полосы водорослей, оставленных приливом минувшей ночью, и нашли куски деревяшек, отшлифованных и отбеленных морем до тускло-серебристого цвета. Бет прихватила их с собой, чтобы унести в пещеру. Еще они подобрали на берегу несколько камешков и ракушек, примерно таких же, какие вчера пришлось бросить на мысу.

Уорригал отважился полетать над водой, используя свои новоприобретенные навыки, а Сэм, Перрифут и Брок побегали наперегонки вдоль берега, прежде чем тихонько присоединились к Набу и Бет на скалах, где те сидели и глядели на серое море. Все было, как и сказал Фарайд: они действительно больше не слышали волн, разбивающихся о берег, вместо этого звук превратился в часть их самих, и прекратись он внезапно — они бы его хватились. Животные долго сидели, наблюдая, как море подходит и наполняет промоины между скалами, снова оживляя поникшие водоросли, плоские и тусклые — те расправлялись в воде и к ним возвращался цвет.

Затем, когда моросящий дождь усилился и животные начали намокать, они окликнули Уорригала и побежали обратно в свою пещеру. Эльфы оставили им немного еды и питья и, сидя прямо у входа, за которым снаружи капал дождь, они неторопливо и раздумчиво поели подогретых водорослей и выпили горячее содержимое кубков-раковин. Еда была той же самой, что им давали прошлой ночью, но вкус ее изменился, и всякое ощущение холода или сырости, казалось, пропадало, когда по телам растекалось тепло напитка.

От морского воздуха и шума дождя зверей снова потянуло в дремоту, и очень скоро все свернулись у задней стены, заснув беспробудным сном, а море тем временем билось о камни, взметывая в воздух огромные фонтаны брызг. Проснувшись, Наб увидел стоящую у входа и глядящую наружу Бет, тихо встал и подошел к ней; остальные все еще крепко спали. Проходя через пещеру, он заметил, что собранные ими камешки и коряжины аккуратно расставлены по стенам в маленьких трещинках и на уступчиках. Бет вздрогнула и обернулась, услышав за собой его шаги, а затем улыбнулась, обнаружив, что это он. Наб с ужасом увидел, что глаза у нее покраснели, а по щекам текут слезы.

— Что с тобой? — мягко спросил он, и, не отвечая ни слова, она обняла его и, рыдая, уткнулась головой ему в плечо. Он попытался успокоить девочку, поглаживая по волосам и прижимая к себе. В конце концов всхлипы утихли, она посмотрела на него блестящими от слез глазами и заговорила:

— Я думала о том, что будет с нами. Что случится в будущем. Я боюсь. Не понимаю почему, но здесь, у эльфов на Элголе, я чувствую себя такой счастливой! Здесь спокойно и безопасно, а там, в окружающем мире, все представляется кошмаром. Я хочу остаться, Наб. Я не хочу никуда идти. И я хочу, чтобы у нас был дом; у нас когда-нибудь будет дом? Где закончится наше путешествие?

— Не знаю, — сказал он, — но понимаю, что ты хочешь сказать. Я был счастлив в Серебряном Лесу, это был мой дом. Я думаю об этом все время. Хотя мне легче, конечно. Меня готовили к этому почти всю мою жизнь, и… и у меня там дома больше нет. Но ты — совсем другое дело! Бросить все ради этого… — Он умолк, потому что чувствовал себя в ответе за ее боль; ведь именно он увел ее из родного дома. У него не было сомнений, что ему следовало делать, и история, рассказанная лордом Викнором, была просто завершающей деталью мозаики. Но девочка была воспитана среди уркку; стоит ли ожидать от нее, что она поверит в истинность их задачи?

Бет уловила, о чем он думает, но плакала она не из-за этого.

— Наб, — позвала она, но он не поднял глаз. — Наб, посмотри на меня. Дело не в этом. Я, как и ты, знаю, что это правда. Я чувствую это сердцем. И я бы пошла с тобой куда угодно. Я только вот что говорю: я хочу, чтобы у нас с тобой был дом — когда-нибудь в будущем, — и я боюсь, как все повернется. Мы не знаем конца. Мы не знаем, что должно произойти. Вот в чем трудность.