При этих словах Ольмарк более чем выразительно уставился на товарища.

Тольяр все понял. Ободряюще улыбнулся.

Ясно. Все ясно, дружище.

Ольмарк протянул ему монеты:

Возьми. По честному делю. По-братски.

Спасибо.

Тольяр принял дар. И крепко пожал руку Ольмарка.

Я все понимаю. Мне не стоило глупить. Встретимся в другой раз. Куда ты сейчас?

К лиману, дружище. Хочу отдохнуть. Удачи тебе.

И не говоря больше ни слова, они направились в разные стороны. Доставшаяся Тольяру дорога едва ли была способна обрадовать нормального человека. Задичавший, поросший быльем пейзаж, навевал тяжелую тоску и смутную тревогу. Растущие среди колючих зарослей деревья как на подбор изгибались в самых причудливых формах. Корявые ветки с редкими листьями вызывали в уме не лучшие воспоминания. Несмотря на то, что осень только-только вступила в свои права, траву и дорогу здесь уже устилал ковер из желто-красной листвы с вкраплениями лиловых и пурпурных тонов.

Лошадь неохотно шла, вороша листву. Под копытами похрустывал сухой валежник. Время от времени приходилось пригибать голову из-за особенно низко склонившихся над дорогой сучьев. В зарослях копошились мелкие зверьки, агрессивно шипели змеи. Зудели неподвижно висящие в воздухе облачка мошки. Кусачая комарня норовила обсесть руки и плечи, залезть под рубаху.

Пару раз за древесными венцами мелькали серые камни руин. Тольяр не обращал на них внимания – разрушены такие сооружения не вчера и никакой опасности не несут случайному мимолетному путнику. Если он не станет совать свой нос, куда не следует. А он не станет. Хватило одного раза.

Конь с трудом миновал балку – пришлось спешиться и идти рядом в надежде, что дальше дорога исправится, хоть и была эта надежда довольно призрачна. Уж больно тропа напоминала ведущий к какому-нибудь дольмену ход. Уж больно высоким и непроглядным становился ощетинившийся колючками «лесной коридор», а воздух все сильнее отдавал плесенью и затхлостью дряхлого подвала. Необычно для леса.

Тольяр опамятовавшись, сорвал с лица повязку, щуря свой «нормальный» глаз. Он уже так привык к повязке, что и сам себя считал одноглазым. Но человеком. Может поэтому, последнее время он вел себя исключительно по-человечьи – не носился с идеей мест и горькими переживаниями прошлого, а... жил? Жил как живут сотни тесанных жизнью подорожников-бродяг. Спал, где придется, жил с кем придется. Но свободный. Лишенный обязательств и нелепых фантазий. Для себя.

«А ведь я мог бы и остепенится. Осесть в одном месте, там, где меня никто не знает. Показать, что я на самом деле обычный человек и не тянуться ко мне жадные лапы чужих ошибок. Попробовать хотя бы» – подумал он, вдруг разглядывая льдисто-молочную кисею, витающую среди деревьев. – «Выращивать пшеницу, пахать землю? И ждать пока придут солдаты и растопчут урожай? Платить пошлину тем, кого я слишком хорошо знаю, чтобы питать беспочвенные иллюзии по поводу их благородства. Жить как кто? Да и ради кого. Её мне уже не вернуть. Смерть нельзя умолить. Вечная любовь? Какая чушь, просто во всем этом измельчавшем мирке настолько пафосном в своих пороках, что здесь просто невозможно быть серьезным до конца, не было человека ближе. Не в любви дело. Просто она была мне близка. А была ли она человеком? В конце концов – человек ли я, чтобы судить об этом? Да и какая разница. Все равно все сгорело. Уничтожено. Разрушено. Астис славно постаралась. Никогда она не остановится. Всегда с самого моего рождения бьет там, где больнее всего. Как будто боится, что я забуду о ней...»

Белесый похожий на облака тумана фон пробирающийся сквозь деревья, украшенные вилками омелы. Тольяр вдруг понял, что это такое. Раньше здесь, на этой тропе наверняка было множество нечисти – мелких лесных духов всех типажей. Но сейчас – белый туман это пустота, оставшаяся, после того как мир магии вывернуло наизнанку.

«Интересно, почему же тогда слуги Мракогляда не исчезли? Наоборот словно второе дыхание у них открылось... человечность. Цель. Странные мысли навевает на меня эта дорога. Как будто еду сквозь собственные думы. Те что никогда не вызывали сомнения. А теперь вдруг начавшие вызывать, словно этот полный отголосков волшебства туман пьянит меня».

Сзади очень не кстати послышалось конское ржание. Совсем недалеко. Отвлечение как рукой сняло. Кто-то нагонял его. Тольяр оглянулся и дал коню шпор, принуждая ленивую скотину ускориться. Глаз выделил среди застывших живых стен леса красные пятна. Семь красных пятен, едущих следом.

Чтоб тебя! – выругался парень и, спрыгнув, попытался, напрягая руки затащить животное в колючие кусты. Бесполезно – густое скопление веток, помноженное на упорство скотины, исключило любую возможность схорониться.

Пошел-пошел! Дав-вай же тварь! – пятна позади неумолимо приближались. Дорога, ставшая издевательски узенькой тропкой упорно не желала расширяться или хотя бы двоиться.

Вон он! – любые надежды Тольяра, что за ним следует группа конных грибников, развеялись одновременно с первым возгласом. Голос у грибника был пронизывающий своею лютостью. – Стой! Стоять!

И тут Тольяр увидел. Сначала увидел, а через миг ощутил, как конь под ним нежданно-негаданно ускорился. Пошел куда энергичнее. Похожая на ложбину дорожка кончалась, обращаясь сносной поляной.

Хайя! – завопил парень, чувствуя, как стремительно набирает скорость конь. Сзади начали ругаться и угрожать, но беглец успел отгородиться редколесьем, врываясь сквозь чащу и вересковые заросли в заполоненный высокорослыми древами бор.

Сзади шумел, отражаясь от смолистых стволов, голос погони. Крики. Конский топот. Лихой свист.

Конь под Тольяром начал хрипеть, задыхаясь. Недвусмысленно давая понять, что особо разгуляться не получится. Преследователи не отставали. И тогда парень решился, понимая, что если его до сих пор не продырявили арбалетами, шанс все еще есть. Спрятал повязку за пазуху, рассматривая такой причудливый мир обоими глазами.

Встав на стременах, он резко развернул коня и, быстро выхватив меч, сошелся с немного выбившимся вперед первым врагом. Отточенное лезвие распороло лоскутную куртку, а захлебнувшийся криком преследователь сверзился вниз головой. Тольяр даже не успел рассмотреть его лица. Остальные, лицезрев печальную участь товарища, стали выравнивать строй. В руках кроме мечей и рогатин парень рассмотрел ловчие арканы. Убегать не получалось. Защититься так же. Приходилось отдавать себя шалому безумию схватки, бросаясь в атаку загнанного в угол зверя.

Не успев затормозить импозантный мужчина с благородными сединами на висках, напоролся на меч. Широко открытым в затяжном ругательстве ртом. Тольяр оказавшись позади убогого строя, разворачивал скакуна. Уловил краем нормального глаза движение. Стрела вонзилась в мощную конскую грудь и, животное на ходу рухнуло, сбрасывая Тольяра на землю. От удара из глаз посыпались искры, и перехватило дух. Пытаясь встать, он поднял голову и встретился взглядом со стрелком. Зеркальные глаза. Конь под наездником делает шаг, и мир резко гаснет под звук лютого голоса:

Не каждой Крысе эта пташка как видно по зубам. Но к счастью у вас есть еще и я...

Утро выдалось пасмурным и вполне осенним. Листья кедров и кленов дрожали на ветру. Некоторые, уже тронутые золотисто-красным дыханием осени, парили в воздухе или плыли по расходящейся кругами воде болотистого озерка, частично скрытого зеленью кувшинок. На крышах трех самых богатых домов Алого Взгорья во всю крутились жестяные флюгера. Низко летали, предвещая дождь, птицы.

Третья дочь плотника Исфера пятнадцатилетняя Айлен поставила коромысло, чуть расплескав на стылой земле прозрачные капли, и поддернула коричневую юбку. Колодца плотник не имел, поэтому его дочерям приходилось по нескольку раз в день ходить к деревянной кринице возле выгонов за капустными грядками старого Бифара. Сегодня была очередь Айлен.

Желания у молодки не было. Ведь по дороге она могла встретить семнадцатилетнего Кирдэна пастуха. Только два дня назад, после того как страшных разбойников выбили не менее страшные солдаты, они повздорили. И теперь Айлен видеть не хотела этого болвана.