Где невидно тропинки широкой.
Отдала, извела, излила себя всю
И пошла неизвестной дорогой.
Отпечатки от ног были долго видны,
Их безжалостно пыль заносила.
Васильковое лето не знало вины,
И я тоже себя не винила.
Всё забвение
Онемевшие уста,
Мысли скованны,
Что не высказать сполна,
Скажут вороны.
Исчезать в небытие
С горькой памятью,
Что истаяло в душе,
Стало наледью.
Не до бархатных снегов,
Вьюгой брошенных,
Не до теней и следов
Замороженных.
Не испросишь пощадить
Чьё-то мнение,
Всё осталось позади,
Всё забвение.
Сила силу сместила
Металась разгульная буря,
Поля, приминая, и лес.
В безумии тучи нахмурив,
Бросалась клочками с небес.
Вот ветра коварная сила
В своём торжествующем зле
Разгульную бурю сместила
И резко прижала к земле.
Резвясь в перепаханном снеге,
Конь гордо вставал на дыбы
И снова, в неистовом беге,
Летел, оставляя следы.
Из чащи волков серых стая
Опасливо вышла на свет,
Но голодом страх заглушая,
Взяла чуть присыпанный след.
В сугробе лыжню проторяя,
Привычно охотник скользил.
И, гильзами снег усыпая,
Он долго нещадно палил.
Далью брошенный
Даль качалась на ветру
Зорькой пламенной.
Это было поутру
Тьмой израненной.
Оступался, но скакал
Месяц лошадью.
Небо подпирал вокзал
С белой площадью.
Доносился мерный гул,
Далью брошенный.
На пути состав мелькнул,
Припорошенный.
И вагон полупустой
Снами нежился.
Расставалась я с Москвой,
Кто-то встретился.
Земля и грязь
Задышала пашня в лад с лёгкой просинью.
То ли было по весне, то ли осенью?
Аль озимые взошли, али ярова?
Только в каждой борозде дождь наяривал.
Исчесался о посев, взрыхлил бороду
И помчался обсказать это городу.
Там исшарканный асфальт, пыль разгульная,
Сапогами бьют по ней караульные,
Но дождю те не в указ, он прицелился
И по лужам, по ручьям всласть запенился.
То не пиво, не вино разливается,
Просто чистою водой грязь смывается.
К отчиму порогу
Мне всегда чего-то не хватало,
Для себя чего-то всё ищу.
От вокзала или от причала
Оттолкнуться и умчать хочу.
И неважно, водная ль дорога,
Или рельсов лестничная кладь –
Всё равно до отчего порога
Сердцем или мыслями достать.
И серьёзной седенькой калитке
Помахать рукой издалека,
И берёзке, в листьевой накидке,
Поклониться, загрустив слегка.
Жизни двойственность
Порыжевшая листва яркой осени
И тумана голова, в белой проседи –
Всё смешалось под дождём:
мудрость, молодость.
Неизмеренный объём, жизни
двойственность.
Неизменная мечта
Беспокойство без преград лезет в голову.
С кем бы это разделить, чтобы поровну?
Вот бы тяжесть на плечах поубавилась.
Неизменная мечта, я состарилась.
Я тоже мать
Строим планы новые беспечно,
Суетимся, создаём уют,
Думая, что мамы будут вечно,
Никогда в иной мир не уйдут.
Но беспечность закусив до боли,
Провожая в невозвратный путь,
Почернев лицом от едкой соли,
Понимая, что нельзя вернуть.
Тяжелеет лёгкая походка,
Над бровями побелела прядь,
В голове тревоги бьётся нотка
От сознанья, что я тоже мать.
Поэтический язык
Когда улягутся эмоции,
Перечитаю вновь листы.
И стану этих строк невольницей,
Изведав радость красоты,
Где рифм легчайшее дыхание
Являет затаённый лик,
Со сладкой музыкой слияние…
О, поэтический язык!
Читаю Лермонтова, Пушкина,
Запоминаю наизусть.
И эта память в жизни лучшая,
И слёз отрадных не стыжусь.
Новый писатель
Города Чехова маленький житель -
Имени славного просто носитель.
Скромно Антошкой зовётся мальчишка,
Но на коленях с рассказами книжка.
С верной собачкой забрёл на полянку,
Бегло читает да гладит Каштанку.
Время летит… повзрослевший читатель,
Первая книга и новый писатель.
Выброс из памяти
Что вытолкнула память из груди,
То по бумаге брызнуло стихами.
Я прошептала с болью : «Пощади,
Позволь не явью, а забыться снами».
Но символами выбились ростки,
Корнями где-то крепко зацепились.
Сжимаю побелевшие виски,
И строки, потемневшие, размылись.
Я
Я – весна голубоглазая
Из подснежников в венке.
Нет, я – лето шустроглазое
Из осоки в парике.
Осень, осень рыжекосая,
В угасанье вялость сна.
Я – зима простоволосая,
Снега блеск и седина.
Чья-то добыча
Среди кочек на болоте
Чутко селезень дремал.
Он отстал от стаи, вроде,
И добычей лёгкой стал.
Нет ни зависти, ни злости,
Коль заряжено ружьё,
То кромсает дробью кости,
Ждёт поживы вороньё.
В жизни всякое бывает
Как на крыльях взлёт и …падение.
Что сказать ещё? Наваждение.
Не пошёл войной да не взаперти,
Миновал судьбы – сесть на паперти.
Напивался вдрызг, падал замертво,
Нараспашку грудь, сердце заперто.
Признавал порой мысль расхожую,
Призывал тогда силу Божию.
Так катилась жизнь, с прежней смежная,
Будто есть пред ней дверь железная.
Остаётся то, что не прожито,
Поросло травой, да не скошено.
Погоды оркестр
Под ветром метались испуганно тени,
Подвластные полностью вихревой смене.
А тучи тянулись судьбой каравана.
Вот первые капли, как кнопки баяна.
Аккорды, аккорды громового гула
То маршем, то вальсом гроза захлестнула.
Шумели деревья тревожным напевом,
На миг озарённые молнии светом,
А дуб дирижёром стоял неизвестным,
И сам восхищался погоды оркестром.
Для русалки
То утро было золотым,
Морозным и скрипучим.
Казалось солнце восковым,
Сливая свет на тучи.
