- Все дизайнеры -- педерасты, -- громко говорил Федор, и эхо разносило его голос по малолюдному торговому залу с прекрасной акустикой, -- все они заинтересованы, чтобы женщины часто болели и рано умирали, а потому дубленки и шубки в моде либо короткие, чтобы дуло снизу, либо с открытой грудью, чтобы дуло сверху, либо с расклешенными рукавами, чтобы задувало по бокам. Также в их интересах, чтобы вы, дуры, выглядели как можно хуже. Так и возникли джинсы с низкой талией и кофты, уродующие фигуру. И что примечательно, дуры безоговорочно доверяют дизайнерам! Вон, посмотри, красавица с 42 размером ноги носит туфли с длинными носами -- чтобы еще длиннее казались! Пропорция -- душа и сущность жизни. Еще Леонардо говорил.

   Татьяна поначалу на него шикала, но потом развеселилась и купила дубленку на Черкизовском рынке -- не дизайнерскую, из Турции, чем Федю несказанно обрадовала: все-таки ремонт еще не закончен.

   Как ему было противно, когда она слушала своих любимцев на пластинках -- он сразу же находил в их песнях тысячи недостатков. Ему как воздух было необходимо ее внимание, и он не хотел делиться им с каким-то Кашиным, каким-то Шаовым и прочими евреями.

   - Таня, как ты можешь это слушать? Это же вторично! Обо всем этом уже пел Высоцкий!

   - А до Высоцкого об этом уже писал Пушкин, а до него -- Хайам. Что же, и Пушкин вторичен?

   - Ну, допустим, Пушкин-то наш, а эти-то тебе чем близки? Ведь они же нас и за людей-то не считают. Они же богоизбранные!

   - Так ты завидуешь?

   - Я просто возмущаюсь, почему это один народ, причем отнюдь не лучший, считает себя богоизбранным. На каком, простите, основании?

   - Но ведь и тебе ничто не мешает считать себя богоизбранным. Ты родился в интеллигентной семье, а мог бы в маргинальной. Ты наделен талантом, и может быть, не одним. Ты не умер во младенчестве -- а ведь мог бы. Тебя не выперли из института и не ухондокали на военных сборах. Ты сгонял в эмиграцию и вернулся живым, да еще и смог заново восстановиться и на работе, и в обществе. Значит, зачем-то ты Богу нужен, как-то он тебя выделяет среди прочих. Тебе нужно только субботу соблюдать и мясное от молочного отделять.

   - Типа они все талантом наделены, а потому и уверены в своей исключительности?

   - Ты же сам говорил, что ни одного дворника-еврея никогда не видел, а если и видел еврея-алкоголика, то это непременно был интеллигентный алкоголик.

   - Ох, Танька! Не любишь ты свой народ!

   - Федя, а ты любишь тех ребят, что в нашем подъезде слова нехорошие пишут, в лифте писают и в парке скамейки ломают? Я, например, не могу себе представить еврейского мальчика, который после музыкальной школы относит скрипочку домой и идет вандалить.

   - Конечно! Русские - сплошные вандалы!..

   - А вот давай я тебе про своих школьных подруг расскажу. Танька Петрова и Танька Смирнова. Были мы три Таньки, через резиночку вместе прыгали. Петрова была из пролетарской семьи, а у Смирновой родители в симфоническом оркестре играли. Так вот, поручили нам стенгазету рисовать, а поскольку ни у меня, ни у Петровой условий не было, то пошли к Смирновой -- у нее была своя комната. Сидим, рисуем, приходит мать ее и зовет нас откушать, чем бог послал. Откушали, попрощались, выходим, и Петрова с ужасом в глазах у меня спрашивает:

   - Что, у Смирновой мать еврейка?!

   - Да у нее и отец, вообще-то, еврей.

   - Никогда больше к ней не пойду!

   - Было нам тогда, Федя, лет по двенадцать. Ты что же думаешь, что это ее собственное мнение, основанное на опыте и анализе социальных проблем?

   - Зачем опыт? Это у русского человека в крови.

   - Ничего у него нет в крови! А вот папа-пьяница и мама-курица сидят на кухне вечерком и обсуждают, почему они так плохо живут, и приходят к выводу, что из-за евреев, а дети с младенчества это слушают и потом считают это своими искренними убеждениями.

   Существует масса интереснейших тем для размышления. И если человек непрерывно думает о национальном вопросе, проблемах феминизма, футболе и битлах, т.е. о чем трещат СМИ, то это свидетельствует о несамостоятельности его мышления, о ведомости и внушаемости. И Татьяна не раз намекала ему на то, что все это не его собственные мысли, а впитанные из эфира (или же, что еще хуже, в детстве от родителей), но согласиться с этим он, конечно, не мог по причине своей мужской гордости. И на другой вечер снова затевал:

   - Если у них семья на первом месте, что же вы со своим Абрашкой так быстро развелись?

   - Хорошему еврею нужно потомство, ему без этого свет не мил.

   - Ну я же как-то смирился.

   - Ты плохой еврей.

   И Федор снова багровел и уходил утешаться физическим трудом на благо семьи.

<p>

***</p>

   Шопинг -- он как русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Вступать в контакты с людьми, а уж тем более с продавцами для Татьяны было крайне мучительно -- ей общения в школе хватало. Однако стремление к совершенству непреодолимо, да и потом, жизнь -- это вечное обновление. И неизбежно настал день, когда в новую, уже отделанную квартиру понадобился палас. Чтобы не особо ворсистый -- планировались домашние животные, пуха будет много. Такой простенький лысенький палас, привет из 80-х.

   Обошла она все, что только можно было обойти, аж буксы горят, но выбор невелик: либо на рынке готовый палас, довольно лысенький, недорогой, но с рисунком, либо у старика Хоттабыча ковролин по мерке вырезать и оверлочить (и будет это стоить ого-го). А в новый дизайн ну никак нельзя с рисунком! Но и не хотелось снова на овсянку переходить.

   Танька рванула на рынок "Суперстрой" теплым субботним утром, пока Федя кухню монтировал, а Таисья Андреевна перетаскивала помидорную рассаду из квартиры на дачу. В торговых павильонах было пустовато. Спрос меньше, чем предложение. Продавцы скучают, смотрят жалостно: купи что-нибудь! Но суровая преподавательница домоводства целенаправленно идет за ковролином -- и счастье! Там есть то, о чем она так долго мечтала! Продавец сидит в уголке и разговаривает по мобильному телефону. Таня к нему, а он встает и выходит на улицу -- поговорить. И так несколько раз. Ну не нужны ему покупатели!