— Как бы вам не заразиться,- озабоченно произнес он,- я ведь гриппую…
Барракудо отпрянул и перестал дышать.
— Что же ты раньше молчал? — зло прошипел он я ведь с тобой контактировал, может, вирусы подцепил, может, уже началось…
— А вы меня и не спрашивали,- обиделся Коля, обняли ни с того ни с сего, я и предупредить не успел.
— Ладно,- Барракудо с сожалением взглянул на Колин карман, где лежала табакерка,- марш в постель, заразный мальчик!
Спать Колю уложили в большой и неуютной комнате на раскладушке. На стенах были нарисованы отвратительные чудовища, которые разевали огнедышащие пасти и говорили: «Спокойной ночи!» От малейшего движения Редькина раскладушка надрывно стонала. Красный глаз лун внимательно смотрел на него, будто большая и хищная рыба подплыла к окну в ожидании добычи. Луна мешал спать, Коля долго ворочался и, не выдержав, решил скрепить булавкой половинки штор. Булавка проткнула материю, в ту же секунду раздался вопль и кто-то свалился с подоконника. Редькин высунул голову и увидел человек сидящего на клумбе.
— Больно? — шепотом спросил Коля.
— Больно,-отозвался человек.
— А зачем в окне стояли?
— Да я же оборотень. Приставлен следить за тобой.
— А зачем за мной следить? — удивился Коля.
— Положено,- пробормотал оборотень, ощупывая тело.
— У нас в Кошмарии за всеми следят. Я за тобой слежу я кто-то за мной следит. Все о всех известно. |
— Да вы поднимитесь ко мне в комнату,- предложу Коля,- и наблюдайте за мной сколько влезет.
— Не положено,- уныло пробубнил оборотень слежка должна быть тайной…
— Дело ваше. Ночуйте на клумбе.
Коля вернулся к раскладушке. Был прожит трудный день. Глаза слипались. Оборотень вздыхал за окном, словно море, и Редькину вспомнилась поездка в Ялту. Потом голове все спуталось, закружилось. Верхом на Белой Утке ехал Барракудо, Сид, одичавший и грязный, сидел на дёреве, пожирая рыбу хекус, по небу летели оборотни, и прохожие разбегались по домам…
Редькин спал.
На следующий день на площади перед Дворцом состоялся праздничный парад. Барракудо был одет в белоснежный китель, увешанный коллекцией орденов, галифе с , трехцветными лампасами и сапоги-чулки. В девять часов утра, сгибаясь под тяжестью орденов, диктатор проковылял на своих кривых ножках к микрофону и произнес речь:
— Дети мои! Сегодня в нашей дружной семье большой праздник нашлась Белая Утка. Поздравляю себя, а значит, и вас! В честь этого радостного события приказываю воздвигнуть на площади мой бюст с Уткой на плече. Каждый житель Кошмарии обязан добровольно внести по одному люрику на строительство памятника. Пока я с вами — вы счастливы!
Он махнул платочком, и многотысячная толпа запела: «Веди нас, папа Барракудо». У людей были испуганные лица, они пели, глядя в землю, и между ними рыскали оборотни, выискивая молчащих.
Спаситель Белой Утки стоял рядом с диктатором, кипя от негодования. Вор и прохвост Барракудо держал под каблуком целый народ. Если бы у Коли был в руках пистолет, Кошмария в эту минуту лишилась бы «папы».
Пение кончилось, и тотчас же загудели сто огромных труб. Каждую трубу держали на плечах десять человек, и столько же человек дули в нее.
Шествие началось.
Первыми торжественно и величаво вышагивали слоны, обутые в огромные ботинки шестьдесят второго размера сзади весело бежали слонята в кедах. Поравнявшись с трибуной, слоны подняли хоботы, украшенные лентами:
и отрубили приветствие, которое тут же перевел Главный затейник:
— Слава Барракудо! Слава спасителю Белой Утки!
Затем на площадь вышли макаки. Все обезьяны были в белых маечках и белых трусиках. Они шли на задних лапках, радостно хихикали и что-то кричали.
— Много бананов нашему другу Робину! — перевел Главный затейник.
У трибуны все макаки сделали стойку на передних лапках и в таком положении удалились. Их сменили тигры. Они брели, лениво помахивая хвостами. На шее у каждого висела табличка с надписью: «Я бывший хищник».
Затейник дал знак, и заиграл оркестр. Тигры поднялись на задние лапы и принялись танцевать. Диктатор его министры хлопали в ладоши и кричали:
— А ну, полосатые, поддайте жару!
Оркестр смолк, площадь опустела, и тогда раздало рокот моторов. В небе появились три самолета — гордость Кошмарии. Они летели на небольшой высоте, покачивая крыльями в знак приветствия. Вдруг от самолетов начал! отделяться точки, которые тут же расцветали пышными бутонами парашютов. Коля с изумлением увидел под парашютами огромных черепах. К их панцирям были привинчены портреты диктатора. Десант спускался прямо на площадь. Приземлившись, черепахи неторопливо удалились под аплодисменты, волоча за собой парашюты. Барракудо был в восторге и приказал немедленно произвести всех трех летчиков в фельдмаршалы.
Заканчивался парад шествием оборотней. Они катились на роликовых коньках, держали шляпы у сердца и преданно глядя на диктатора, горланили песню:
Амускэ зито пeлoгopa Зазандра аль эль кабиола.
Фуэнка каррих паномора, Дибоза оарпо нирманола.
Энкара бенци бонцв слип. Гатара тедро лонод флип.
Алькова хаби фиронал, Крещандо гот унд кабронал.
В Колином дневнике есть перевод этой песни с пометкой: «Рифму перевести не удалось».
Вот ее содержание:
Солнце греет землю, но разве может оно сравниться с душевным теплом папы Барракудо?
Вода точит камень, но разве может она сравниться с силой воли папы Барракудо?
Мы уже не говорим о мудрости, прозорливости, скромности и других достоинствах дорогого папы Барракудо?
Припев:
Трепещи, враг внешний!
Трепещи, враг внутренний!
Сыны Барракудо всегда начеку
После парада Коля сообщил диктатору, что ему пора в путь.
— Уже покидаешь нас? — огорчился Барракудо,- я так к тебе привязался, дорогой ты мой человек. Марку не забыл?
— Что вы! Разве можно забыть такую марку?! Редькин похлопал себя по карману.
— Так дай же мне обнять тебя в последний раз, мой простуженный Робин! воскликнул Барракудо и, натянув на лицо марлевую повязку, прижал Колю к себе.
Он облобызал мальчика, всхлипнул, сказал: «Ступай с богом» и удалился, приложив к глазам платок.
Коля покинул Дворец, неторопливо пересек площадь и исчез из Вальядола…
Барракудо был доволен: его ловкие пальцы без труда извлекли табакерку из Колиного кармана.
Мурлыкая опереточный мотивчик, он быстро открыл табакерку.
Сначала диктатор остолбенело глядел вовнутрь, но вместо знаменитой Мальдивской марки, лежала белая бумажка, затем лихорадочно схватил ее и прочел: «Барракудо-дерьмо!!!»
Диктатор взвизгнул и, выскочив на балкон, завопил
— Догнать мерзавца! Четвертовать мальчишку! Нет восьмировать! В порошок!
Оборотни помчались по Вальядолу дружной стаей они заглядывали в урны, врывались в квартиры, вспарывали перины и обнюхивали незнакомые предметы. Беглец будто провалился под землю.
Барракудо задыхался от ярости. Вдруг до него докатился рев оборотней. Они стояли на площади, задрав головы, и кричали. Диктатор взглянул на небо и все понял: на Дворцом, поднимаясь все выше и выше, проплывал воздушный шар.
— Он! — оскалился Барракудо-поднять всю авиацию! Уничтожить негодяя!
Через двадцать минут те самые три самолета, из которых недавно прыгали черепахи-парашютисты, взлетели с аэродрома. Дело принимало неприятный для воздухоплавателей оборот.
К их счастью, три единственных летчика Кошмарии успели отпраздновать присвоение фельдмаршальских званий, и в самолеты их принесли прямо из-за стола. А, как известно, управлять современной техникой в нетрезвом состоянии очень нелегко. Асы начали гоняться Друг за другом, решив, что имеют дело с авиацией противника. Первый самолет набрал высоту и красиво вошел в штопор, выйти из которого даже не пытался.
Он почти насквозь прошил земной шар и застрял под станцией Хмерцики.
