Стопка грязной посуды, поставленная перед ней со стуком, вернула её на землю. Через

несколько дней домой вернётся Кларк, его должны встретить идеальный порядок и чистота.

Лорен нужно подготовиться, чтобы выглядеть весёлой, и сохранить новую работу, которая

кормила их обоих. Ещё должна помочь брату, шаг за шагом возобновить физиологическую

жизнь восемнадцатилетнего парня и снова начать строить планы.

Будет неплохо, если Кларк продолжит учиться. Конечно, тяжелая в физическом плане

профессия ему больше не подходила. Обучение в университете могло предоставить более

широкие профессиональные возможности, а также позволит постепенно возобновить

физическую активность.

Да, но деньги? Вот они, всегда в засаде — проклятые деньги. О работе с Аидой не

шло даже речи, Лорен предпочла бы умереть на месте. Оставался ещё вариант: стать

шлюхой. Время от времени Лорен ласкала себя по ночам, когда была слишком усталой и в

отчаянии, чтобы заснуть. Иногда, словно днём, у неё не получалось справиться ни с

жестокой и злобной, кусающей печалью от потери Даниэля, ни с мучительной болью, которую доставляло колено.

Лорен продолжала прокручивать нож в ране, недовольная тем, сколько уже

настрадалась, и делая вид, что всерьёз задумывается о том, чтобы стать профессионалкой. Ни

груди, ни форм — и что с того? С её юношеским телосложением, возможно, она станет

приятным отвлечением от многих силиконовых кукол. Жирные и мерзкие клиенты станут

одевать её как маленькую девочку, ласкать и предлагать конфеты, прежде чем засунуть ей в

горло, пока её задница будет предлагаться их другу. Да, она наверняка заполучила бы свой

кусок рынка, если бы дорожила многочисленными уроками Аиды.

Неужели она выжила, чтобы закончить вот так? «Мама, где ты?» — тихо взмолилась

Лорен.

Лорен так старалась избежать ошибки, совершённой матерью, и теперь вляпалась, по

самое не хочу. Этот мужчина вошёл в неё со всеми своими пороками, уродствами, гадостями, которые опробовал и на ней. Даниэль был потерян, проклят, безнадёжен. И всё же Лорен его

любила.

Она должна забыть его как можно скорее, оторвать, как живую плоть, искоренить из

каждой мысли, коснуться дна отчаяния, и тогда, со временем, спустя годы, всё может

улучшиться. Лорен должна подумать об отце. Она сильно зажмурилась, пытаясь вспомнить

изуродованное пьянством лицо: испещрённый фиолетовыми венками нос, рябая кожа, провисшие щёки, чёрные и сломанные зубы, налитые кровью глаза.

Лорен постаралась наложить на него идеальные изящные черты Даниэля, холёную

улыбку, глаза цвета глубокого моря с кристально чистыми белками. Она мысленно

переходила от одного образа к другому и обратно, пока картинки не совпали. И ясно увидела

(словно Даниэль стоял напротив), каким он станет через несколько лет. Лорен тут же

мысленно сфотографировала этот образ: грубый, унылый, озлобленный, состоящий из

омерзительных отметин пороков и презрения к себе; и решила, что именно эту картинку

будет всегда держать в голове.

Об этом причудливом слиянии лиц Лорен заставляла себя думать всякий раз, когда в

конце смены надеялась найти в телефоне сообщение, или ночью, когда между ног возникал

новый пожар, предательски иррациональный. И при каждой мысли, которая осмеливалась

вернуть её в прошлое, к тому Даниэлю, который, скорее всего, никогда не существовал, кроме как в их фантазиях.

Актёр, пожалуй, лучший в мире на этом поприще. Лорен и купилась. Он сыграл роль, которой подходил идеально. Сам поверил в персонажа верного и страстного влюблённого.

Получился фильм, как и любой другой, за исключением того, что Даниэль сам написал

сюжет, а после окончания съемок актёр вернулся в свою шкуру и, без всяких сомнений, отослал статистов и коллег.

«Хватит, — упрекнула себя Лорен. — Достаточно искать объяснения и смысл во всём, что произошло. Довольно винить себя, чувствовать сожаление или стыд. Следует без

сомнений смотреть вперёд».

В глубине души Лорен даже поздравила себя. Сколько людей, из тех, что знала, пережили подобное приключение? Сколько её сверстниц прошли через такое захватывающее

и страстное сексуальное посвящение? Почти все рассказывали страшные истории про

«первый раз»: в машинах или в туалете дискотек, торопливые и грязные, с неопытными или

неуклюжими парнями, или с мало внимательными к нуждам тех, кто был перед ними.

В конце концов, разве это не привилегия — потерять девственность с таким красивым

и одарённым мужчиной? И ещё с сопутствующим подарком — исцелением Кларка? Немного

цинизма, ей-богу, хоть немного здравого смысла. Всё шло так, как должно было. Любая

гадалка могла предугадать до запятой малейший пассаж их истории.

И если она не могла с этим смириться, если до сих пор культивировала зародыш

привязанности к убогому и развращённому человеческому существу, что ж, это значило, она

ещё не коснулась дна страдания. Ещё не активировались антитела выживания, которые

одним ударом по почкам вытолкнули бы её далеко со дна отчаяния.

«Он не извращенец, просто очень одинокий и слабый человек». Лорен ответила

ухмылкой на эту оправдательную мысль, которая исходила из сердца. «Поздравляю, Лорен, хороший диагноз сестры милосердия. Ты как мама, разве не осознаёшь этого? Хорошо, что

Даниэль пнул тебя под зад, хорошо, что богат и знаменит и не знает, что с тобой делать.

В противном случае вляпалась бы по полной, и к настоящему времени могли уже появиться

первые синяки от нанесённых ударов».

Должно быть, это недостаток привязанности к наркоманам, унаследованная

склонность или, возможно, психологическая, с которой нужно было бороться всеми силами.

Не только из-за Даниэля, но и для собственного будущего. Но о каком будущем она строила

иллюзии? Никогда больше, пообещала себе Лорен, никогда больше не отдаст сердце в руки

мужчины. Однако, сформулировав эту мысль, она представила себя холодной, держащей

дистанцию, и нашла настолько похожей на Аиду, что почувствовала отвращение.

В памяти всплыла последняя сцена на вилле: Даниэль с искажённым лицом в

стремлении к удовольствию, которое не могло принести никакого облегчения, его руки

хватают тело Аиды, как некие объекты, и двигает твёрдым пенисом точно так же, как когда

забирал девственность её тела и ума. Внезапный приступ рвоты застал Лорен врасплох.

«Хватит, пощади, — умоляла она себя. — Возвращайся в себя, вернись к себе».

С той ночи раздумий Лорен решила больше не оборачиваться на своей рабочей улице

и не выискивать взглядом роскошную машину. Как только Кларк вернётся домой, она сменит

номер мобильного. Всего два дня, сорок восемь часов одиночества. Потом солнечное и

вулканическое присутствие брата каким-нибудь образом заставит прийти в себя. Кларк

никогда не узнает ни о том, что произошло, ни о том, как ей удалось оплатить операцию.

Лорен стала совсем другим человеком, и брат никогда не заметит этого. Возможно, после

того как спасся от смерти изменился, и он тоже. Смогут ли они узнать друг друга?

* * *

Квартира была начищена до зеркального блеска (Лорен всегда стремилась жить в

порядке и чистоте). Кларк даже боялся ступить в квартиру в своих кроссовках сорок шестого

размера, которые с тех пор, как покинули магазин никогда не чистились. Он вошёл

осторожно, в несколько шагов осмотрел узкий периметр комнат, и присвистнув, похвалил

сестру за сияющую чистоту.

— Лу, ты ведь понимаешь, что это ненадолго? — непочтительно фыркнул он.

— Конечно, но ты предпочитаешь, чтобы тебя встретил лагерь беженцев?

— Нет, сестрёнка, я просто беспокоюсь, что ради меня ты сильно устаёшь.

Кларк подхватил Лорен на руки, крепко прижимая к мускулистой груди. Она была