Олег Самойлов родился в захолустной Пензе, в 1965 году, когда вся страна вслед за Магомаевым распевала «Лучший город земли». Разумеется, к Пензе это имело весьма опосредованное отношение. Муслим воспевал столицу СССР – Москву, которая к тому времени освободилась от цепких объятий Хрущева, и, вступила в пятилетку, которую нарекут со временем «золотой».

У руля большой советской страны, измученной проделками «Никитки-кукурузника», встал Леонид Брежнев – как его позже нарекут «отец развитого социализма». Ему-то и предстояло вернуть доверие народа к партии, утерянное в километровых очередях за хлебом. Занимаешь такую очередь в 5 утра, чтобы апосля получить «в одни руки» булку сероватого цвета, с примесью гороха, столярного клея и прочей дряни…

После хрущевской голодухи, народ мало-помалу начал ощущать все прелести социалистического курса. Страна перешла на пятидневную рабочую неделю. В магазинах появился хлеб какой душе угодно: чёрный, белый, всякие там плюшки, плетенки. Да что хлеб! Рядовые советские граждане стали приобретать то, что еще вчера казалось несбыточной буржуазной мечтой: телевизоры, холодильники, «стиралки», магнитолы…и даже автомобили.

Вещизм в ту пору стал «основополагающей» идеологией, проникая словно ржавчина, во все слои населения. Нарождающаяся мещанская психология плохо воспринимала ленинские поучения. В советских людях зрел «буржуа». Вместо «человека романтичного» появился «человек практичный». Благородные идеи народно-демократической интеллигенции вытеснялись житейскими амбициями.

Вот и родители Олега в брежневскую эпоху из молодых и наивных Дон Кихотов-романтиков превратились в степенных обывателей. Началось всё с покупки холодильника «Бирюса»…и понеслось! В золотые 70-ые семья Самойловых переехала в поволжский городок, где через несколько лет получила от государства новую квартиру. Каждый год их уютная «двушка» на улице Ленина, пополнялась какой-нибудь новинкой, словно музей развитого социализма. Благо, отец Олега работал дальнобойщиком, ездил по Союзу и зарабатывал больше главного инженера или профессора. Особой гордостью родителей была стенка из ГДР и большая 4-ярусная хрустальная люстра в зале, на которую старались не дышать.

К началу 80-х их квартиру можно было показывать в фильме «Москва слезам не верит» в качестве образцовой декорации к бурному роману слесаря Гоши и директора химкомбината Катерины.

Несмотря на довольно сытое детство и юность, Олег не рос лоботрясом на шее у маменьки и папеньки. Хоть он и был единственным ребенком в семье, его держали в патриархальной строгости. Мать, Людмила Петровна, будучи педагогом, являлась приверженцем системы воспитания по Макаренко. Она всегда держала под рукой «Книгу для родителей», периодически пролистывая излюбленные места, отмеченные карандашиком. Людмила Петровна особенно любила приводить в пример «мальчику Володю», который словно домашний шут, по заказу родителей развлекал гостей, превращаясь меж тем в самодовольного и циничного лицемера. Порой, вечерами, она цитировала мужу отдельные строки из трактата Макаренко:

– В мелком и глупом тщеславии родители не способны присмотреться к физиономии сына и прочитать на ней первые буквы будущих своих семейных неприятностей. У Володи очень сложное выражение глаз. Он старается сделать их невинными, детскими глазами – это по специальному заказу, для родителей, но в этих же глазах поблескивают искорки наглости и привычной фальши – это для себя. Какой из него может выйти гражданин?

После этого обычно возникала длинная пауза, когда глава семьи, Михаил Андреевич, многозначительно смотрел на супругу и вставлял свою коронную фразочку:

– Сделаю из сына человека! Гадом буду.

Родители, каждый на свой лад, занимались воспитанием Олега. Отец хотел воспитать в нём «нормального мужика». Он будил сына в шесть утра стандартным кличем:

– Подъём!

Олег вскакивал с постели, быстро натягивал спортивный костюм и уже через пять минут вместе с отцом бежал к школьному стадиону, чтобы там продолжить кросс. Далее шли зарядка, турник, брусья…Итак, каждый день, кроме воскресенья. Если же на улице стоял крепкий мороз, или шёл ливень, они выполняли свою «утреннюю программу» в зале, разминаясь бегом на месте. Также отец следил, чтоб сын после физзарядки принимал холодный душ, а потом в течение дня занимался с гантелями и резиновым эспандером. Когда Михаил Андреевич уезжал в рейс, он брал с сына «слово мужика», что тот ни разу не пропустит тренировку, даже если мать разрешит в какой-нибудь из дней передохнуть. Когда Олег пошёл в третий класс, отец отдал его в секцию самбо.

Людмила Петровна снисходительно смотрела на мужнины потуги, считая их «весьма однобокими». По её мнению, супруг зациклился на физическом развитии сына, напрочь упуская из виду главное.

– А как же интеллектуальное развитие, формирование эстетического вкуса? Где всё это? – вопрошала она у своей подруги, тоже школьной учительницы. – Предел его мечтаний – отдать сына в суворовское училище. Чтобы он потом всю жизнь мотался по гарнизонам? Засунут в какую-нибудь Тьмутаракань, к северным оленям…Э, нет, дорогуша. Я не позволю сделать из сына заурядного солдафона.

Людмила Петровна мечтала, чтобы сын сделал карьеру учёного или конструктора. Будучи по специальности математиком, она с малых лет прививала Олегу любовь к этой сложной, но очень важной науке. Под её чутким руководством, сын раньше других детей научился счёту. В пять лет освоил таблицу умножения.

Мать старалась развивать не только математические способности, но и логику, внимание, память. Каждый вечер они решали какие-нибудь головоломки. Раскладывали на ковре, под абажуром свои задачники и начинался мозговой штурм. Отец тоже включался в эти игры, искренне восхищаясь умом жены, и признавая тайком её интеллектуальное превосходство.

– У моей бабы не голова, а Дом Советов! – хвастался он перед мужиками за кружкой пива.

Олегу особенно запомнился тот вечер, когда они всё семьёй решали загадку про туристов. На картинке были изображены три мальчика, которые в лесу поставили палатку, разложили рюкзаки и стали варить похлёбку. Внимательно изучив картинку, нужно было ответить на девять каверзных вопросов. Олег с отцом застряли на вопросе «Далеко ли от лагеря до ближайшего селения?». Наконец, они разглядели курицу, забредшую к туристам невесть откуда.

– Вот курица, значит, селение совсем близко – подсказала мать.

– Это ж сколько она топала из своей деревни? – недоверчиво спросил отец. – А может она километров тридцать прошагала. Где ж близко-то?

– Давай рассуждать – усмехнулась Людмила Петровна. – Взгляни на тень от мальчика-повара…Видишь что-нибудь?

– Ничего не вижу – стал раздражаться отец. – Тень как тень.

– Вот, смотри внимательно! По тени видно, что солнце находится на востоке, а значит на картинке утро. Выходит, твоя курица встала ни свет, ни заря, чтобы прошагать тридцать километров по глухому лесу? С какой же скоростью она двигалась, чтобы поспеть к завтраку?

Олег громко захохотал, вконец разозлив отца, который вскочил из кресла и направился в прихожую. Там, в кожаной куртке, лежали сигареты. Достав мятую пачку «Родопи», он быстро закурил и пригвоздил жену новым аргументом:

– С чего ты взяла, что лес – глухой? Курица, может, по шоссе добиралась! Знаешь, для тебя будет открытием, но часто шоссе пролегает вдоль леса. Я уж пол-страны исколесил, знаю о чём говорю.

– Ну и сколько раз ты видел курицу, которая добирается по шоссе?

– Папа, её же фуры могли сбить! – вставил Олег «свои пять копеек».

– А она по разделительной полосе бежала! – не сдавался отец. – По газону, по травке. И вообще, за каким хреном она попёрлась в лес? Эту долбанную курицу, что, в деревне не кормили?

Людмила Петровна видела, что мужа задевают её способности и дабы сгладить ситуацию, она нашла интеллектуальную игру, в которой сама ничего не смыслила. Как-то под вечер, когда отец с сыном «резались» в шашки она положила перед ними новенькую шахматную доску, от которой приятно пахло лаком.