Архипов подозрительно покосился на Лаврова, покашлял в кулак:

– Ну а в чем тогда будет заключаться суть моей миссии, Владимир Николаевич? Только не пытайтесь меня уверить, что это будет чистой воды благотворительность!

– В первую голову – благотворительность! – заверил ротмистр, и, в свою очередь, покашлял, делая паузу. – Ладно, раскрою вам карты до конца! Нам удалось перехватить один из отчетов французского консула в Токио – Франция, как вам известно, любезно согласилась выступать посредником в общении воющих сторон. Очень любопытный оказался отчетец, Андрей Андреевич! Француз, например, уверяет, что среди русских военнопленных в японских лагерях немало лиц, не желающих возвращаться в Россию!

Архипов поперхнулся чаем:

– Как такое может быть, господин ротмистр? Не врет французик часом? Чтобы славянин по доброй воле пожелал остаться у своих поработителей? У макак этих? Не верю!

– Воля ваша, – пожал плечами Лавров. – Ежели поедете – сможете убедиться самолично. Лично я верю. И вот почему: дело в том, что организованные японцами лагеря для военнопленных, по многочисленным отзывам, мало напоминают русские тюрьмы. Скорее, это поселки с ограниченной, разумеется, свободой передвижения и прочими строгостями военного времени. Но тем не менее, Андрей Андреич! У русских в Японии есть возможность свободных увольнительных, им выдают жалованье, на которое совершаются покупки. Все это и многое другое мало похоже на отечественное казарменное житье-бытье не только солдат, но и офицеров. Приветливое население, чистенькие японские города-поселки… И если бы сами японцы не были исторически пристрастны к иностранцам, не были бы столь не расположены к любым иноземцам вообще – боюсь, число невозвращенцев-славян было бы гораздо большим!

– Значит, моей задачей будет выявление таких непатриотически настроенных военнопленных и воспитательная среди них работа?

– Можно сказать и так, – согласился Лавров. – С одной небольшой поправкой: вам нужно будет найти хотя бы одного-двух невозвращенцев и попытаться помочь им остаться в Японии! С тем, чтобы у нас появилась там своя агентура! Что скажете, господин полковник?

– Хм… Скажу, что сия задача кажется мне невыполнимой! Ну как вы себе представляете русского полковника, члена депутации Красного Креста, который будет обивать пороги японских властей с просьбой оставить у себя неких Иванова, Петрова и Сидорова?

– Ну, зачем юродствовать, Андрей Андреич? Это ни к чему! – укоризненно покачал головой Лавров. – Если серьезно, то вы, наоборот, должны громогласно порицать невозвращенцев. И через японцев так действовать, разумеется, глупо. Эта страна, между прочим, истощена закончившейся войной больше, чем Россия. У них своих голодных полно, и чужие там и вовсе ни к чему. Если их кто-то из военнопленных и может заинтересовать, так это, скажем, какие-то изобретатели, умельцы. Но таких среди военнопленных крайне мало, полагаю. Старшие офицеры славянских кровей им тоже ни к чему: нашу тактику и стратегию японцы давным-давно изучили. И военных инструкторов раньше предпочитали искать у немцев, а нынче отдают предпочтение англичанам. И вообще мы все тут плохо, к сожалению, знаем особенности их национального характера и предпочтения. Надеюсь, что ваш визит поможет нам лучше узнать это. На месте поглядите – что и как. Не получится с агентурой – никто вас корить не станет. Да и некому, честно признаться: знаем об этих задумках только мы двое!

– Как говорят, попытка – не пытка. Попробуем, – вздохнул Архипов. – Когда аудиенцию-то испрашивать?

– А вот с этим тянуть не надо, Андрей Андреевич! Может, сразу пойдете к графу Воронцову-Дашкову[16]? Как вы с ним?

– Да практически никак, Владимир Николаевич! Как говорится, птица высокого полета и не наших кровей. Мне проще к вдовствующей императрице напроситься, через нее действовать. Письма-то ваши где?

– К вечеру доставят вам сундучок-с.

– Ну и ладно. Что там с Алексеем Николаевичем Куропаткиным, не слыхать?

– Не в фаворе нынче наш генерал-адъютант. Вы, наверное, слыхали – после отставки наместника Алексеева был назначен главнокомандующим всеми нашими войсками и флотом. Пошел было в гору, но проиграл сражение при Мукдене, после чего был перемещен на место командующего Первой армией Линевича. Когда дело запахло миром, забросал государя телеграммами о невозможности закончить войну столь позорно, ратовал за продолжение военных действий. Не было бы этих телеграмм – глядишь, не привлек бы к своей персоне столь пристального внимания. А нынче его только ленивый в печати не ругает. Делают главным виновным в проигрыше… Просится в Петербург, для личных объяснений с государем – а его видеть не желают… Держат пока на Дальнем Востоке. Так-то, Андрей Андреич!

Лавров встал, помял поясницу, вздохнул:

– Век бы из ваших кресел не выбирался, господин полковник! Но – дела, дела! С вашего позволения – откланиваюсь. И жду добрых вестей по результатам аудиенции.

Лавров поклонился, звонко щелкнул каблуками, и напоследок по-свойски обнял Архипова:

– Провожать не надо, Андрей Андреич! Прощайте!

Выйти из дома Лавров с самого начала предполагал черным ходом, через запущенный двор и замаскированную калитку, выходящую в переулок. Так он и поступил: ротмистр опасался привлекать внимание к полковнику накануне его миссии.

Выйдя в переулок, Лавров негромко свистнул, и через пару минут к нему подкатил экипаж.

– На Таврическую! – негромко бросил Лавров вознице и откинулся поглубже на сиденье, ставши совершенно незаметным для прохожих.

Скромный неброский дом на Таврической, 17 по-прежнему украшала табличка перестраховочного товарищества на паях «Злобин и компания». Выскочив из экипажа на ходу, Лавров быстро нырнул в застекленную дверь главного входа. При его появлении конторщики вскочили с мест, сдержанно наклонили головы. Кивнув в ответ, Лавров быстро прошел к тайному ходу в свой кабинет, расположенный во втором этаже. Швырнув саблю, форменную шапку и перчатки в кресло, прошел за свой стол, поправил приготовленные к его приходу папки, но раскрывать их не спешил, ждал с докладом порученца. Не прошло и трех минут, как тот явился, поздоровался и с разрешения начальника присел за приставной столик, положив перед собой единственный, весьма тощий бювар. Его доклады традиционно были устными.

– Ну, что у нас новенького, Сергей Иваныч?

– Активности противника вокруг нашей конторы за минувшие сутки не отмечено, Владимир Николаевич. Посетителей вчера было двое – случайные люди, действительно по страховым делам. Семен Харитонов[17] телефонировал – из Москвы он вернулся благополучно, к полудню обещал подойти. Остальная работа идет по плану, рапорты в папках на вашем столе, Владимир Николаевич…

– Хорошо. Свободны пока, – Лавров бросил короткий взгляд на массивные часы в углу кабинета. До полудня оставалось минут двадцать – а Евстратий не из тех, кто позволяет себе опаздывать к назначенному времени.

В Москве у Разведочного отделения был небольшой филиал – штатной численностью всего в три единицы. Работы по профилю РО во второй столице России было не в пример меньше, чем в Петербурге, но совсем со счетов Москву никто не сбрасывал. Политическая обстановка в России менялась порой совершенно неожиданно, и не всегда в пользу Разведочному отделению. Лавров даже не исключал возможности передислокации своей конторы туда – если в столице вдруг станет для нее слишком неуютно. Вот Медников – Харитонов и навещал время от времени свои старые пенаты, встречался с приятелями, с коими начинал работу в охранке, прощупывал обстановку.

Когда часы начали с хрипом отбивать полдень, за стеклянной дверью появился знакомый силуэт. Лавров нажал кнопку, открывая дверь и одновременно блокируя стальное полотнище, которое, в случае непрошенных визитеров, наглухо перекрывало вход в кабинет.

Медников переступил порог, приостановился, коротко поклонился: