Возвращаясь на кухню, он услышал голос Терпугова.
- Когда это произошло, я сейчас не помню уже, - у порога он услышал голос Виталия. - лет двадцать пять назад. Но только Шипе-Тотек пришел ко мне. Как приходил уже однажды, когда я болел, там, на в Южной Америке, когда после первого сеанса я едва не умер. Он пришел и, показывая на себя, сказал мне, смотри, как я стар и некрасив, смотри, как мне плохо, смотри. Смотри, я умираю. Смотри я умираю, страдая. Мне больно, больно, да-да, мне больно, сказал он. Чем я могу помочь тебе, спросил я смиренно, подскажи, я все сделаю. Я сделаю все для тебя, ты же знаешь. Ведь ты же мой Бог. И он сказал мне. Вот что он сказал, да. Я никогда никого не любил так, как тебя, я люблю тебя, как себя, ты это знаешь, и поэтому то, что я тебе прикажу, ты будешь делать и для меня и для себя, для себя как для меня, и для меня как для себя... Да, да, говорил я согбенный, как прикажешь, ведь ты мой Бог. Мой Бог, мой Бог... Ты должен, сказал мой Бог, ты должен, ты должен, для того чтобы я был здоров и счастлив, чтобы я не старился, для того чтобы я не умер, ты обязан находить молодую жизнь и брать ее себе, и передавать ее потом мне. Молодую жизнь. Жизнь мужчин - уже не детей, но еще не юношей. Такие мужчины уже обрели жизненную силу, и еще не растратили ее. Ты должен, ты должен, сказал мне мой Бог, приказал мне мой Бог, съедать их жизнь и, переварив, отдавать ее затем мне. Да, именно так он и сказал...
Утром Данзас попил кофе, провел получасовую разогревающую мышцы тренировку и отправился на поиски приключений.
Он решил, что лучшее средство передвижения - маршрутка. Быстро, удобно, недорого. К тому же вычислить потенциального преступника среди тысяч снующих туда-сюда людей не удалось бы никому.
Генрих в целях маскировки одел серенькие, давно вышедшие из моды брючки, бежевую рубашечку, замызганный плащик с потертыми рукавами, взял старые ботинки Сергея и остался доволен своим новыи имиджем. Темно-серую кепочку он оставил. Это дополнило его городской камуфляж.
Найдя в закромах квартиры журналиста средних размеров потрепанную сумку, из уже шелушащегося от старости кожзаменителя, где одно крепление ремня было заменено кольцом из алюминиевой проволоки, а молния сбоку была скреплена обычной булавкой, он дополнил ей свою экипировку.
Если бы с Данзасом, вышедшим в образе "совка" на охоту, столкнулся кто-нибудь из давних знакомых, то десантник остался бы неузнанным.
Генрих не спеша, с пересадками доехал до центра города и решил пройтись пешочком по близлежащим улицам, визуально оценивая встреченные по пути милицейские патрули.
В свое время на следствии и заключении он стал обращать внимание на лица и манеры стражей порядка. Отсмотрев три наряда патрульных, Данзас повернул в скверик у автомастерской и присел перекурить на лавочке. Возникла интересная идея.
"Менты-с, свежее решение... Охотник на бродячих ментов Генрих Данзас. Похоже, что в ментовку принимают исключительно убогих. Чем страшнее и чем менее подготовлен к несению службы, тем лучше. Один другого краще... Глаза без единой мысли, походка ослабленных недельной голодовкой орангуганов, на харях - выражение надменной презрительности. Да уж, с такими стражами порядка каши не сваришь. Впору повторять опыты Чезарс Ломброзо. Только теперь создавать фенотипические портреты не преступников. а сотрудников органов. Тяга к насильственным действиям у них на лицах написана... Правильно говорят, что нормальный человек нынче в ментовку не пойдет, - Генрих закурил, - кунсткамера. Зомби в сером. Одно желание - побыстрее обшмонать задержанного и нажраться с приятелями в отделении... Что в России, что в Украине..."
Десантник выпустил струю дыма и огляделся.
"Так с... приступим к делу. Народу достаточно, и это плюс. Легче скрыться в толпе. Летний погожий день, солнышко, менты разморены теплом и бездельем..."
Генрих миновал ряды уличных торговцев и забрел в неприметный проходной дворик. Там он сложил в желоб под лестницей в неосвещенной парадной плащ и сумку и переоделся в ярко оранжевую спортивную куртку "Адидас".
Он помнил наставления инструкторов в спецшколе ВДВ, в рамках "факультативов", как "убить" свое лицо: следовало одеть что-нибудь поярче. Тогда взгляды прохожих будут прикованы к цветному пятну, и описания внешности человека сведутся к одному - его оранжевой куртке.
Добыча не заставила себя ждать.
Секундная стрелка едва успела сделать семь полных пробегов, после того, как Данзас занял наблюдательный пост за широким деревом, закрывавшим обзор двора, из переулка неспешно выплыли двое патрульных. Оба среднего роста, упитанные, наглые. Полицейские вышагивали с достоинством, было видно, что они уже закончили рутинную часть своей работы, для проформы обошли несколько дворов и теперь направлялись на площадь, чтобы получить с торговцев ежедневную дань.
Когда до патрульных оставалось не больше десятка метров, Генрих выскочил из своего укрытия и бросился к стражам порядка.
- Быстрее! Там...
- Что случилось? - небрежно спросил первый полицейский, похожий на бочонок.
- Там человек лежит... На лестнице.
- Ну и чо? - не понял мелкий. - Бухой, наверное. И вообще, говори на державной мове.
- Да нет! - Данзас замахал руками. - Что вы! Он в крови весь... И кто то наверх побежал, на чердак!
- А ты кто такой? - подозрительно спросил второй.
- Я тут живу. Квартира семнадцать. Вот, вышел за хлебом...
- И чо?
- Так я ж говорю - человек лежит...
Патрульные переглянулись. Второй, бритоголовый, состроил недовольное лицо.
- Прям на лестнице?
- Да.
- Точно в крови?
