– Ты с ума сошел, – с тревогой прошептала я, стараясь не разбудить малышку во второй раз. – У тебя есть дочь и она нуждается в тебе!
– Она нуждается в матери, которую я не смог уберечь от несчастья, – прошептал Алестер и на его глазах опять выступили слезы. – Как я объясню ей то, что не позаботился о Марте должным образом?
– Не говори так! – возразила я. – Ты был прекрасным мужем моей сестре и, я уверена, станешь заботливым отцом для Патрисии, а я буду приезжать как можно чаще и помогать тебе растить ее.
– Тебе не дано иметь собственных детей, Оби, – ни с того, ни с сего вдруг задумчиво произнес Алестер и пристально поглядел мне прямо в глаза.
– Алестер, я…
– Не оправдывайся. Я знаю твою тайну. Марта рассказывала мне.
– Алестер, разве сейчас самое время говорить об этом? – взмолилась я, чувствуя, что снова могу разрыдаться. – Я совершила ошибку, Господь наказал меня за нее и…
– Возьми ее, – не спуская с меня тяжелого взгляда, мрачно произнес Алестер.
– Что ты имеешь ввиду?
– Возьми Патрисию.
– Но… Я ведь и так держу ее.
– Ты не поняла… Возьми ее насовсем. Вырасти ее, как собственную дочь.
– Алестер… – изумилась я, надеясь, что ослышалась. – Ты сошел с ума… Как ты можешь предлагать мне такое?
– Не переживай за финансовую составляющую вопроса, – не обращая внимания на мои причитания, продолжал Алестер. – Я перечислю на твой счет такую сумму, что хватит не только на воспитание малышки, но и на всю оставшуюся безбедную жизнь.
– Алестер… Это безумие…
– Тебе даже не придется работать.
– Алестер… – снова взмолилась я. – Дело не в деньгах… Патрисия, она ведь… Ведь она твоя дочь. Неужели ты сможешь вот так запросто расстаться с ней?
– Девочке нужна мать, – произнес Алестер, вытерев слезы и встав с дивана, а потом подошел ко мне вплотную. – Я не смогу заменить ей ее. Патрисии будет гораздо лучше с тобой там, в Нью-Йорке, чем здесь со мной, неужели не понимаешь? Ты милая, добрая женщина, Оби, совсем как твоя сестра. Ты станешь для малышки родной матерью, разве это не прекрасно? У тебя будет то, чего лишил тебя Господь, и чего никогда не будет, если ты откажешься от моего предложения. Подумай об этом!
– Я могу усыновить ребенка из детского дома и…
– И будешь растить чужую плоть? Чушь! – махнул он рукой. – Патрисия – дочь твоей сестры, в вас бежит одна кровь!
Я с сомнением посмотрела на малышку, пытаясь понять, не сошел ли Алестер с ума.
– Оби, я говорю абсолютно серьезно, – добавил он, видимо, прочитав мой взгляд. – Не думаю, что когда-либо в своей жизни я был настолько серьезен.
Продолжая рассматривать мирно сопящую в моих объятьях Патрисию, я вдруг призадумалась, пытаясь справиться с потоком мыслей, наводнивших голову.
А что?
Алестер в чем-то прав. Ведь это, действительно, мой шанс стать матерью. Шанс, о котором я мечтала и который теперь оказался прямо в моих руках… Боже, как приятно держать маленькое живое творение, заботиться о нем и осознавать, что являешься для него самым важным человеком в мире… Боже, какое, наверное, счастье – быть матерью…
И вдруг я вспомнила слова Марты, сказанные ею три дня назад, в день ее смерти: «Если со мной что-нибудь случится, позаботься о Патрисии. О ней и об Алестере. Обещаешь?» Холодные мурашки поползли по спине, и страшная догадка, словно молния, озарила меня.
Марта чувствовала… Не знаю, откуда, но она подозревала, что умрет. Именно поэтому на ней не было лица, когда она нашла нас с Патрисией в саду. Она что-то говорила про загробный мир, но я толком не помнила, что именно… Помнила только то, что мне был неприятен тот разговор. Три дня назад я не придала значения ее словам, списав их на плохое настроение после ссоры с супругом или послеродовую депрессию, но теперь мне все стало ясно.
Марта знала, что умрет и поэтому взяла с меня обещание позаботиться об Алестере и дочери… Она скончалась тем же самым вечером, прихватив с собой данное мной обещание, на которое я согласилась, лишь бы только поскорее закончить тот неприятный диалог.
Вспоминая о событиях тринадцатого июня, я продолжала, преисполненная сомнений, задумчиво разглядывать Патрисию и, наконец, выдавила:
– Не знаю, Алестер… Неужели ты, потомок благородного рода, способен отречься от собственной дочери?
– Я… – начал было он, а потом на несколько секунд полотно сжал губы, словно изо всех сил держался, чтобы не разрыдаться во весь голос. – Я не отрекаюсь от нее… Я спасаю ее. Это только лишь для ее блага…
– Но…
– Выслушай меня! Ты сможешь вырастить девочку. У нее будет полноценная жизнь вдали от этого заплесневелого старого дома. У нее будет мать, которая сможет по-настоящему любить ее. Мое предложение выгодно для всех нас! Я предлагаю сделку! – он положил трясущиеся от возбуждения руки мне на плечи и, снова заглянув в глаза, очень медленно повторил. – Я предлагаю тебе сделку, Оби. Ты растишь мою дочь, я обеспечиваю твое безбедное существование, Патрисия растет, окруженная материнской любовью. Разве в этом нет логики? Каждый из нас троих будет счастлив и получит то, что ему нужно, но я выдвигаю тебе только одно совсем несложное условие.
– Какое? – глухим голосом машинально отозвалась я.
– Ты должна пообещать мне, что никогда не откроешь Патрисии нашу тайну, – все тем же медленным тоном произнес Алестер, продолжая пристально смотреть в мои испуганные глаза с близкого расстояния. – Ты никогда не привезешь ее в поместье. Ты никогда не расскажешь ей правду. Ты никогда не обмолвишься ей ни обо мне, ни о Марте. Ты забудешь дорогу сюда и забудешь о моем существовании.
– Как же так? – изумилась я, не веря собственным ушам. – Тебе не интересно будет получить от меня ни одной фотографии или новогоднюю открытку, подписанную твоей дочерью, когда она подрастет?
– Ни. Ког. Да. – он приблизил свои глаза к моему лицу и, не моргая, сверлил меня взглядом так, словно пытался заглянуть в самые отдаленные глубины души. – Ты слышишь, Оби? Никогда.
В этот момент Алестер был очень страшен, скулы тряслись, а лицо горело безумием. Я не могла припомнить, чтобы видела его хоть раз в таком состоянии. Но, не смотря на все это, в его глазах стояли слезы, и было заметно, словно он едва сдерживается от рыданий. Сглотнув в горле холодный ком, я отступила от Алестера на один коротки шаг. Он остался на месте, опустив руки и выпрямившись в полный рост, а потом произнес:
– Забирай ее.
Я отрицательно затрясла головой.
– Забирай свою дочь, Оби.
Я, не в силах сказать ни слова, опустила глаза и снова посмотрела на Патрисию. Она, чувствуя тепло моего тела, улыбалась во сне и умиротворенно посапывала.
– Собирайся, Оби. Я вызову такси, и оно отвезет тебя в Гармфлинт, где вы с Патрисией сядете на ближайший поезд до Нью-Йорка и больше никогда не вернетесь в поместье.
Подняв голову, я покрепче прижала к себе племянницу и молча кивнула, стараясь не смотреть Алестеру в глаза. Его сильно трясло, но он нашел в себе силы подойти ко мне обнять нас с Патрисией и прошептать в мое правое ухо:
– Прощай, Оби. Прощай навсегда. И не забудь про наш уговор. Что бы ни случилось, никогда не позволяй моей дочери вернуться сюда и не рассказывай ей правду. Храни Господь тебя и Патрисию.
Я почувствовала на своей шее его хлынувшие нескончаемым потоком горячие слезы…
3. Рассказ Марты
(12 июня 1987 года)
Когда малышка уснула, мы с Алестером вместе пошли в ванную комнату и занялись вечерним туалетом, наслаждаясь редкими минутами покоя и возможностью поговорить друг с другом на отвлеченные темы. Несмотря на то, что Патрисия родилась довольно спокойной и тихой девочкой, она все равно успевала извести меня за день, и по вечерам я чувствовала себя, словно выжатый лимон.
– Как же я жду завтра, чтобы поскорей увидеть Оби, – произнесла я, обращаясь к мужу, который, стоя перед зеркалом, с самым серьезным выражением лица подравнивал щипцами форму своих роскошных каштановых усов, точь-в-точь таких же, как у его покойного отца. Меня всегда забавляла мимика супруга в то время, когда он занимался этим нехитрым делом: словно он не просто выщипывал лишние волосики, а решал сверхсложную логическую задачу, от которой зависела судьба всего человечества. Впрочем, Алестер во всем был таким, с любовью подумала я и добавила. – Я так соскучилась по ней, несмотря на то, что после рождения Патрисии она стала приезжать гораздо чаще.