– Никифор, дай ему еще один патрон. А ты, Тимофей, стреляй три с коня.

– Дядя Петро, а с места или на ходу?

– А ты что, и на скаку попасть с трехсот шагов сможешь? – недоверчиво спросил Никифор.

– Надо попробовать, – заряжая карабин, ответил я. – Вы чуть в сторону коней отведите, чтобы мишень не загораживать.

Сказав это, я развернул Чалого от мишени и пустил его в карьер. Проскакав метров десять, я не выдержал и, развернувшись назад, вскинул к плечу карабин и выстрелил по мишени. Оставив позади себя еще метров пятьдесят, остановил коня и перезарядил карабин. Затем развернул Чалого и, управляя им только ногами, поскакал к мишени, целясь в нее через голову коня. Когда до мишени осталось метров двести, я выстрелил, остановив коня, перезарядил карабин и выстрелил по мишени еще раз. После этого подъехал к Селеверстовым.

– Поехали, посмотрим на результаты. – Атаман тронул коня в сторону мишени, а за ним потянулись все остальные.

Подъехали к щиту и встали около него полукругом.

– Вот это Тимоха дает! – воскликнул Никифор. – Батя, глянь. Четыре дырки там, где голова должна быть, да как кучно, а еще две где-то в районе груди, но все в белой полосе.

– Еще что скажешь, Никифор? – Атаман, повернув голову, требовательно посмотрел на сына.

– А чего еще скажешь? Я такой стрельбы еще не видел.

– Эх, Никифор, Никифор, учить тебя еще и учить! Если бы Тимофей после сборов участвовал в состязаниях как казак-малолетка, что бы было?

Никифор задумался, а потом удивленно произнес:

– Так призы бы получил – по первому разряду за стрельбу пешим и с коня, и за наездничество как минимум по второму разряду приз бы имел. Это, считай, винтовка, седло или мундир с шароварами и портупея.

– Вот, Никифор! О том, что сегодня видели, никому не слова. Хочется мне войсковому старшине Буревому, который приедет в этом году на зимние сборы у малолеток, нос утереть. Упрошу я его, чтобы он Тимоху к призовой стрельбе да наездничеству допустил. Посмотрим, что он скажет, когда Тимоха покажет всем казакам, как стрелять надо. Да и тебе, Тимофей, это участие для поступления в училище пригодится.

– Хорошо, дядька Петро, я еще больше заниматься буду. А когда зимние сборы будут?

– В конце февраля следующего года. Так что время еще есть. Тренируйся и Ромку под свою руку забирай. Пускай у тебя учится всему.

Так в мою жизнь вошел Ромка Селеверстов, который надолго стал моим напарником в моих начинаниях в этом мире.

С учетом того, что сезонных работ по хозяйству почти не осталось, мы с Ромкой где-то за месяц оборудовали в пустом пристрое для зимовки скота теперь уже моего дома небольшой спортзал. В нем разместили самодельные брусья, турник, шведскую стенку, деревянную модель коня с седлом для обучения упражнениям джигитовки, передвижной станок для рубки лозы и чучело для этих же целей и, конечно же, макивару и другие приспособы для рукопашного боя.

Приехавший посмотреть на наши занятия атаман Селеверстов, увидев все эти снаряды, только крякнул, покрутил ус, а потом молча и задумчиво смотрел на наши упражнения. В тот раз он так ничего и не сказал о нашем спортзале, но потом еще несколько раз приезжал вместе с сыном Никифором и вахмистром Митяем Широким. Все вместе смотрели, как мы с Ромкой исходим потом, выполняя разработанный мною комплекс физических упражнений с использованием имеющихся снарядов, проводим учебные схватки на пиках, шашках, кинжалах, тренируемся в рубке. Но никто опять не сказал ни слова.

Потом пришла зима. Наши с Ромкой занятия прерывались только охотой на зверье и птиц да заготовку дров. По станичному «уроку» каждый казак должен был поставить двадцать бревен в государственную казну. Для большой семьи Селеверстовых, в которой по реестру числилось трое взрослых казаков, надо было заготовить шестьдесят бревен. Вот и работали мы с Ромкой сучкорубами да охотой промышляли для бивачного котла и домой что-то впрок из лесной дичи запасти.

После рождественских праздников, на Святки, из станицы в Благовещенск тронулся так называемый «ярмарочный обоз». По договоренности с атаманом вместе с семейством Селеверстовых поехал и я.

Четыреста верст до Благовещенска мы прошли за две недели, по дороге останавливаясь то в лесу, то у родственников и хорошо знакомых казаков семьи Селеверстовых в станицах, расположенных ближе к административному центру Амурской области.

И вот ранним утром, еще в сумерках, наш обоз въехал в Благовещенск – город, в котором я родился, то есть еще должен буду родиться в будущем. Я вертел головой по сторонам, проезжая по улицам, и ничего не узнавал – большая станица! Где асфальтированные проспекты, окруженные многоэтажными домами в сиянии рекламы? Где проносящие машины и шум многолюдного города? Ничего этого не было! Но будет, обязательно будет!

Остановились мы в заезжем доме купца Чурина. Атаман Селеверстов с Никифором сразу же ушли с приказчиком Чурина договариваться о продаже привезенных пшеницы, рыбы, мяса, шкур, а мы с Ромкой принялись выпрягать из трех саней лошадей и вместе с тремя верховыми, на которых ехали мы с Ромкой да Никифор, повели их на конюшню.

Тетя Оля, жена атамана, со снохой Ульяной, женой Никифора, и дочерью Анфисой стали таскать из распряженных саней узлы с добром в дом, где были сняты комнаты для проживания на время ярмарки.

Вскоре вернулись довольные Никифор и дядька Петр. Как выяснилось, им удалось очень выгодно продать почти весь свой товар Чурину, немного оставив самого ценного для ярмарочной распродажи. На радостях атаман заказал баню и обильный ранний обед, после которого мы всем семейством, принарядившись, отправились смотреть город.

Этот променад очень напомнил мне походы с женами по магазинам в моем прошлом мире. Я никогда не мог понять женщин: как они могут ходить по магазинам «просто посмотреть»? Если мне надо было что-то купить, то я шел и покупал, не глядя на остальной товар. У моих же жен «просто посмотреть, померить, прикинуть» могло растянуться на долгие часы моих мытарств. Особенно меня добивало то, что все это происходило при полном отсутствии денег в нашем семейном бюджете.

Здесь происходило то же самое. Женщины во главе с тетей Олей заходили в каждую лавку, где смотрели, приценивались, примеряли, прикидывали и прочее. Но при этом все мужчины Селеверстовы практически не отставали от своих женщин, так же что-то смотрели, ахали, приценивались. И ничего не покупали. Когда я спросил атамана, почему ничего не покупают, то был сражен его ответом: «Так на ярмарке все дешевле будет. А тут просто посмотрим». После такого ответа я просто выпал в осадок и, наверное, умер бы от скуки, но перед заходом в очередную лавку вдруг увидел на соседнем доме вывеску: «Городская общественная библиотека».

– Дядька Петро, я в библиотеку. Можно? В приезжий дом я сам приду, дорогу помню.

– Иди, грамотей. Тебе, смотрю, поход по лавкам неинтересен!

– Ага. Я побежал.

Зайдя в дом и пройдя сени, я вошел в большую комнату, где стояло довольно много стеллажей с книгами, а за столом сидела пожилая, полностью седая женщина с приветливым лицом, своим видом напомнившая мне интеллигентную учительницу-старушку советских времен.

– Здравствуйте, меня зовут Мария Петровна. Я библиотекарь. Что вам угодно, молодой человек? – мягким голосом произнесла женщина.

– Здравствуйте. Хотел бы книги посмотреть, – робко ответил я.

– Книги не смотрят, а читают. Но откуда такой интерес к книгам у молодого казака?

– Меня зовут Тимофей Аленин. Мы из станицы Черняева на ярмарку приехали. Я хочу поступить в Иркутское юнкерское училище и зашел к вам узнать, какие книги по военному делу есть, и какие учебники сейчас издаются. А главное – найти программу вступительных экзаменов в училище. Никто мне в станице не смог об этом сказать, включая батюшку станичной церкви Александра. А он к нам из Санкт-Петербурга приехал.

– Похвально, похвально. А позвольте полюбопытствовать, не тот ли вы молодой казак Аленин, который целую банду хунхузов один уничтожил?