Он осторожно заглянул в комнату. Единственное высокое окно было прикрыто куском прозрачного пластика. В углу стояла небольшая чугунная печка с выведенной прямо через стену трубой. Вся комната была завалена мешками и какими-то коробками. Среди этого нагромождения Чаз разглядел кое-какие инструменты, два старых ружья, расшатанное кресло без обивки и широкую кровать. На кровати лежала Эйлин, а на полу, рядом с дверью, скорчилось то, что когда-то называлось человеком. Скорее всего, труп притащили и бросили здесь, хотя этот несчастный и сам мог приползти сюда, чтобы умереть. От трупа исходил нестерпимый смрад.

Задыхаясь от вони, Чаз ухватил мертвеца за воротник клеенчатой куртки и поволок из комнаты, потом вниз по лестнице и дальше — к входной двери. Открыв засов, Чаз спихнул труп на землю и снова запер дверь. Потом одним махом взлетел на второй этаж.

Девушка лежала на спине, разбросав в стороны руки; она была все в том же комбинезоне. Чтобы хоть немного проветрить комнату, Чаз несколько раз открыл и закрыл дверь. Потом приблизился к кровати. Ноги девушки были прикрыты старым, на удивление чистым одеялом. Чаз перевел взгляд на лицо Эйлин — она бредила; глаза прикрыты, на щеках пылает болезненный румянец; девушка то и дело облизывала пересохшие губы.

— ...В парк, — бормотала она. — Ты же обещала, мамочка. Он сегодня открыт...

— Эйлин, — позвал Чаз, осторожно коснувшись тыльной стороной ладони ее лба. — Эйлин, это я, Чаз.

Лоб был горячим; она отдернула голову.

— Ты обещала... — бормотала Эйлин, — давай пойдем в парк. Ты же обещала.

Чаз расстегнул ворот ее комбинезона. В скудном свете догорающего дня он увидел на тонкой шее красноватые отметины — пока еще не язвы, но уже воспалившиеся пятна. Вместе с сильнейшей лихорадкой они являлись неопровержимыми признаками поразившей организм гнили.

Судя по пятнам, Эйлин провела в зараженной зоне по крайней мере дней пять, причем заразилась сразу же, как только оказалась снаружи.

— ...Ты обещала... — твердила девушка, ее голова моталась из стороны в сторону. — Мамочка, ты же обещала...

Первым делом следовало раздобыть воды. Оглядевшись, Чаз разглядел в полумраке старинный бидон, стоявший около печки. Он открыл крышку, внутри тускло поблескивала какая-то жидкость. Он принюхался, жидкость ничем не пахла.

Чаз осторожно попробовал ее. Это была вода; насколько чистая, судить он не мог, но выбирать не приходилось. На гвозде, вбитом в стену, висел алюминиевый ковшик с погнутой ручкой. Чаз зачерпнул воды и, приподняв голову Эйлин, поднес ковшик к губам девушки. Она жадно выпила, но так и не пришла в себя.

Повесив пустой ковшик на место, Чаз принялся исследовать комнату. После того как он избавился от трупа и распахнул настежь дверь, воздух заметно посвежел; однако с каждой минутой становилось все холоднее, и до рассвета дом мог окончательно выстудиться.

Внезапно Чаз замер на месте, словно в бок ему уткнулся ствол пистолета. С улицы донесся слабый крик:

— Скиталец, Скиталец... Красный Скиталец... Слова были едва слышны, но — если слух не подводил Чаза — доносились они вовсе не с той стороны поля, что в первый раз. Через несколько секунд послышался крик с другого конца поля.

— Скиталец, Скиталец... Красный Скиталец...

Не успел крик затихнуть, как его подхватили еще два голоса — и тоже с разных сторон. Чаз метнулся к окну, но не увидел ничего особенного. Прищурившись, он всматривался в сторону поля, над которым нависли низкие темные облака; солнце почти скрылось за горизонтом. Он повернулся спиной к окну, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и огляделся. Если тот несчастный использовал дом в качестве убежища, то у него наверняка имелся какой-нибудь оптический прибор, позволявший следить за окрестностями.

Вскоре Чаз нашел то, что искал. Рядом с окном на гвозде висел тяжелый бинокль. Он сорвал бинокль с гвоздя и поднес к глазам.

Прибор оказался довольно мощным. Вначале Чазу никак не удавалось настроиться на резкость и как следует рассмотреть вершину холма, находившегося в нескольких сотнях метров от дома. Наконец он уперся локтем в оконный переплет и установил регулятор в нужное положение.

Чаз внимательно вгляделся в сгущающийся сумрак, но ничего примечательного не заметил. Он уже собрался было повесить бинокль на место, когда на вершине холма неожиданно появилась человеческая фигура. Ее было видно и без бинокля. Чаз поспешно поймал фигуру в фокус.

Это был мужчина, одетый в толстый красный свитер и штаны от комбинезона. Чазу показалось, что незнакомец совершил гигантский прыжок и очутился в каких-то десяти метрах. Он инстинктивно опустил бинокль, но тут же снова приставил к глазам. И тут Чаз узнал человека. Это был тот самый бродяга, что устроил крушение поезда.

Чаз не сводил с него глаз. Этот человек был жив и, более того, выглядел совершенно здоровым, несмотря на язвы на горле. Чаз разглядел язвы еще в прошлый раз, когда человек валялся среди обломков дрезины. Язвы и сейчас были на месте, но, похоже, они ничуть не досаждали незнакомцу. Бродяга сложил ладони рупором и, глядя на дом, прокричал:

Казалось, крик бродяги завис под темнеющим небом, среди красноватых облаков. В следующую секунду человек отступил назад и скрылся за склоном холма.

Его исчезновение словно послужило сигналом: красноватые отблески на облаках стали блекнуть, багровое марево рассеялось, и на землю стремительно начала опускаться темнота. Чаз вернулся к действительности.

Он поспешно повесил бинокль на место. Здесь должен иметься хоть какой-то светильник. Чаз осмотрел рухлядь, громоздившуюся на печи, но не обнаружил ничего подходящего. Он вгляделся в быстро сгущающийся мрак и уловил тусклый блеск в одном из углов комнаты. На обшарпанном столе среди нагромождения каких-то непонятных предметов примостилась старинная масляная лампа. Она напоминала нечто среднее между соусником и наспех сшитым неумехой-кустарем старым шлепанцем с загнутым острым носом.

Чаз взял лампу в руки. Это была лишь подделка под старинную вещицу, якобы прибывшую из Средиземноморья. Чазу не раз доводилось видеть подобные штуки — считалось, что они способны повысить эффективность медитаций. Встряхнув лампу, он обнаружил, что она почти наполовину заправлена. В загнутый кончик был вставлен фитиль из какого-то волокнистого пластика, а рядом на столе лежала вполне современная пьезокристаллическая зажигалка. Через пару секунд пламя осветило комнату.

Выругавшись про себя, Чаз повернулся к окну. Ведь свет мог послужить маяком, приманкой. Над окном была свернута штора, по всей видимости и предназначавшаяся для светомаскировки.

Чаз опустил ее. Штору изготовили из полосок темной ткани, наклеенных на серый непрозрачный пластик.

Поплотнее прикрыв окно, он принялся исследовать комнату. Медленно и методично разглядывая все, что попадалось на пути, он не переставал удивляться, как много полезных и нужных вещей было собрано в этих четырех стенах. Большую часть предметов приспособили для той или иной надобности — вроде того молочного бидона. Вещи свидетельствовали об изобретательности и искусности своего владельца. Однако вряд ли один человек был способен так обустроить жилище, особенно если принять во внимание, что на зараженной территории можно было протянуть не дольше четырех месяцев.

Чаз обнаружил запас продуктов, горючее, боеприпасы, одежду, мыло, несколько аптечек с полным набором лекарств: от аспирина до ампул с общей антивирусной вакциной; а в одном из углов комнаты он нашел даже ящик с домашним пивом. Покончив с осмотром, Чаз решил взяться за более неотложную задачу — растопить печь. Может, ему это только казалось, но температура быстро падала.

Он укрыл Эйлин всем, что подвернулось под руку. Снова напоив девушку, Чаз занялся печкой, рядом с которой обнаружил бумагу, щепки и груду поленьев. Щелкнув зажигалкой, он развел огонь, и довольно скоро — гораздо быстрее, чем он ожидал, — в комнате стало тепло.