– Нет, но могло бы… Я просто хотела узнать, как у тебя дела?

– Все хорошо, мам. Как вы?

– Тоже неплохо. Только голова болит. Отец себя тоже неважно чувствует.

Марку стало не по себе от этих признаний. Он не любил, когда кто-то жалуется, но запретить делать это родителям он не имел никакого права. Он безынтересно слушал, как мама что-то рассказывает о своих соседях. Большинство событий для него не имели никакого значения, но ей нужно было ощутить, что сын ее слушает.

– Вчера у соседки через дом, Эмилии Ханссон, умер муж…

– Нет, мам, это я не готов слушать! – не сдержался он. – Мне не интересно, кто умер, развелся, кто заболел и у кого прорвало трубу или снесло крышу. Правда, это лишняя информация для меня.

– Я просто подумала, что, может быть, мы сможем им помочь чем-нибудь. Две недели назад у них сгорело полдома. А теперь и это.

– Я вышлю деньги. Сколько? – спросил Марк. – Тридцать тысяч крон будет достаточно?

– Думаю, да, – произнесла она грустно.

– Мам, мне нужно работать, – нервно ответил Марк и, увидев силуэт друга за полупрозрачной дверью, сообщил. – Ко мне пришел Филип. Передавай привет папе.

– Пока, сынок. Звони чаще…

Последних слов он уже не слышал.

Филип был чрезвычайно доволен. Вероятнее всего, доволен собой. Он сообщил, что ему удалось пробить оборону Марианны, и та сдалась на двадцатой минуте их третьего разговора.

– Возможно, очаровываешь ты лучше, чем я, – начал он, – Но я уговариваю лучше, чем ты.

– Просто сверхспособность уговаривать не нужна, когда есть сверхспособность очаровывать, – подметил Марк.

– У Никольского сегодня будет небольшое окно с трех до половины четвертого в его офисе, – объяснил Филип. – Если ты прошляпишь свой шанс, то следующего окна придется ждать минимум четыре недели, потому что втиснуться в его расписание почти невозможно. Поэтому не смей опаздывать или перепутать адрес.

– Я думал, ты поедешь со мной…

– Российское направление – это твоя идея. Поэтому я пас. Тем более Никольский еще тот типок.

– Я ничего о нем знаю, кроме того, что у него денег больше, чем весь бюджет Швеции.

– Очень заносчивый, высокомерный и эгоцентричный, – перечислял Филип. – Кажется, так его охарактеризовал Маркус.

– Ну что ж, тогда мы точно найдем общий язык, – ответил Марк.

– Как с Марианной? – Филип усмехнулся, напомнив ему, что пять из пяти попыток Марка уломать даму преклонного возраста вписать хотя бы в лист ожидания свободного окна оказались неудачными.

Филип дословно передал все инструкции от секретаря, как вести конструктивный диалог с Никольским. Он напомнил так же, что скинул адрес его офиса на рабочую почту, мессенджеры и даже передал Марте на всякий случай.

– Сегодня в три. Ты должен быть в офисе за пятнадцать минут, – повторился Филип.

Марк совершенно не трепетал перед встречей, для него это было рутинное дело. Никольский со своими связями был удобным пропуском на новый рынок, но не единственным шансом в жизни. Однажды на региональном экономическом форуме Марку доводилось уже презентовать свою идею. Тогда у него была лишь идея и две минуты на кофе-брейке и никакого бизнес-плана. С того самого дня и началось его восхождение. Теперь же он был буквально вооружен до зубов.

Он взглянул на адрес. Его офис находился в соседнем здании с его любимой кофейней. Он посчитал это предзнаменованием положительного исхода разговора. Но Филипу ничего об этом не сказал.

* * *

Кто-то отвлек Марка своей болтовней, поэтому он вышел из офиса на двадцать минут позднее, чем планировал. Приемная Никольского находилась в двух кварталах и ехать было от силы минут десять. Этого времени было достаточно, чтобы прибыть за пять минут до встречи вместо положенных пятнадцати. Но Марк не собирался просить работу, поэтому посчитал, что достаточно быть просто пунктуальным и не опаздывать.

Чтобы миновать пробки, он срезал угол и проехал по узкой улочке. И хотя на ней не было запрещено двухстороннее движение, припаркованные с двух сторон автомобили делали невозможным проезд по встречке. Поэтому негласно здесь ездили только в одном направлении, чтобы не попасть в нелепую пробку. Слонявшиеся по улицам туристы заглядывались на витрины и делали селфи на каждом углу. Марк не обращал на них никакого внимания. Обычное дело для поздней весны. Хотя, пожалуй, многолюдно здесь было всегда. Он снова повернул налево, и по прямой путь составлял не больше четырех километров. Ресторанный квартал сменился жилым, туристов стало куда меньше, а вот машин не убавилось вовсе. Марк посматривал на часы, времени было достаточно. Уже виднелась башня здания, в котором размещалась бизнес-резиденция Никольского.

Ему осталось от силы пересечь три перекрёстка, как вдруг он увидел шатающуюся у пешеходного перехода женщину. Она не привлекла бы его внимание, если бы ему не требовалось уступать пешеходу согласно правилам. Он притормозил, но она явно не намеревалась переходить дорогу. Тогда он нажал на газ и, не торопясь, покатился дальше. И хотя он не собирался перестраиваться, он взглянул в боковое зеркало.

Женщина продолжала стоять, покачиваясь, но никого это не настораживало. Марк почему-то подумал, что она перебрала, и теперь ее размазало на солнце. Так ему нужно было думать, чтобы не делать никаких остановок. Он не обратил внимания на детали: светло-голубой костюм из качественной креповой ткани, аккуратную укладку и идеально подобранные аксессуары. Эта женщина вообще вряд ли когда-то выпивала. Правой рукой она давила в левое подреберье, а левой рукой судорожно держала в руке телефон. Сумка была открыта настежь, а возле шпильки от бархатной туфли валялось что-то, что явно выпало то ли из сумки, то ли из рук.

Марк посмотрел на часы. Его отделяли две минуты от места назначения, в запасе было не так много времени, чтобы делать остановки. Он притормозил и плелся со скоростью двадцать километров в час, ища глазами на аллеях прохожих. Из-за угла появились два подростка лет по шестнадцать, но они прошли мимо в обратном направлении.

Послышались отцовские слова. Он словно науськивал ему сейчас на ухо: «Вы не делаете ничего, что невозможно показать, придать огласке или выставить на обозрение. Вы не выдавите из себя даже скудный добрый поступок, если о нем никто не узнает. Страшно жить в таком мире». А перед глазами появились слайды из Инстаграмма, где Марк получает благодарность от фонда, куда отправлял пожертвование, и статья в газете о местном благодетеле. Его сознание прекрасно справлялось с поиском правильных решений. Но это не было душевным порывом, скорее заложенной программой. Он не действовал рефлекторно из инстинкта, а принял осознанное взвешенное по всем пунктам решение.

Возле свежеокрашенной в зеленый цвет двери жилого дома прямо перед его носом освободилось место, но его ауди была слишком длинной, чтобы запарковаться на месте пиканты, которая только что была зажата между соседнем лэнд ровером и тойотой словно бекон между двумя половинками булочки. Тогда он рискнул и заехал на придомовую территорию, под знак «Остановка и стоянка запрещена». Вероятно, даже жители не позволяли себе такой дерзости. Он оставил машину на аварийке, а сам вернулся на пятьсот метров назад.

К тому времени, когда он снова оказался у перекрестка, женщина уже выронила из рук телефон, который молниеносно разбился о брусчатку. Похоже, что у нее был какой-то тремор.

– Что с вами? – спросил он. – Вам плохо.

Женщина не могла выдавить из себя ни слова. Она просто трясла руками, пытаясь что-то показать.

– Я вызываю скорую, – ему было некогда разбираться. Время тикало, с каждой минутой сжигая его шансы успеть на встречу. Он набрал номер и кратко описал симптомы, которые наблюдал, предположив даже, что у женщины случился инсульт. Помимо адреса он четко дал ориентиры, куда именно нужно подъехать.

– Сейчас приедет скорая, – он пытался успокоить женщину, посматривая на дисплей телефона. – Стойте здесь. Я не могу с вами остаться. Но они точно приедут.