- Да по своей ли воле ты сам очутился в этом гиблом месте? Кто был твой проводник в горах? Почему отец Олорий с такой легкостью благословил тебя на невозможный подвиг, да еще в конце триместра?
- Изыди, Сатана. Отче наш, иже еси на...
- Мы звенья одной цепи, мастер Вилл. И то, что ты меня принужден убить - случайность, неожиданная, невероятная, но и она согласна с тем законом, которому я служу. И ты послужишь. Да. Я вижу, я сумел тебя уязвить. Кончай со мной, ну. Не думай. Я тоже устал от рассуждений. Не медли. Чего ты медлишь?
Я покачал мечом.
- Не знаю почему, но я верю тебе, Дракон.
- Потолкуй потом с пресветлым королем. Ты ему понравишься. Отчего-то мое существование стало тяготить страну Мо, хоть я не ем, не пью, не испражняюсь, и не испускаю вонючий дым, как сотни их печей на угле.
- Элайя был прав. Не знаю, какому промыслу суждено править нашим миром, но в любом случае это бремя невыносимое. Дракон, Дракон, придет ли царство божие на землю?
- Я никогда его не провидел. Но вы еще пуще расплодитесь, научитесь лучше убивать и отречетесь ото всякой веры.
- Ну да, верно, чего еще могут желать Дракон и Хозяин его?
- Он и твой Хозяин! Имя его неизреченно!
- Нет! Отныне я сам себе господин! Будь Он Дьяволом, будь Он Христом или Магометом, но ежели это по Его воле куется драконами и людьми вечная цепь над миром, то я проклинаю Его власть! И я - малое дитя человеческое, жалкий раб, открытый всем Его угрозам, - я сумею, слышишь, отринуть Его закон, Его порядок! Вот посмотрим, как ужасен хаос, которым меня пугает Его прислужник.
- Что ты бормочешь такое? Приди в себя! Ты кощунствуешь, мастер Вилл! Мальчик, не губи себя, я забыл сказать, что...
- А вот теперь ты станешь врать! А соврешь ты себе, Дракон?
- Что?
Я провел мечом крест-накрест, и голубой ореол расширился и сомкнулся вокруг меня. Сияние в глазах моих, и его рукоять в моей руке!
- Свободен.
Наверное, меч распался чуть погодя, не то бы не быть мне живу. Меня в моем голубом коконе мгновенно выбросило до облаков и выше, и вмяло при этом, распластало, будто изнутри в скорлупу большого яйца. Словно сквозь редкую завесу бело-голубых искр я озирал страну Мо всю, как рисуют торговые пути на пергамене - линии дорог и пятнышки селений, горы вокруг, блестящая полоса Внутреннего Моря. Дракон не сумел соврать себе, иначе бы он попытался спалить себя сам с хвоста и брюха, лишь бы не нарушилась цепь, о целости которой он так беспокоился. Мили и мили земли поднялись и опали, когда он вознесся из своей темницы, и точно пирамидой фараонов вспахало шумный каменный город и нависшее над ним плоскогорье с королевским замком. Одна громадная борозда поглотила все, долго еще не прекращалось движение вывороченных и разломанных скал, и долго вскипали тучи песка и праха. Он пролетел дважды из конца в конец страны Мо, разминаясь, низко над землею, влача смертоносный хвост, убивая без счету коварных трусливых людишек и своих же нежно любимых сородичей. Я плавно приближался к заснеженным клыкам, черным пастям, бирюзовым ледникам, но все следил за ним, резвившимся в тесном кольце гор. Потом Дракон поднялся выше (я падал, падал, ветер загудел в ушах, голубые огоньки еле мерцали), перемахнул через дальний горный заслон и пропал над морем.
А я вновь припал к жесткой груди земли. Последнее волшебство сохранило меня от увечий. Козы прыснули во все стороны, когда я свалился прямо посреди кучи их. Я лежал, как упал, навзничь, захватывал большие пучки травы и рвал ее, а она резала мне руки. Я боялся увидеть хоть частичку пустыни, которая осталась после Дракона. Я не хотел видеть ничего. Но овчарка не дала мне пролежать бездумно. Ее лай временами заглушал грома, рокотавшие в низинах. Быстро густели багровые сумерки. Маленький тусклый диск солнца в них казался ощипанным. По лаю меня разыскали пастухи, накануне перегнавшие коз на высокогорное пастбище. По всему, они не потеряли присутствия духа в самый разгар светопреставления.
До месяца мгла держалась над миром, было страшно холодно, мы берегли топливо и ходили за стадом. Простые, равнодушные люди, они не утруждали себя пространными разговорами, и я не желал лучшего. Я истязался новыми сомнениями. Есть детская сказка.
- Делай со мною, что захочешь, мастер Лис, но только, ради всего святого, не бросай в колючий куст терновника!
- Ага, мастер Кролик, ты сам назвал свою участь!
Почем я знаю, не лицемерил ли Дракон, настойчиво требуя, чтоб я его прикончил? И тайно стремясь к свободе, которой я, ослепленный гордыней, его и одарил. Но постепенно бедная монотонная жизнь пригасила всякую душевную боль. Я даже стал думать о будущем. Не тысячелетнем, насущном. Вот протянем как-нибудь зиму, накоплю припасов и отправлюсь разведывать дорогу обратно. А куда мне идти? Если вообще цел внешний мир. В коллеж? На мою далекую родину? Я чувствую себя не повзрослевшим в этой сумрачной стране, а постаревшим, но понимаю, что и это пройдет. Натура возьмет свое с течением времени, ведь главный смысл и оправдание жизни человеческой в том, чтоб жить как можно дольше, несмотря ни на что, наперекор всему.
Пыльная пелена в небе истощается, и по ночам я выхожу смотреть на звезды. Глаза привыкают, я начинаю различать знакомые сочетания и наблюдаю за тем, как стройно и торжественно мироздание кружится вокруг меня. Я стараюсь ни о чем не думать и ничего не вспоминать, и вот ко мне нисходит музыка небесных сфер, она звучит в голове, минуя слух, будто мысли Дракона снова оживают во мне. А иногда холод гонит меня с места, как я ни кутаюсь в старую овчину, и я встаю и иду к козам. Все одно заснуть не смогу. Я не сплю с той поры, как согнал Дракона. Похоже, что я действительно проживу на треть против положенного срока, а вот стану ли счастливее хоть на йоту?
Кто ответит мне?
