- Эу! - робко позвал я, не поднимаясь с земли. - Я готов.

Пауза.

- Да, теперь я должен тебя научить, как покончить со мною же. Проклятая жизнь. Слушай, мальчик... Да встань ты с колен. Противно предаваться такому растяпе. Вставай, вставай.

Я встал, копье так и осталось подле, ненужное и мертвое.

- За тысячу лет моего заточения три рыцаря, принимавшие прозвание Этерикус Добрый, пытались избавить злосчастную страну Мо от моего ига. Они были бесхитростные дракоборцы. Испытав удачу в родных местах, они уверовали в старое предание и следовали ему во всем. Ты мог стать четвертым. Пора было кое-кому напомнить, что сфера моего дара намного шире, чем бредни их давнишнего пророка.

- Ну и как ты притянул меня из-за гор? Симпатическая магия? Из такой дали?

- Я редко применяю эту мою силу. Пресветлый король и так делает все, чтобы мои предсказания совершались.

- Не понял.

- Ну, мало ли у него шпионов во внешнем мире? И если б только их. Но это неважно. Как-то в праздную минуту я решил сам определить знамение моей гибели. Разумеется, это знание я переписчикам не передал. Меня умертвит Этерикус, который трижды отречется от своего имени.

- Да ведь это просто совпадение. И ты так сразу сдаешься, из-за такой малости?

- Я достаточно послужил року, чтоб склониться, едва он обозначит свое явление. Я весь в твоей власти, мастер Вилл с Петушиной Горы, или как там твое настоящее прозвище.

Я невольно рассмеялся.

- Ну сейчас я тебя задавлю голыми руками. А потом года два буду скитаться по темным штольням, пока не найду твою голову и не взберусь на нее в знак преславной победы.

- Это просто. Ты возьмешь меч Этерика в том углу и крест-накрест взмахнешь им в воздухе. Потом скажешь "Мертв", и я окаменею.

- Освободишься от долгого рабства.

- Шиш цена такой свободе! Я хочу вечно лежать здесь и прозревать мир вокруг, его прошлые и будущие картины. Я хочу ощущать мое тело, мой хвост, недвижный, но живой, мой. В молодости я упивался силой, когда я парил над мирным морем, в нем вздымались высокие волны и тянулись ко мне языками пены. Одна моя лапа накроет целый приход, мое огненное дыхание способно испепелить маленькие горы, которые ты видел...

- Кто заточил тебя, мастер Дракон?

- Я не смею сказать... Кончай со мной, скорее, не то я буду малодушно умолять тебя о пощаде. Не тяни, будь ты проклят, мелкий клоп.

- Видно я проклят как раз, если тут надо мной все издеваются, даже ты, моя предреченная жертва. Сколько же мне брести еще от выбора к выбору, где силы взять и веру?

Он со стоном вздохнул.

- О господи! Теперь он будет философствовать до утра!

- Уже ночь?

- Глубокая.

- Ты видишь все отсюда, все сразу?

- Могу, но не все и не сразу, конечно.

- Что будет, если я тебя не убью?

- Вздор.

- А если я взмахну крест-накрест и крикну "Жечь его огнем"?

Я при этом потаенно смерил взглядом размеры необычных ножен.

- Злобный муравей. Ты думаешь, я единожды проникал в тайну моей смерти? Будь покоен, ошибки нет.

- Попробуй еще раз, но с другого боку. Вдруг я сам не захочу тебя убивать? Уйду восвояси, по-тихому, и никто никогда не узнает про Этерика, который отрекался от своего имени?

Дракон ни мысли не проронил в ответ. В пещере стало темнеть. Только отдельные красные сполохи пробегали все реже по чернеющему фону. Тяжесть доспехов наваливалась на меня. Я принял целиком голод и усталость, копившиеся незаметно. Мне не хватало воздуха, спертого толщей времени и камня, к ногам прильнул холод и последовал выше. В полной темноте я упал наземь и закричал через смертельную слабость: "Драко-оон!" Он вернулся очень вовремя, приподнял меня мягким теплым невидимым крылом и озабоченно подумал:

- Вот новости. Что бы я делал теперь с твоим трупом?

Я блаженствовал.

- Что будет, ты узнал?

- Я не могу понять. Я бессилен. Там какой-то страшный барьер, и большой. Это мне не по зубам. Никогда так не бывало. Я не хочу. Что ты наделал. Мне страшно. Я не знаю, что будет. Прошу тебя, исполни свой долг. Не нарушай цепь Судьбы. Тогда хаос, распадется все.

- И смерти ты более не боишься? А что же цепь Судьбы, что станется с нею, когда исчерпаются твои записи на тысячу лет вперед?

- Это уже не наше дело. Ты верно сказал, мастер, мы с тобой, ты и я, лишь рабы провидения, их у него довольно и без нас. Так или иначе, будет, как решат Вершители Судьбы, и никто им не помеха.

- Никто, кроме жалкого клопа, вроде меня, если я откажусь выполнить мой долг перед ними. А моя воля свободна, и я не знаю других вершителей, кроме господа бога моего, и только он меня осудит по делам моим. Ни люди, ни драконы, ни судьбы страны Мо.

- Вот, вот что пугает. От каких малостей зависит исход событий. Сколько усилий потом надо извести, чтоб повернуть их по-прежнему. Годами исправлять одну оплошность.

- Ты хочешь уверить меня, будто способен вмешаться в течение жизни, повернуть ее так, как тебе вздумается?

- Как я предсказал.

- Вот бред. Пускай ты маг, но ты не вездесущ. Поди сотри круги от камня, который в воду упал. Но ты ведь говоришь не о луже, о царствах, да, о внешнем мире?

- Чаще всего маг не действует, а советует. А исполнителей найдут. Вольных или невольных, купят на золото, на красивые слова, на страх. Как мне опустошить некий край? Наверное, нашлю орду язычников, или полчища саранчи, или опрокину на него с ясного неба пылающее море серы и смолы? Или же слуги пресветлого короля на быстрых драконах в безлунную ночь пронесутся над городами и селами и сбросят на радость нищему люду вороха старого, но крепкого еще платья? А потом черная зараза охватит ту землю, от края и до края, и сын не подаст руки больной матери, и жених - невесте. А то еще неведомо откуда прибредут бойкие проповедники и посулят рай на земле, поругают чужеземных святош, и готово. Шайки головорезов грабят, жгут и оскверняют - и все во имя божье, союзника и соучастника каждого из них. Все это назовут войной за веру, великой, очистительной, истинно народной, и только немногие мудрые из жреческого сословия страны Мо будут знать правду, а многие подданные пресветлого короля - ее крупинки, и я...

- Да веруют ли они во Христа?

- Веруешь ли ты во Христа, мастер Вилл?

Тотчас с губ моих сорвалось, будто отдельно от меня: "Credo in domine...", но он продолжал:

- Ты, обученный убивать мирных летучих тварей, одаренных - пускай не в полной мере - речью и разумом, как и твои соплеменники, которых Он завещал тебе любить паче себя самого!

- Что ты мелешь?

- Ты бы уничтожил их всех - гордых детьми матерей, и самих детенышей, и любящих отцов - всех до единого, ради почестей и богатства, ради славы среди твоего лживого, трусливого народа. А когда соперник не по силам тебе, та взываешь к своему богу или обращаешься к козням, достойным сатаны.

- Скольких безвинных загубили твои любящие отцы, пожгли, и подавили, и растерзали!

Я, не раздумывая долее, подбежал к каменному кувшину и протянул руки. Только протянул. Меч сам взвился и, резко перевернувшись в воздухе, опустился и приник к моей ладони. Горный уксус брызгами разлетелся с лезвия. Его капли с шипением растворялись в белый пар. Я не чувствовал ни малейшего веса, тело исчезло, меч засветился, обретая ореол голубых лучей, который разгорался ярко.

- Почему же никто не удосужился рассказать тебе, что все эти чудища безраздельно повиновались людям - жестоким, глупым, честным, точно таким же, как ты? Почему ты не знаешь, что и ваши светские и духовные владыки с ранних лет моего заточения и по сию пору ищут дружбы и службы пресветлого короля страны Мо, сиречь моей, вон сколько их сменилось, пресветлых, ищут, а не полагаются на свою совесть, или разумение, и уж не на милость божью.

Я хотел что-то крикнуть. Но судорога овладела моим горлом, я не мог развести челюсти, они дрожали, и зубы лязгали с громким стуком.