— А пусть бы и из вредности… Надо же в чем-то прищемить хвост победителю…

— Тебе настолько чужда судьба Гердонеза?

— Гердонеза? Совершенно чужда… Я сын Хамарани и до смертного вздоха не склонюсь перед южными королями… А этот вздох не за горами.

— Тогда единственный вопрос: зачем напал на меня? Ведь тебе все равно не удалось бы выскользнуть?

Царапа опять усмехнулся, но совсем вяло, лицо его заметно бледнело.

— Дурачок. Я не собирался убивать тебя… Захватить, приставить нож к горлу, вынудить… отступить твоего приятеля. Разве ты не понял по скорости движения руки? Если б я бил насмерть… быть может, кто-то иной марал бы сейчас кровью пол. Однако ты интереснее живьем.

— Из-за Сегеша?

— Да. И из-за тебя самого, твоей загадочной ватаги… Мелонги заплатили бы сторицею.

— Но ты же обо всем знал заранее! Почему не остановил Бархата, не сорвал встречу? Завтра я бы спокойно отправился в город, где и угодил бы прямиком в лапы к Гонсету. Нашли бы другой способ его предупредить, разве нет?

— Конечно… Водилась у Ааля такая идея. Я же, глупец, и отговорил. Хотелось… стребовать с властей… принести им все готовенькое… Жареным здесь потянуло. Сматываться приспевало время, как бы хозяева на всякий случай нас не прирезали. А Бархат… да пес с ним… Больше бы перепало…

— Скотина! — прошипел сзади атаман.

Раненый прикрыл глаза, будто от безмерной усталости, пошатнулся, но сумел выровняться.

— М-да… — выдавил с клокочущим хрипом. — Неплохо погулял… и славным поединком закончил. От достойного противника не жаль и смерть принять… Только вот что, парень, под конец скажу. Не зазнавайся особо… я тебе еще насолю. Допускаю, ты и с ответным моим подарком сладишь, зато уж точно его не избежишь… Принимайте гостей… а мне пора…

С этими словами он изогнулся дугой, истошно взвыл и выдрал из груди злополучный клинок. Кругом вскочили с мест, однако Царапа тут же обмяк, съежился, как пробитый бурдюк, повалился набок. Потом содрогнулся пару раз и замер, медленно изливаясь лужей крови.

Пока все стояли, оцепенело наблюдая за этой смертью, Шагалан быстро переглянулся с Кабо. Тот кинулся в сени, вернулся хмурый.

— Люди за порогом, — бросил отрывисто. — Не меньше десятка. При оружии.

Шагалан покосился в сторону недвижного трупа:

— Успел-таки, сукин сын, подозвать своих шакалов. То-то он долго на чердаке торчал, никак слезать не желал. Видать, и парня Мигуна отослал, и сам сигнал подал.

— Я дверь запер, засовы добрые. Какое-то время посидим.

— Вот нас кучей и спалят, — фыркнул Опринья.

— Вряд ли сразу спалят, — покачал головой Шагалан. — Эркол, гаси свечу и лампаду… Ведь мы с Кабо все еще нужны Аалю живыми. Не так ли, господин Бархат?

Атаман мрачно зыркнул в ответ:

— Раньше — так. Нынче утверждать не возьмусь.

— Что же случилось, сударь? Неужели расстроило предательство сообщников? А я-то полагал, измена — ваше повседневное состояние.

— Напрасно ехидничаете, сударь.

— Можно и серьезнее. Теперь понятно — вы вовсе не были полностью искренни в своей исповеди. А отсюда напрашиваются неприятные выводы.

— О чем вы? Я же не мог выдать Царапу прямо перед его носом?

— Не могли выдать? Или говорили исключительно то, что позволял он? Или вообще сдались и развязали язык по его указке?

Бархат промолчал, из темноты доносилось лишь его сопение. Тем временем люди на улице отважились в конце концов на активные действия. Входную дверь сильно дернули, а затем несколько кулаков застучали по доскам. Кто-то попытался навалиться на преграду плечом. Отдельные толчки получились весьма тяжелыми, тем не менее добротная конструкция выдержала.

— Отворяй, собачий потрох! — гаркнули басом.

Сообразив, что захват с наскока не удался, нападающие откровенно запалили факелы и перешли к планомерной осаде. Сунулись было через кузню, но тамошняя дверь не уступала в прочности входной. Протиснуться в крошечное окошко грузному мужику было невозможно, но все же кто-то самый нетерпеливый ударил в раму копьем, вынеся ее напрочь. Хищное острие слепо влезло в горницу. Стоявший рядом Шагалан, не долго думая, снес его одним росчерком сабли, и остатки копья убрались обратно, породив новую волну брани. Кроме такого недвусмысленного отпора, осаждающих, очевидно, смущала тишина внутри дома. Никто не только не отвечал, не пытался затеять переговоры, но даже не реагировал на обильно льющуюся с улицы ругань. От отчаяния попробовали вскарабкаться и на крышу, однако этот рубеж тоже оказался неприступным.

— С моей стороны шестеро, брат, — тихо сообщил Шагалан, выглядывая в покалеченное окно.

— У меня примерно так же, — высунулся из сеней Кабо. — Максимум — восемь. Безумцы.

— Кстати, я по-прежнему жду ваших разъяснений, господин Бархат, — обернулся Шагалан.

— Неподходящий момент для болтовни, не находите? — фыркнули из потемок.

— Ну отчего же? Самый что ни на есть подходящий: жечь нас вместе с двумя атаманами вряд ли намерены, и очень нескоро эти бараны высадят-таки дверь.

— А что тогда?

— Тогда они здесь и умрут.

— Похвальная самоуверенность, юноша. Почему бы в таком случае просто не выйти во двор и не перебить всех там? Духу не хватает?

Разведчик незримо усмехнулся бесхитростной подначке:

— Я не рискую, если можно не рисковать. Время сейчас работает на нас, вот-вот подойдет Сегеш… И поверьте, для ваших удальцов это еще удачный вариант. А я внимательно слушаю объяснения, сударь.

— Чего объяснять? — хмыкнул Бархат угрюмо. — Сами все прекрасно разгадали. Я никак не ожидал столкнуться тут ни с вами, ни тем более с Царапой. Увидав его, понял — действует какой-то другой план. Именно по знаку Царапы я сложил оружие, затем начал говорить. А чего оставалось? Разве я мог предположить, что меня уже списали?

На улице усилился галдеж, и дверь сотряслась от мощного удара. Били явно каким-то бревном, но дубовые доски опять одержали победу. Сломалось бревно.

— За новым побежали, — безмятежно прокомментировал Шагалан. — Хорошо, сударь, что способны рассказать про Царапу?

— Он вправду хамаранец. Ну, знаете, из тех, что воют от бешенства, едва узрев герб Артави. Вдобавок он из тех, что поверили посулам мелонгов о самостоятельной провинции. Потом Гонсету стало, похоже, лень возиться с этой затеей, но кое-кто из горцев до сих пор живет мечтой.

— Они и доныне готовы служить Империи?

— Как видите. Сдавалось, Царапа трудится вовсе не из страха или жадности. Боец за идею, каких нечасто сегодня встретишь.

— Когда он появился у Ааля?

— Вскоре вслед за мной. Вероятно, его тоже специально отбирал Гонсет.

— Да уж, неплохая идея, — покачал головой разведчик, — запустить в ватагу этакого рубаху-парня. Кто озаботится скрывать от него вольные мысли? Пока вы, господин Бархат, занимались предательством вовне, Царапа обеспечивал вам безопасность изнутри. И много народу истребили по его приказам?

— Не много, человек шесть. Все же мы блюли осторожность.

— Бове Хартиг в числе жертв?

— Да.

— Он… был близким другом Бове, — глухо добавил Эркол. — Не разлей вода, вечно в одной компании… Я еще удивлялся, что его не тронули… после казней… Думал — случайность, везение… Потом мы с ним сдружились… А едва ты, Шагалан, возник, он сразу потянул знакомиться… Кто бы мог… Я даже Бархату с недавних пор перестал доверять, а вот ему… никогда…

— Большой лицедей ушел, — кивнул юноша, нагибаясь к окошку. — Потрясение, дружище, сильное, однако постарайся не терять рассудка. На вашей с господином Оприньей ответственности пленные, из которых один слишком буйный, а второй — слишком хитрый.

— Видно, дряхлеть начала моя хитрость, — проворчал Бархат, — если так легко попался на приманку. Вы, сударь, сочинили превосходную сказку для нас с Аалем. Смешно вспомнить, но мы поверили в нее тотчас же.

— Ого, наши гости волокут из леса нечто совсем непотребное… — Юноша выпрямился, вытягивая из ножен сабли. — Гораздо смешнее то, господин Бархат, что я говорил вам чистейшую правду. Мы действительно собираемся поохотиться на Гонсета… как только покончим с местными злодеями. Кабо, ты вылезаешь через кузню по моей команде, приготовься. Остальные сидят не шевелясь. Если пленники дерзнут обнаружить норов — рубите их, к чертям, без колебаний.