– Премного Вас благодарю, мне, наверное, пора. Да и Вам уж подобало бы ко сну, наверное, – смущаясь молвил Глеб, опуская часы в карман.
– Пора, конечно, да только Вы оставайтесь ночевать у меня, а то завтра надо будет очень рано выйти, чтобы казаков на месте застать. Да и гулять по городу в темноте без нужды не очень желательно.
С рассветом, за чаем, полковник Стрельбицкий ошарашил гостя:
– Лежу вчера и пытаюсь уснуть. Чувствую, что какая-то мысль подспудно лезет в голову и никак не может родиться. Сосредотачиваюсь и вспоминаю кое-что не о Желтугинской, а другой не признанной «республике». Один раз мне показывали банкноту, якобы выпущенную для внутреннего пользования в старательской «республике» Цзяпигоу, что вроде Желтуги, выросшей в истоках Сунгари. Там краснобородые заправляют всем. Так вот, помимо соболя и лосося, изображённых на ней неумело, там было нечто очень странное. Сейчас я уже совсем уверен в том, что это была косточка персика, ведь она достаточно характерна и спутать с чем-то иным её сложно…
– А когда Вы видели банкноту, и когда она была выпущена?
– По-моему, показали мне месяца три назад. Когда именно деньгу намалевали, сказать не могу. Но уж больно явная косточка была, как сейчас вижу… Вообще-то Цзяпигоу означает «Соболиная падь» и поначалу была местом сбора охотников. Уже в 70-е годы туда прибыло с десяток тысяч старателей. Некий Хань Юйбяо ввёл там свои законы и порядки, чем нарушил заповедь хунхузов и позволил своим жениться, чтобы привязать их к Пади, создал «армию» под руководством отставного немецкого офицера. Лет пять назад они успешно разгромили китайский правительственный отряд, посланный разогнать нелегальную добычу золота. Имеют они и пушки… Недавно Юйбяо сменил его внук Хань Дэнцзюй. Около двух лет назад хунхузы Хань Дэнцзюя приняли к себе преследуемых русскими китайских солдат, участников «боксёрской заварушки», и убили двоих русских подданных, после чего на Падь были брошены отряды генералов Ренненкампфа и Фока67, но оба потерпели неудачу, попав в окружение в тайге. Вскоре Хань Дэнцзюй сдался в плен генералу Каульбарсу, а Фок дошёл до «столицы республики», Золотого Лагеря, и рассеял хунхузов. Сама же «республика» преспокойно существует и по сей день… Но, нам пора идти.
Навстречу им шёл по улице уже знакомый по вокзалу офицер стражи, при той же папахе с кокардой развернутой на затылок.
– Гм, похоже, что этот тип не случайно одел папаху наоборот, – обратился к спутнику Глеб, – я его и вчера приметил, подумал, что он по ошибке.
– Не удивляйтесь. Все казаки «гвардии Матильды» носят фуражки и папахи задом на перед. Дело в том, что кокарды и петлицы их додумались украсить жёлтым китайским драконом, ну а сами понимаете, «змей басурманский» не может быть люб казаку нашему. Тем паче, уральцу. Заявили: «так что иначе не желАм!» и всё тут. Так и носят, зная, что за спарывание кокард их могут назад отправить уже по этапу. Говорят казачки, что мол, «печать антихристову не на затылок, а на лоб ставят, стало быть на затылке можно».
– Ясно. Но почему же «Матильды»?
– Матильда Ивановна это супруга господина Сергея Юлиевича Витте, как бы отца КВЖД. Кадровые военные иронизируют таким образом. За этим кроется наша зависть, ведь стражники получают более крупное жалование и вооружены получше. А служат в страже тоже далеко не последние из офицеров: и Александр Гучков и Лавр Корнилов и Антон Деникин, а командует знаменитый полковник Гернгросс68. Руководит КВЖД сам генерал Хорват.
В очередном встречном из рядовых стражников Глеб заметил ту же особенность: его фуражка с медной овальной кокардой была развёрнута козырьком назад. На кокарде красовался дракон.
– Здравия желаю, Вашескородье! – встретил Стрельбицкого басом коренастый крепко сбитый мужик с бородой лопатой в пёстрой ситцевой рубахе навыпуск, который выпрямился в струнку, показывая военную выправку. Одевать форму стражника в свободные дни казаки избегали, а на территории Кореи не имели право её использовать.
– Вот и наш Олсуфьев, – отдавая честь, представил Глебу казака Иван, – ну а где друзья наши Кунаковсков со Смоленко, урядник Олсуфьев? Надо бы помочь нашего гостя на Ялу забросить. Справитесь?
– Отчего же нет, Вашескродь! Мы тут артель Шкоро поведём туда, вот заодно, милоШти просим, и барина доШтавим! – отвечал урядник, выговаривая букву «эс», в некоторых случаях, на уральский манер.
– Да какой-же я барин, Олсуфьев, я простой служащий, Глеб Гордеевич Охотин, – смутился служитель Московского сыска.
Через несколько часов были найдены двое других казаков, и Стрельбицкий представил им всем Глеба, как своего московского друга. Из забайкальцев родом, влившийся в молодое Уссурийское казачество, Кунаковсков оказался мелковатым, но очень жилистым малым лет под сорок с обветренным смуглым широким лицом с узким разрезом глаз и мясистым веком жителя Сибири, а кубанец Смоленко, будучи несколько помоложе, выглядел рядом с ним сущим великаном, но с некоторым избытком жирку. Но и он немного уступал ростом огромному Охотину Второму. Было заметно, что все трое «матёрых дальневосточника» относятся к своему бывшему начальнику с глубоким почтением, которое в некоторой степени перенесли на Охотина.
– Не извольте беспокоиться, Вашскродь, гоШподин Охотин будет в Шрок на Ялу доставлен в целоШти и сохранности, – отчеканил за всех Олсуфьев, бывший за старшего, – А выходит артель, которую мы охранять по Штавлены, Господь даст, через два дня. Вот только продукты закупят, да упакуют – и вперёд.
– Посоветовал бы Вам, Глеб Гордеевич, приобрести новинку, доступную здесь – многозарядный карабин системы Маузера. Если, конечно, средства позволяют – не дешево. Очень может пригодится, – сказал на прощание Иван Иванович, протягивая сухую руку.
Охотин сердечно распрощался со Стрельбицким и тремя казаками. Листья мелких и чахлых деревьев начинали еле заметно уставать от долгого лета и незаметно желтеть. Вернувшись в гостиницу, Глеб застал телеграмму от Стефанова. Один из сотрудников его коллеги в Вильно, разбирая старые дела, зная уже о «персиковых загадках», обнаружил в описании места преступления при очень дерзком и крупном ограблении банка пять лет назад, преданное забвению упоминание о «сухой косточке, кажется персикового дерева», найденной на полу здания банка.
6. Священник в либеральной гостиной госпожи Третнёвой
«В России всё секрет и ничего не тайна».
А. де Сталь-Гольштейн
– А вы слышали, господа, чем закончилась, так называемая очередная «беременность» Её Величества? – звонким до писклявости голосом обратилась молодящаяся Ольга Сергеевна Третнёва к собирающимся гостям.
– Так, чем же именно? – оживились гости.
– Ровным счётом ничем. Говорят, её и не было вовсе.
– Ваша осведомлённость просто настораживает, Ольга Сергевна! – сказал грузный господин в черепаховом пенсне низким голосом.
– «В России всё секрет и ничего не тайна». Это ещё мадам де Сталь69 заявила, – рассмеялась хозяйка салона, – Из высшего света просачивается сплетня, что родился урод и пришлось его придушить.
– А вы слышали, что сам господин Половцов70 назвал всю эту историю «постыдным приключением императрицыных лжеродов»! – вставил толстяк, – Народу необходимо было объяснить куда же делся младенец, ну и написали в «Правительственном вестнике», что беременность завершилась выкидышем.
– Как бы Половцеву за такое резко не понизиться в должности… – ехидно-елейным голоском пропел кто-то за роялем в углу.
– Наш директор Повивального института, лейб-акушер, консультант и профессор по женским болезням при Клиническом институте Великой княгини Елены Павловны, доктор медицинских наук и действительный статский советник – каково звучит – господин Дмитрий Оскарович Отт, наверное уже на пути глубоко вниз по служебной лестнице, – усмехнулось черепаховое пенсне.
