***

Эрган шёл позади всех, как волчий вожак, наблюдая, чтобы со всеми было всё хорошо и все добрались до цели. В какой-то момент, шестое чувство заставило его обернуться. Через поле, отделившись от края леса, простиравшегося до дороги, быстро приближалась стая волков. Долю секунды он наблюдал за ними, а его воображение, а может острое зрение, показало ему ту ярость и ненависть, что была в глазах впереди бегущего волка, точнее сказать – волчицы.

– Девочки, нам нужно ускориться, быстро! – он повысил тон и прибавив шаг, руками начал всех подталкивать вперёд.

Саяна обернулась посмотреть.

– Папа, это что, волки?

– Да, быстрее, дочь. Бежим. – Он схватил её за руку и потащил вверх по дороге, в направлении их спасения.

Умсура схватила Аико на руки и побежала.

Волки поняли, что добыча может сейчас ускользнуть от них и прибавили хода. Жертв от преследователей отделяли какие-то 300 метров, которые стремительно сокращались, прибавляя шансы одних на хорошую охоту и уменьшая шансы других на выживание.

До домика оставалось ещё пятьдесят метров. Они подбежали к выходу на опушку, когда Эрган оглянувшись понял, что всем им не успеть. Остановившись на месте, он наблюдал, как семья становится ближе к спасению. Лишь убедившись, что они достаточно близки к убежищу, побежал вслед, ощущая спиной приближающуюся смерть.

В десяти метрах от дома Умсура повернулась удостоверится, что все добежали и замерла от ужаса. В тридцати метрах от них бежит муж, а позади него, «наступая ему на пятки», бежит разъярённая стая, извергая клубы ярости. Эрган увидел её взгляд. В кармане он открыл ключ зажигания и развернулся принять удар на себя. Его девочки в безопасности, должны скоро быть.

Перед прыжком, увидев, что человек не бежит, а стоит и смотрит в глаза смерти, волчица немного колебалась, но память взяла своё.

Эрган узнал этот взгляд, это была она, пара его жертвы, чья шкура осталась лежать в сумке на дороге. Ожидая прыжка, он вонзил ключ в правый бок бросившейся на него волчице, и повалился на землю вместе с ней, нанося быстрые и короткие удары по корпусу хищника. Стая бросилась помогать своей предводительнице. Истошный женский крик заставил хищников отвлечься от казни.

– Умсура!!! – заорал Эрган, пытаясь докричаться сквозь занавес волчьих тел, – Быстро в дом!!!

Жена с детьми бросилась к дому. Волки, увидев новую добычу бросились к ним, ослабив атаку на мужчину. Этим он и воспользовался. Отбросив от себя ослабшую волчицу, и отпугнув ещё троих, Эрган, вскочив на ноги, бросился к дому закричав: «Куда побежали, трусливые собаки?!»

Волки остановились и обернулись на крик. Этого вполне хватило, чтобы жена и дочери достигли цели. Девочки забежали в предбанник, а Умсура стояла на крыльце, держась за ручку двери, готовая в любой момент захлопнуть и смотрела на неравную схватку.

Она смотрела на мужа, запоминая каждое его движение, вспоминая мгновения их жизни, встречи, ссоры, расставания, любовь, рождение детей, всё то, что приходит в голову перед концом. На мгновение их взгляды встретились. Он посмотрел на неё так нежно, пожал плечами, будто извиняясь, что так всё получилось и одновременно говоря слова любви и благодарности. Его взгляд был таким же озорным, как и в тот день, когда они познакомились. Он выпрямился, гордо поднял голову и хотел что-то ей сказать напоследок, но раненный зверь снова повалил его в белый снег. Отвлекшиеся звери вернули свои взоры к женщине на крыльце и бросились к ней. Подступившие слёзы заволокли глаза, боль и бессилие сковали её тело так, что она не могла пошевелиться. Ещё какие-то пять метров и хищники ворвутся в дом. Какая-то неведомая сила рванула назад, увлекая в предбанник, одновременно захлопывая дверь. Ещё миг и руки её приводили в движение засов, запирая дверь, отделявшую их от стаи оголодавших, разъярённых зверей.

Придя в себя, она опустилась на пол и начала истерично плакать. Подле неё крутилась Аико, словно волчок. Младшая дочь пыталась её успокоить, гладя по голове и умоляя не плакать. Но это не действовало. Перед ней всё ещё стоял её Эрган, окружённый волками с горящими глазами. Волками, которые отобрали у неё мужа, а у детей отца. И истерика охватывала её всё больше и больше, подавляя силу и разум. Постепенно до неё стал доносится голос младшей дочери и осознание того, что старшую она не ощущает. Та сила, что закрыла дверь, вернулась к Умсуре, она села на пол предбанника и стала утирать слёзы. Собравшись с мыслями, она спросила дочь: «Где Саяна? Где она?»

– Мамочка, она в комнате, с ней всё хорошо. – всхлипывая пролепетала Аико.

Мать поднялась и быстро вошла в комнату. Старшая дочь молча стояла у окна и смотрела на улицу. По щекам её текли ручьями слёзы, её трясло от зрелища, открывавшегося за окном. Мать подлетела к ней и отвесила пощёчину. Не глядя на улицу, она зашторила окно и оттолкнула старшую дочь на кровать.

– Не смей туда смотреть!!! – громко и отчётливо, повышенным тоном, прочеканила мать. – Слышишь меня? Не смей!!!

Старшая уткнулась в покрывало кровати и заревела в голос. Мать хотела было повернуться к окну, но передумала и села рядом на кровать. К ним забралась всхлипывающая Аико. Умсура обняла своих дочерей, и уткнувшись носом в чёрные, как смоль, волосы младшей, тихо заплакала от бессилия и будущей неизвестности.

***

– Мама, я хочу есть, – донеслось сквозь дрёму. – Мама, я очень хочу есть.

Умсура с трудом расщепила слипшиеся от высохших слез веки. Она смотрела в упор на младшую дочь и не понимала, что та от неё хочет. Очевидно, что сильное потрясение истощило её и организм сам по себе приказал отключиться, так как чётко вспомнить, как заснула, она не могла. Помнит, что все втроём лежали на кровати, её руки утопали в волосах дочерей, массируя им головы. Очевидно, что, пытаясь успокоить детей, она успокоила себя.

– Мама, я сильно хочу есть, – повторила, как мантру, младшая дочь.

Сознание наконец-то вернулось к матери и она, сев на кровати, прокрутила у себя в голове события сегодняшнего дня. Мысли были хаотичны. Сон уходил, уступая дорогу трезвой рассудительности. Теперь она была за старшую, теперь всё зависело от неё.

За окном свет уступал права тьме.

Быстрым движением она встала, собрала волосы в пучок, закрепив их резинкой, и начала обследовать кухонный шкаф, рассохшийся от перепадов температуры, сырости. Поиски принесли свои плоды, были найдены: перочинный ножик, с резной ручкой из кости; большой коробок спичек для камина; три кружки, три тарелки, три вилки и три ложки; две банки консервированной сладкой кукурузы; засохший кусок ржаного хлеба и банка тушёнки. Дальнейшие поиски не принесли ничего. Умсура достала из нижнего отделения шкафа ковш и кастрюлю, сковорода стояла на печке – «буржуйке». По-мужски, её не помыли, и на ней были видны остатки пищи, что готовили на ней в последний раз. Больше она ничего не нашла.

В предбаннике на полке стояла газовая плитка на две конфорки, шланг от которой уходил к большому красному баллону, с облупившейся краской и надписью «ПРОПАН». Рядом были навалены дрова, возле них лежал топор, покрытый ржавчиной, стопка пожелтевших газет и ведро, наполненное порубленными дровами. Взяв из него 5 штук, она вернулась в комнату и принялась за печку. Перочинным ножом она нарезала щепу и через 10 минут огонь разгорелся и тепло начало наполнять комнату. Темнота заполнила собой дворик перед домом. Лишь только белый снег, от которого в мелких кристаллах льда отражалось сияние месяца, разрывал эту черноту. Тени бегали по двору, на фоне кристаллов, завывая на лунный свет, оборачиваясь, устремляя цепкий взгляд на дом, где нашла убежище их будущая еда.

Притупившимся ножом, она вскрыла одну банку консервы с кукурузой и тушёнкой. Немного поджарила содержимое последней на сковороде и разложила скромные порции по тарелкам, приправив зёрнами кукурузы. В оставшемся растопленном жире, она замочила засохший хлеб.