лицо люминесцентным светом. Её тело менялось незаметно, небольшими изменениями, видимыми только при ближайшем рассмотрении: более полные груди, сияющая кожа и

небольшая выпуклость на животе, чуть ниже пупка.

Вскоре её положение станет очевидным для всех, обязывая Лорен решать проблемы, отложенные на потом. Откладывание решений казалось самым эффективным способом

обеспечить ей минимум спокойствия, несмотря на то что вечерами у неё не получалось

заснуть из-за забот, которые все вместе разгоняли сон. Отношения с Кларком стали холоднее; между ними сохранялась атмосфера ледникового периода, и со дня ссоры они обменялись

всего несколькими словами, продиктованными домашней необходимостью.

Один из них съехал бы, и, возможно, они никогда бы больше не увиделись. Эта

уверенность формировалась из гнева и страдания, вызывая в груди жгучую боль. Кларк

больше не был ребёнком, который цеплялся за юбку, и умолял обнять перед сном. Он

взрослый, и решил судить сестру по абсурдным и шовинистическим параметрам, унижая как

женщину, и, по сути отрицая её право иметь свою сексуальную жизнь. Тогда как сам

свободно наслаждался сексом, и ни перед кем не отчитывался. Лорен не могла простить

Кларку тот крайний эгоизм, который делал его во всех отношениях похожим на любое

мужское существо, с какими близко была знакома.

Она подняла глаза от книги, которую читала и встретилась с нацеленным на неё

сердитым взглядом Кларка. Оба быстро отвернулись, позволив пелене смущения упасть

между ними. Вот к чему они пришли! Все их общие годы сметены глупыми

предубеждениями брата, и он даже не знал всей правды о её отношениях с Джо Кингом!

Лорен закрыла книгу с глухим стуком в знак раздражения и нетерпимости, затем

направилась в комнату и взяла сумку. Не прощаясь, ушла, хлопнув дверью с такой силой, что

завибрировала стена. К чёрту Кларка, Даниэля и всех мужчин на Земле!

— Лорен, босс сказал, нужно очистить решётки на гриле, когда закончишь здесь.

До окончания рабочего дня оставалось два часа, но она так устала, что конец смены

показался ей бесконечно далёким. Лорен волочила ноги, словно мешки с мукой, и

периодически ощущала в нижней части живота болезненные судороги с мелкими

внезапными укусами боли. Несмотря на то что она всё время откладывала гинекологическое

обследование, из сайтов о беременности узнала, что подобные неприятности были довольно

обычным явлением в первом триместре, и пыталась мириться с ними в духе, который

принадлежал женщинам с незапамятных времён. Она чувствовала себя всемогущей при

мысли о том, что является источником питания и жизни для растущего внутри человечка.

Мужчина выполнял свою задачу за несколько минут, но женщина вовлекалась в это действо с

уникальной и привилегированной позиции.

Лорен надела резиновые перчатки и посвятила себя кропотливой работе по очистке

проклятых решёток гриля от толстого слоя жира. Прежде чем начать, ей пришлось закрыть

глаза и, отвернувшись, сделать долгий вдох. Запах жира достигал желудка, выворачивая его

содержимое, не очень помогали и усилия покачивающих движений, с которыми она

надавливала на металл. Когда день подошёл к концу, у Лорен возникло искушение уволиться, только вот эти деньги были ей нужны для жизни.

Машину она вела нерадиво, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Жаждала

душа и мягкости собственной постели. Ночь надвигалась быстро. Проносящиеся мимо

машины ослепляли Лорен фарами, каким-то образом удерживая её бдительность до

окончания поездки. Из встретившей тишины стало понятно, что Кларка дома нет. Поэтому

Лорен лениво разделась, пока в душе стекала вода, нагреваясь до нужной температуры. Она

стояла под хлёсткой струёй, и заставила себя выйти, лишь когда начала дрожать.

Завернувшись в полотенце, Лорен перед зеркалом распутала волосы, изучая на лице

признаки усталости, которые усугубляли усилившиеся боли в животе, похожие на

менструальные судороги. Зевнула, а мысль о еде растворилась; теперь сон стал желаннее, чем любая другая потребность.

Лорен надела свою любимую пижаму из мягкого египетского хлопка, затем легла на

диван перед включённым телевизором, в котором гипнотизируя, сменялись изображения.

Незадолго до того, как заснула, разум перемотал ленту воспоминаний, возвращая Лорен

обратно в Мексику. Она сидела на ведущих в бассейн ступенях, и смотрела на Даниэля, погруженного в воду в нескольких метрах. Он кружился вокруг себя, создавая небольшие

волны, доходившие до неё в чувственной ласке. Лорен ощущала, как тело наполняется

оцепенением, скрывающим опасность, хотя и не понимала почему. Ей хотелось двигаться, выбраться из воды и отдалиться от этих волн, которые становились всё выше и выше и

обрушиваясь, с каждым разом били всё сильнее. За мгновение до того, как погрузиться в

беспамятство, она подумала: сон настолько яркий, что казался реальностью (она даже

чувствовала мокрыми ноги).

— Проснись, Лу! Очнись, мать твою! — Голос Кларка доносился откуда-то из тёмного

угла, где она пряталась.

Лорен с трудом открыла глаза, чувствуя сильный холод; затем моргнула, глядя в лицо

брата. Она не понимала, по какой причине он сжимает ей плечи, почему на его лице такое

обеспокоенное выражение.

— Вставай! Давай, давай... — Команду ослабляла истерическая нота, звучавшая в

последнем слове.

Лорен обняла себя. К груди быстро поднимался мороз, обволакивающий её ноги, заставляя дрожать. Тут она проснулась окончательно.

— Что происходит? — пробормотала хриплым невнятным голосом, пытаясь

приподняться на локтях.

Кларк помог ей выпрямить спину и только тогда Лорен оглядела ноги, испытав шок.

— Но что такое...

Дыхание застыло в горле, а первобытный ужас швырнул её в никогда не

испытываемую панику. Пижамные штаны были пропитаны кровью до середины бёдер, кровью был перепачкан и диван.

— Лорен, это не могут быть месячные. — Кларк прыгал взглядом с ног на лицо

Лорен, ища подтверждения или опровержения в её взгляде. — Нам нужно в больницу, ты

истекаешь кровью... Бля, слишком много крови!

От потрясения Лорен не могла не то чтобы ответить, а у неё не получалось даже

связно мыслить. Кларк помог ей опустить ноги на пол, надел шлёпанцы и, наконец, поставил, придерживая за руки.

— Лу, я возьму куртку и отвезу тебя в больницу, хорошо? Как ты себя чувствуешь?

«Плохо, вся эта кровь не может принести ребёнку пользу».

Она ничего не ответила, продолжая с вытаращенными глазами смотреть на

увеличивающееся красное пятно.

Кларк взял куртку, одел на Лорен и на руках отнёс до машины. Интенсивность

движения ночью была небольшой, и поездка в больницу прошла быстро. Они не обменялись

ни словом. Кларк был слишком сосредоточен на вождении, а Лорен куталась в куртку — её

тело сотрясали холодный озноб и всё более сильные судороги, кусавшие низ живота.

Прислонившись лбом к окну, она устремила взгляд на город, который проносился рядом с

ними: лимузин, старый «Понтиак», прохожие на тротуарах, наркодилеры на углах улиц, разбитые уличные фонари, красочные граффити, изображающие мадонн и прославляющие

банды. Лос-Анджелес продолжал жить дальше, безразличный к её драме, как к любой

другой, не обращая внимание на боль, которая распространялась от живота к сердцу, разрывая плоть и заставляя истекать кровью надежду.

Быстрым жестом она вытерла слёзы, последовавшие за осознанием: ребёнка больше

нет. Кларк ничего не замечал или предпочитал делать вид, что не видит. Когда добрались до

больницы, он припарковался перед входом и окликнул охранника, чтобы предупредить о

чрезвычайной ситуации. Кларк побежал открывать дверь и с деликатностью, не

соответствовавшей его размерам, поднял и пересадил Лорен в инвалидную коляску, которую