Вообще для парткомов НИИ и вузов было довольно привычным делом, используя свои возможности, вставлять палки в колеса в карьерный и научный рост своих коллег и особенно молодых ученых. Причем делать они это любили чужими руками. Однажды в качестве таких рук, которыми гробят чужую научную карьеру, наш партком Тюменского университета, где я работала, попытался использовать меня. Замсекретаря парткома весьма посредственный доцент нашей кафедры педагогики и психологии, что, тем не менее, не мешало ему преуспевать на ниве партийного строительства, суровым голосом приказал мне по телефону «пожестчще» проверить воспитательную работу со студентами кафедры 37-летнего математика, выходящего на защиту докторской. Было понятно, что эта проверка была нужна, чтобы не допустить этого молодого заведующего кафедрой на защиту докторской. Ведь достаточно по результатам проверки заслушать его на партбюро, вынести выговор, и отрицательная характеристика, при которой ученый совет не может принять диссертацию к защите, обеспечена. А заодно побочным эффектом этой проверки было насолить и мне, то есть испортить мои отношения с матфаком, где я читала свою психологию и всегда могла договориться о подмене, когда нужно было поехать на конференцию.
Отказаться от задания парткома проверить воспитательную работу кафедры я, конечно, не могла, но, правда, уточнила у партийного начальника: «А можно не пожестче, а пообъективнее?», чем малость сбила его суровый начальственный тон. Но настроение у меня было унылое, поскольку никакой воспитательной работы со студентами от кафедры, на которой работало пять молодых математиков, я вовсе не ожидала. И напрасно. Напрасно опасалась я, напрасно товарищи из парткома рассчитывали моими руками расправиться с молодым ученым, не выпустив его на защиту докторской, влепив заслуженный выговор за плохую воспитательную работу. На кафедре отвечал за эту работу выпускник Томского университета, круглый отличник, в прошлом секретарь студенческой комсомольской организации своего факультета. Со всей привычной добросовестностью и свойственной математикам скрупулезностью он вел планирование и учет всех мероприятий, которые члены кафедры проводили и в стенах университета, и в студенческом общежитии, и в других общественных местах. И когда я явилась с проверкой, он был искренне рад, что кто-то заинтересовался его работой и работой кафедры. А уж как я была рада, когда готовила положительную справку по итогам своей проверки. Конечно, суровый партийный начальник, требовавший «пожестче» проверить, был искренне разочарован, заслушивание заведующего кафедрой, выходящего на защиту докторской, пришлось отменить, поскольку это заслушивание уже не обещало выговора по партийной линии и срыва защиты. Зато для меня это неприятное партийное задание имело неожиданное и вполне приятное продолжение. С молодым симпатичным выпускником Томского университета, который так скрупулезно планировал и учитывал воспитательную работу, во время моей проверки мы разговорились на разные несвязанные с воспитательной работой темы, ощутили близость душ, задружили, а потом, к полной неожиданности недружелюбного парткома, поженились.
Так что, как говорится, нет правил без исключений: и мне, и нашему соискателю докторской степени с помощью добросовестного выпускника Томского университета удалось ускользнуть от карающей длани всесильных партийных органов. Конечно, мы и наше дело не представляли большой государственной важности и широкого общественного резонанса.
Но недремлющее око партии и ее карающая длань отнюдь не бездействовали и занимались в первую очередь людьми, имеющими всесоюзную, а то и всемирную известность, такими как трижды Герой социалистического труда, лауреат Сталинской и Ленинской премии академик Андрей Дмитриевич Сахаров, знаменитый писатель, будущий лауреат Нобелевской премии Александр Исаевич Солженицын. Академик, один из отцов атомной бомбы, пострадал за инакомыслие, за то, что стал размышлять о мирном сосуществовании и конвергенции, политическом и экономическом взаимопроникновении капитализма и социализма, об интеллектуальной свободе и правах человека. И в 1968 году опубликовал на Западе статью на эту тему «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Академик от слов перешел к делу, приняв деятельное участие в создании в 1970 году Комитета прав человека, занимающегося помощью политическим заключенным и помещенным в психиатрические больницы по политическим мотивам. Конечно, за такое поведение и образ мысли Сахаров подвергся публичному осуждению, и прежде всего своих коллег, когда в «Правде» в 1973 году было опубликовано осуждающее коллективное письмо, подписанное 40 академиками. Однако были и такие как Дмитрий Сергеевич Лихачев, который отказался подписывать это письмо, после чего он был избит в собственном подъезде неизвестными лицами в масках, а квартира подожжена. Преступники найдены не были, да их никто и не искал. В 1975 году Сахарову была присуждена Нобелевская премия мира, а в 1980 году терпение властей лопнуло. Академика лишили всех наград и отправили в ссылку в закрытый для иностранцев город Нижний Новгород. Но надо отдать должное Академии наук СССР, где большинством голосов отказались лишить Сахарова академического звания. Пришедший к власти Горбачев, объявив гласность и перестройку, в 1986 году отменил ссылку академика, продемонстрировав тем самым свою верность курсу, взятому на демократизацию страны.
Но в том же 1986 году из страны был выслан талантливый физик-ускорительщик, ученый со всемирно известным именем, член-корреспондент Академии наук Армении Юрий Орлов. В 1978 году Юрий Федорович был осужден на 7 лет строго режима и последующую пятилетнюю ссылку в якутское село Кобяй у Северного полярного округа. В защиту его писали коллективные письма ученые физики. Также как и за Сахарова, за Орлова заступался академик Капица. Но все оказалось бесполезным. Слишком велика в глазах советской власти была вина Орлова. Он удосужился написать весьма пространное письмо Брежневу, где утверждал, что в стране нет необходимой для руководителей государства обратной связи, то есть гласности, бесцензурной прессы, где можно открыто выражать критическое мнение. Подверг критике научное марксистское мировоззрение и заидеологизированность науки, ограничивающей способность к сложному мышлению. В письме содержались и прочие угрожающие советской власти предложения, то есть в конечном счете то, что стало реализовываться во времена горбачевской гласности и перестройки. Но его имя было не так известно, как имя Сахарова, а вернее, совсем неизвестно широкой общественности, и потому ничего не помешало гэбэшникам так беспощадно расправиться с правдолюбцем ученым-физиком Орловым.
В расправах с неугодной интеллигенцией КГБ вообще не церемонилось. Журналисту «Литературной газеты» Юрию Щекощихину в разгар перестройки в 1987-88 годах пришлось заниматься делом заведующего кафедрой иностранной литературы, переводчика, историка литературы К.М. Азадовского. Далекий от политики переводчик раздражал кэбэшников своими многочисленными связами с зарубежными литераторами и журналистами, с которыми его связывали как профессиональные литературные интересы, так и просто человеческая дружба. Чтобы не морочить голову, гэбэшники под прикрытием милиции провели обыск на квартире Азадовского, во время которого искали антисоветскую литературу. В результате «нашли» пакет с пятью грамами анаши и заодно прихватили сборник стихов Марины Цветаевой, книги Зощенко, Пильника, Замятина, объявленные антисоветской литературой и позже сожженные, что и было засвидетельствовано специальным актом. За незаконное хранение наркотиков без цели сбыта никогда не бывший наркоманом литератор был осужден на 2 года и этапирован из Ленинграда в Магадан. Эти события происходили в 1980, и все эти годы Азадовский боролся за восстановление своего честного имени, но участие в этом деле всесильного КГБ заставляло надзорные органы скромно отмалчиваться. И только во времена перестройки, когда сменилось руководство генеральной прокуратуры, и в дело вмешалась «Литературная газета», удалось добиться пересмотра этого сфабрикованного органами дела. «Литературная газета» в своей публикации от 9 августа 1989 года поведала читателям об этой грустной истории, на примере которой можно составить представление о методах работы всесильного КГБ с неугодными интеллигентами.
