– Не сравнивай! Моё любопытство находится выше пояса, и связано оно с её статусом. Только представь, дорогой мой друг, что эта девушка гипотетически могла бы учиться в любой элитной школе нашего богом забытого города, но отчего-то перевелась туда, где из запоминающихся событий за всё время – это передоз пятиклассника в школьном туалете, – несколько снисходительно ответил Максим. – Оказывается, что её родичи не так давно подали на развод и она с мама́н уехала на историческую родину, оставив папа́ грустить на золотом московском унитазе. Кстати, мать у неё, как я понял, из банковской сферы, в столице была руководящая должность, а здесь даже не знаю, – продолжил он, сорвав на последнем слове осиновый лист и сдунув его с ладони в направлении ветра.
– Да откуда ты всё это берёшь? Думаешь, то, что тебе рассказали за день в школе, можно принимать за чистую монету? – недоумевая, поинтересовался Георгий, пнув завалявшийся на стыке тротуарной плитки камень.
– Нет, друг, это всё её страничка в инсте[41], в постах и комментариях прячется вся человеческая суть. Например, её подписчики по старой школе, обыкновенные мажоры, которые без разбора покупают себе всё, на что упадёт глаз, да и сама она, даже с учётом разлуки предков, не заветрелась. Почти на каждой фотографии проступает атрибутика состоятельности, ты только посмотри, – дополнил себя Макс и показал Гоше страничку новенькой, попутно пролистывая посты указательным пальцем. – Тут одних шмоток на весь наш район, а телефон, а косметика?! Следит она за собой на загляденье остальным, ничего не скажешь, – расплылся в улыбке держащий смартфон сыщик.
– Какого чёрта? Ты влюбился, что ли? За жизнью её маньячишь[42], по страничкам лазаешь. Ну вот узнал ты, что у неё семья обеспеченная, а дальше-то что? – задиристо произнёс собеседник.
– Ха-ха, нет, была обеспеченной… – надменно поправил собеседника приятель. – Мне будет просто безумно интересно понаблюдать за тем, как это милое личико сможет освоиться в новой для себя реальности. Но парня она себе быстро снимет, думаю.
– С чего ты взял?
– С того, что на каждой чёртовой перемене сегодняшнего дня почти все, с кем я общался, променяли зачатки своего разума на опухшие яйца, сводя абсолютно любую беседу к вожделениям об этой милой девочке, – заметил ехидно улыбнувшийся Максим. – Единственный, кто до сих пор остаётся в тени, это Санёк со своей свитой, он как охотник, высматривающий жертву, наблюдал за ней, будто искал те самые ниточки, за которые он сможет подтянуть эту куколку.
– Какие сравнения! – рассмеялся Георгий. – Да уж, – продолжил он, заметно приуныв. – Я надеюсь, что ему не обломится в этот раз, а то он стал себе многое позволять в последнее время, – закончил Жора, окинув взглядом дрожащую от ветряных проказ лужу.
– Попытки попытками, но он своего не упустит, вот увидишь, дружище! – вставил Максим, слегка похлопав увесистой ладонью по приятельскому плечу. – И не помешает ему школьный учёт, не помешают и все прошлые выходки. Девчата любят дерзких. Вот кто быстрее заарканит[43] твою новую одноклассницу, тот и будет с ней сказки сказывать, – подмигнул Гере Максим.
– Да пошёл бы ты, куколд[44] латентный[45], – дружелюбно подстегнул собеседника Георгий, слегка толкнув его локтем в бок. После чего оба постепенно перешли на обсуждение неизбежного летнего экзамена, саркастично выделываясь друг перед другом про то, каким образом каждый из них будет сдавать свои предметы.
Может быть, а может, и кажется,
Будто ветер снова крепчает.
Будто он за спиною куражится
И, не кланяясь, осень встречает.
Будто листья срывая, закружит,
И над озером их венчает,
А блестящие капли-жемчужины
Из-под туч в закулисье сдувает.
Может, кажется и так безмятежно,
Только ветер гуляет в нивах,
И холмы, облетая небрежно,
Беспрестанно шумит на равнинах.
Но порой затихает, и только
В гулком сумраке звук биения,
Обнажённого сердца пение
И свинцовых сгустков осколки.
* * *
Иногда жизнь приобретает стремительное ускорение, меняя монотонную мелодию диалога двух школьных приятелей на более значимое событие, которое впоследствии окажет весомое влияние на судьбы героев и их становление. Возможно, что некоторым из тех частиц, о которых шла речь в самом начале повествования, сегодня суждено было пересечься, образовав сверхновую главу в дальнейшей истории. А потому на одной из ступеней мемориального обелиска, вокруг которого гуляли в доску заболтавшиеся друзья, отнюдь не сразу нарисовалось[46], будто бы из ниоткуда, нечто похожее на кучку скомканного тряпья. При ближайшем рассмотрении эта кучка оказалась не чем иным, как замусоленной и протёртой до дыр фуфайкой,[47] внутри которой ворочался небольших размеров чёрный щеночек с белым пятном на груди и будто бы выгоревшими светло-коричневыми бровями. Конечно, сказать о том, что двое подбежавших к увиденному сильно изумились, было бы лукавством, так как даже бесхозно-бездомный человек уже давно не вызывает оного чувства у обывателей, не то что выброшенная на волю судьбы собака. Это ощущение означало скорее детскую растерянность перед фактом неизвестности дальнейших действий.
Его глаза были похожи на две чёрные глянцевые пуговицы, которые отрешённо смотрели куда-то вдаль, покорно принимая уготованную судьбой участь. Подогнутые и перебитые в коленях лапки, окрашенные в цвет бровей от запястий до мякишей[48] пальцев, тряслись от холода, передавая энергию дрожи на торчащие из-под исхудавшей шкуры рёбра. Сегодня утром он ещё принадлежал какому-то господину или госпоже. Но прошлое и сослагательное – это параллели, а потому в конкретную минуту он остался один, никому не нужный, брошенный умирать на братской могиле тех, кто когда-то отдал свою жизнь за общее будущее, пожалуй, имея куда меньший материальный достаток и свободу, чем бывший владелец этого кутёнка, одолживший ему на прощанье разве что ненужную помойную вещицу.
– Слушай, Макс, а ветер действительно крепчает. В ночь будет холодно, – подтвердил ранее сказанные слова друга Георгий и, присев у рваной фуфайки, пристально посмотрел на волеизъявление судьбы, которое должно было случиться в скором времени, без участия ребят.
– Герыч, брось! Кутёнок слаб, тебя мамка заругает, я ж её знаю! – противопоставил скрестивший на груди руки Максим, прочитав наперёд мысли своего приятеля.
– Да ладно тебе! Посмотри на него! Он же просто умрёт от холода, он даже ходить не может! Что ж это за мразь вот так легко решилась на подобное!? – возбуждённо парировал слова товарища Гоша.
– Ну, во-первых, не факт, что легко, во-вторых, может быть, это выбраковка, но в целом я согласен с твоей формулировкой. Только мне, например, его негде прятать в родительской двушке, а тебя Александра Петровна в упаковочном полиэтилене закопает, как только узнает о том, что ты приволок домой животину, – продолжил отговаривать Жору Максим. После чего он покрутился по сторонам в надежде увидеть хотя бы ещё одного двуногого, но после тщетных попыток досадно добавил: – Даже предложить некому! Просто, может быть, это его судьба лежать здесь, а нам следовало бы разойтись по домам?! – неуверенно и мягко намекнул приятель.