Жена говорила так, словно он не был совсем недавно в шаге от смерти, а простыл во время прогулки. В душе что-то оборвалось. Он смотрел на холеное красивое лицо Ларисы, на крашеные белые волосы, собранные в затейливую прическу и хотел только одного, чтобы она ушла. Прошептал:

– Ты давно сидишь? Если устала, можешь идти.

Она кивнула:

– Сейчас пойду. Хотела сегодня в музей Востока заглянуть, раз уж в Ташкент попала. Вчера по базару прошлась. Фрукты дешевле, чем у нас.

Встала. Наклонилась и осторожно поцеловала его в щеку. Кокетливо улыбнулась и слегка помахала пальчиками:

– Я пошла!

Она не спросила, как он себя чувствует, не поинтересовалась – хочет он чего или нет. Костя не хотел просить, надеясь, что она заметит. Но Лариса встала и ушла, словно была посторонней. Он поморщился. Когда дверь за женой закрылась, он с трудом дотянулся до кнопки на стене перебинтованной рукой. Когда вошла медсестра, попросил:

– Пить!

Чужая женщина бережно приподняла его голову и прислонила стакан с холодным чаем к пересохшим губам мужчины. После он долго лежал и смотрел в потолок, вспоминая слова десантника на перевале о смерти Искандера. Вновь и вновь вспоминал глаза и губы Марины. По щекам катились слезы, но он не замечал, а сказать было некому, так как Силаев находился в палате один.

Через трое суток его перевели в общую палату. Лариса этого уже не видела. Она вернулась в Рязань, хотя главврач госпиталя просил остаться. Накануне у них состоялся неприятный разговор. Полковник встретил ее в коридоре, когда она шла к мужу. Попросил женщину зайти после посещения. Зашел в пару палат, чтобы осмотреть прооперированных накануне раненых. Едва успел вернуться в кабинет, как раздался стук в дверь. Лариса заглянула в комнату и со спокойной улыбкой спросила:

– Разрешите?

Полковник указал жестом на диван, удивляясь быстрому визиту:

– Присаживайтесь. Я бы хотел поговорить, Лариса Анатольевна о вашем муже. Ранение было очень тяжелым и выжил он только благодаря тому, что с перевала вывезли вовремя. Ему нужен уход и внимание.

Она удивилась:

– Разве в госпитале не хватает нянечек или медсестер?

Он внимательно посмотрел на холеное лицо:

– Я не об этом. Ему нужен родной человек рядом. Я слышал, что вы собираетесь сегодня вечером лететь домой. Хочу просить вас остаться. Раненому гораздо легче, когда о нем заботится родной человек.

Лариса удивилась еще больше:

– Зачем? Ведь Костя очнулся и согласен, чтоб я вернулась и продолжила работу…

Хирург понял, что разговор бесполезен и отвернулся к окну:

– В таком случае можете ехать. Я больше ничего не скажу, хотя по-человечески не понимаю вас. Ваш муж лежит после тяжелого ранения, а вы не хотите быть рядом. Многие женщины проводят рядом с мужьями по полгода и не жалуются.

Женщина фыркнула вставая:

– Значит им делать нечего! Я пошла. Мне еще надо купить перекусить на дорогу. До свидания!

Спокойно развернулась и ушла. Полковник брезгливо поморщился, глядя вслед. Потер левую сторону груди ладонью и нажал на кнопку. Прибежала дежурная медсестра:

– Что случилось, Виктор Михайлович? Эта дамочка выскочила от вас такая злая, даже не попрощалась…

– Накаплите мне корвалольчика, Аннушка!

Опустился в кресло без сил, а женщина кинулась к стеклянному шкафу в углу. Торопливо звякала склянками. В воздухе резко запахло сердечным лекарством. Медсестра подошла и сама поднесла мерный стаканчик к губам хирурга. Тихо спросила:

– Это из-за нее?

Он грустно кивнул и промолвил:

– Иногда офицерам попадаются в жены стервы. Относитесь к майору Силаеву помягче, но делайте это так, чтоб он не заметил.

Женщина догадливо усмехнулась:

– Дамочка уезжает? Скатертью дорога. Все равно пользы никакой. Хоть бы сок купила мужику. Идет, сумочкой помахивает! Пять минут посидит и бежать! Давить таких надо!

В это время в Москве генерал Бредин разговаривал в кабинете с полковником Горчаковым. В углу равномерно стучали огромные напольные часы с гирями. На одном углу огромного дубового стола находился телефонный аппарат и бронзовый письменный прибор с воткнутой в гнездо ручкой с золотистым кончиком. На другом краю стоял серебряный поднос. На нем тарелка с пряниками в розовой глазури, большой пузатый чайник с заваркой и стаканы. Оба офицера не спеша пили чай с лимоном из стаканов в серебряных подстаканниках. Бредин немного отпил дымящегося паром напитка и вздохнул:

– Леонид, что делать будем? Вероятно, уже по всему Афганистану разнеслось, что Искандер женщина. Ухаживания неминуемы, хоть прячь ее лицо под маску, хоть не прячь.

Полковник развел руками:

– А мы и не станем прятать! Она не так беспомощна, как в тот день, когда появилась у нас. Марина может постоять за себя. Ухажерам туго придется.

Генерал задумчиво посмотрел на него:

– Ты думаешь, что стоит вновь вернуть ее в Афган?

Горчаков пожал плечами:

– Между нами говоря, мне этого не хочется, но она сама туда рвется. За почти пять лет работы на ее счету успешных операций было больше, чем у бригад, посланных для этой же цели. Я тут выяснял – на большинстве точек считают, что Искандер погибла.

– Она и раньше пропадала. Вспомни, как полгода провела с ребенком у родителей.

– Так-то оно так… Да не совсем. Я сам попросил распустить этот слух в Афганистане. Появилась даже пара свидетелей, «видевших» Искандера мертвой. Это два афганских крестьянина, бывших в той пещере. Уж их-то никто не заподозрит в обмане.

– Каким образом удалась такая мистификация?

Горчаков улыбнулся:

– В кабульском госпитале, по моей просьбе, Марине вкололи сильный наркотик. Дыхание почти пропало, кожа стала холодной и посинела. По всем параметрам выглядела мертвой. Затем, якобы по ошибке, направили в палату «на обследование» двух безграмотных крестьян. Мне потом врачи сказали – они целовали ее руку, молились и плакали. Их с трудом выпроводили. Слух мгновенно разнесся по госпиталю, а затем и по окрестностям.

– Я что-то не совсем понимаю вас, Леонид Григорьевич. Каким образом это может помочь нам и Марине?

– Теперь можно смело засылать ее под любым другим именем. Искандер погиб, да здравствует мистер «Х»!

Родителям так и не удалось переубедить Марину не уезжать в Афганистан. Пробыв в деревне три недели, она улетела в Каунас. От родителей свои намерения на этот раз скрывать не стала.

Могила Саши по-прежнему выглядела ухоженной. Чувствовалось, что за ней следили. И снова Степанова не решилась зайти к родителям мужа. Старого сторожа не было. На его месте работал мужчина средних лет. Покосился на красивую женщину и украдкой проследил за ней до могилы. Марина заметила, но ни слова не сказала.

Положила на могилу красивый букет из алых роз. Долго сидела рядом, несмотря на холодную погоду, что-то шепча сухими губами. Слез на этот раз не было. Она лишь горько вздыхала, продолжая рассказывать о том, что пережила за эти годы. Попросила прощения за измену и вышла с кладбища. Сторож стоял у ворот и смотрел ей вслед.

Вечером Марина улетела самолетом в Москву.

На следующее утро она вошла в кабинет полковника Горчакова. Подробно рассказала ему о Николае Гореве. Мужчина присел на диван рядом и внимательно слушал, глядя на нее через очки. Временами ему хотелось прижать Марину к себе и он еле сдерживался. Если бы в эти минуты она посмотрела на его руки, лежащие на коленях, то заметила бы, как подрагивают длинные пальцы. Женщина не скрыла ничего и попросила:

– Не могли бы вы помочь ему? Он изменился. Готов идти воевать в Афганистан, только бы дома не оставаться. Деревня – это не город. Там все друг друга знают и если один раз оступился, тебе это долго не простят.

Леонид Григорьевич опустил глаза и уставился на раскинутый по паркету ковер. Задумчиво ответил: