Вслух мы никогда не говорили об этом, такое не требовало слов, они были лишни, мы просто расстилали большое одеяло, отданное нам за ненадобностью, ложились под жгучее слепящее солнце и впитывали в себя тихий прозрачный мир весны и лета, полный особой, немногословной тайны, прикосновений вечности и острой сладкой неги - как предвкушение близкой немыслимой радости...

  Это случилось в июле.

  Мы пробовали покорить наш мир, таинственный полузаброшенный котлован с отвесными стенами, покрытыми трещинами. Первопроходцы, мы поднимались по отвесному склону неведомой горы, закрывающей вход в Затерянный мир. Первым лез я, находя и пробуя места, за которые можно зацепиться, на которых можно утвердить ногу, затем Колька и замыкающей, с припасами - Дина.

  Мы поднялись намного выше половины высоты, когда Дина сказала: 'Я падаю'.

  Я осел вниз, чтобы перехватить ее, но Колька оказался проворнее, он соскользнул к Дине и подхватил ее.

  На глинистой, с отваливающимися пластами поверхности стены они не удержались и сверзились вниз, на самое дно.

  По мне, так ничего страшного не случилось, но каким-то образом родители узнали про падение.

  Мне перепало мало, а вот из квартиры Дины доносился громкий плач-вой ее матери и бабушки. Да и Колькина мать, похоже, ревела.

  Моя пустила только пару слез, зато долго говорила, как мы поступили плохо, а потом ушла к родителям Дины, и ее место занял отец.

  Я думал, будет ремень, но он долго молчал, сидя рядом, а потом попросил рассказать, как все произошло.

  Когда я закончил, оно снова долго молчал, а потом спросил: 'Ты, в самом деле, спустился вниз, чтобы ей помочь?'

  И когда я ответил: 'Да', - он кивнул и произнес 'Ты поступил как мужчина. Но Коля оказался раньше...'

  В общем, было много шума. Понятно, что меня держали взаперти, долго держали. А про Дину и Кольку и вообще было не слыхать, даже, когда я уже безнадзорно выгуливался по двору, они не показывались.

  Дина появилась только через месяц. Я вернулся из школы, встретил на лестнице ее мать в трауре, спускающуюся по лестнице, а через полчаса прозвенел звонок, и пришла Дина.

  'Привет, - сказал я, - Наконец-то! Я тебя заждался. Сильно перепало?'

  'А, ерунда, дело житейское. А тебе как?'

  'Пустяки, обошлось'.

  Она вошла в дом, по-прежнему задорная и непоседливая и, улыбаясь, протянула руку.

  Наверное, Кольку выпустили позже, и он объявился через сорок дней, несломленный, невозмутимый, словно ничего не случилось - мы снова были втроем, как и раньше!

  Правда, мне отчего-то казалось, что они стали чуть больше вместе, словно появилось нечто, что связало их крепче былых отношений, выделило из нашего союза равных. Возможно, гадал, я это оттого, что Он первый успел тогда протянуть Дине руку, а мне не хватило расстояния и двух секунд.

   Днем, во время наших игр, было хорошо, но по ночам, свернувшись под одеялом, я мучительно раздумывал, вспоминая оттенок отчужденности, которая готовилась наползти на прежнюю жизнь.

  Они чаще стали бывать друг с другом, и приходили по большей части одновременно, словно до этого прохаживались где-то вместе.

  Хотя, может, это так проявлялась ревность? Взрослое чувство, приходящее одновременно со все более взрослыми играми - как знак расставанья с детством и его радостями.

  Дина, которая стал другой гораздо раньше нас, поняла это задолго то того, как я облек свои смутные неудовольствия в мысли и слова.

  Однажды мы лежали на нашей крыше, вдали от всех, невидимые и свободные, под теплым июньским солнцем. Я и Дина, Коля в тот раз был чем-то занят.

  Дина стала совсем девушкой, и это каждый раз с тревогой приходило мне в голову, когда я оглядывался на ее тело.

  'Тебя что-то беспокоит?' - спросила она, по-прежнему не открывая глаз.

  'Немного'.

  'Скажешь, что именно, или мне догадаться с трех раз?'

  'Скажу... хочу сказать, но не знаю, как объяснить...'

  Она слушала.

  'Помнишь, как однажды мы катались на велосипеде и вымокли до нитки?'

  'И я сказала, что мне не поздоровится, если я в таком виде припрусь домой'.

  'Мы пошли сушиться ко мне...'

  'И ты надавал мне кучу полотенец...'

  'А потом ты пришла и увидела меня голым... Тогда мы были совсем дети... а теперь...'

  'Что теперь?'

  'Мы выросли... и я не знаю... мне кажется, что-то уходит. И даже то, что мы загораем, как раньше... это ведь не вернет то, прежнее, потому что-то... мы выросли, и я другой, и ты - другая...'

  Дина приподнялась и присела вплотную ко мне, положив руку мне на живот.

  'И это тебя пугает? Что мы меняемся?'

  'Я боюсь, что прежнее уйдет. И будет не нас трое, а будут двое, и кто-то окажется лишним... в последнее время ты гуляешь только с Колей'.

  'Вот ты о чем. Нет, Жека, ты неправ. Ты очень не прав. Может меняться все вокруг, главное не это, главное - не предавать себя, то, чему когда-то поклялся, что любил и чем жил. И вовсе дело не в том, что я взрослая. И я тебе это докажу...'