Бен мрачнел, ссорился, пытался поговорить, что заставляло Рей только сильнее замыкаться в себе. Этим страхом и этой болью поделиться с ним она не могла. Не знала, как.

Ей нужно было объективное мнение, поэтому Рей пошла к врачу. Но по-прежнему не знала, как сказать Бену. У нее не было достаточной смелости для этого.

Они не раз и не два за прошедший год говорили о том, что хотят ребенка, но пока этого не случилось, пока это были только разговоры, мечты и шутливые споры по поводу имени того, кого еще даже не существовало, Рей не переживала настолько сильно. Но не теперь. Бессонными ночами думала о том, что будет с ней, если она потеряет это дитя, если не сможет выносить, если роды пройду с осложнениями. Что станет с ними с Беном? Ведь это будет только ее вина.

Она срывалась, плакала, работала до поздней ночи, смутно осознавая, что ведет себя совсем неправильно, подрывая свое здоровье и здоровье той крохотной жизни, что зародилась в ней. Но остановиться не могла. Бен мрачнел день ото дня, подолгу задерживался на работе, пытался поговорить и натыкался на холодное: «все в порядке». Но она была не в порядке. И снова рушила все вокруг себя, прекрасно осознавая, что ведет себя неправильно. Стоило собрать волю в кулак, стоило открыть рот и поговорить, наконец, с Беном. Рей собиралась с мыслями, с силами и отступала в последний момент, ругая себя, называя жалкой трусихой, так и не смогла сказать Бену, в чем дело. Быть может, она просто еще не была готова к тому, чтобы стать матерью?

Бена дома не оказалось, что стало слишком привычно в последние недели. Он бежал из этих стен, оставляя Рей одну наедине с ее страхом, но она не могла его за это винить. Рей ведь и сама не хотела, чтобы он разделил ее боль, так что поведение Соло было вполне логично, но пустые стены, расцвеченные теплым светом заходящего солнца, давили.

Борясь с внезапной головной болью, расхаживая из угла в угол по дому, Рей не могла заняться никакими делами: все валилось из рук. Даже в издательстве уже заметили рассеянность хозяйки, но ничего не говорили. Малейший шорох среди почти неживой тишины дома заставлял вздрагивать, нервы звенели натянутыми струнами, заставляя девушку нервно кусать губы. Ей нужно было с кем-то поговорить, с кем-то, кто будет бесстрастен и кто в курсе ее страха. Бросив нервный взгляд на часы, Рей набрала номер Киры.

- Привет! – голос у сестры был уставшим, в последнее время The San Diego Time оказалась втянута в череду судебных процессов, и Кира работала день и ночь, стараясь сохранить репутацию газеты. Дед только руки потирал, не уставая напоминать обеим внучкам, что он так и думал, что они развалят все, что он строил. Кира держалась стойко и в полемику с дедушкой не вступала, а Рей, расстроенная тем, что происходит в ее жизни, с ее семьей, только огрызалась и бросала трубку, даже не желая разговаривать с Шивом после подставы с переходом издательства в ее единоличное владение. Все сложилось к лучшему, они выплыли, но могло быть и совсем иначе. И за это Рей до сих пор на деда злилась. Кроме того Шив не уставал комментировать ее замужество, что обсуждать с ним Рей совершенно не собиралась.

- Как дела с газетой? – тихо спросила Рей, ей было стыдно, что последние недели она почти не вникала в дела сестры, слишком поглощенная собственными переживаниями.

Кира ее удивила.

- Все нормально, - ответила быстро, - справляемся. Как твои дела? – с нажимом спросила сестра, - мы почти не общались все это время. Прости, я совсем замоталась.

Рей почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, она присела на ручку кресла, потерла лоб, увлеченно рассматривала узор на тюле.

- Рей? – позвала сестра.

- Я беременна, - выпалила Соло, решив, что не стоит тянуть, - нужно сказать прямо и просить совета. Или хотя бы выговориться.

- Это же прекрасно! – воскликнула сестра, вдруг привнося в кромешный мрак, что окружал Рей, немного света, ярких красок, вспышку радости, - какой срок? Уже можно узнать, кто у вас будет? Что Бен? Наверное, проходу не дает своей заботой? Ты хорошо питаешься? А отдыхаешь? Может, тебе взять отпуск ненадолго?

Рей молчала, спазм сдавил горло, не давая нормально дышать, с губ сорвалось придушенное рыдание. И Кира осеклась.

- Рей? Сестренка? Ты…не рада? Ты не хочешь?

- Мне страшно, - прошептала Рей, - так страшно, Кира! Что, если я потеряю этого ребенка, как было с…- она задохнулась от ужаса, сковавшего грудь, - я не смогу! Не выдержу снова!

Слезы лились по щекам, мир снова погрузился в беспросветный мрак.

- Шшшш, - произнесла сестра, - тише. Но ты же хочешь этого ребенка? Вы же его хотите?

- Бен не знает, - тихо ответила Рей.

Кира снова замолчала, Рей слушала дыхание сестры, закрыв глаза. Было в этом что-то успокаивающее, как в далеком детстве, когда они спали на одной кровати, и Рей слушала сонное сопение сестры.

- Почему? – задала вопрос Кира.

- Потому что я не знаю, как ему сказать, - ответила Рей, - как объяснить, чего я боюсь, почему я боюсь. Тогда придется рассказать все. Понимаешь? Все! А я не могу! – выкрикнула, - не могу ему сказать!

Послышавшийся сзади шорох заставил Рей подпрыгнуть от неожиданности и резко обернуться. Бледный Бен смотрел в упор на нее, взгляд темных глаз прожигал насквозь, а в уголке губ зарождалась неприятная, жестокая усмешка.

- Я перезвоню, - прошептала Рей, сбрасывая вызов, поднимаясь навстречу мужу, - Бен.

Шагнула ближе, а Бен подался назад. В полумраке гостиной его лицо было страшным, словно высеченным из мрамора, так он был бледен, с застывшей неживой усмешкой и такими же неживыми глазами. Не выдержав темноты, что их окружала, Рей резким нервным движением включила настольную лампу, комната озарилась мягким желтоватым светом, дающим спокойствие и уют. Но только не сегодня.

- Бен, - снова повторила Рей, пытаясь дозваться.

- И что же ты не можешь сказать мне, Рей? – мужчина демонстративно медленно вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой, заставив девушку вздрогнуть, закурил.

- Я, - Рей сжала руки, отвела взгляд, - я хотела сказать…

- Это, наверное, имеет отношение к твоему настроению в последние недели? – нарочито мягко произнес мужчина, сузив глаза, - к твоему молчанию и твоим слезам. Что такое, малыш, стало невыносимо жить со мной?

Такого она не ожидала. Рей была готова к любому обвинению, но не к такому. Она отшатнулась, нервно выдохнув, округлив глаза, шокировано смотрела на Бена, не в силах понять, как он вообще мог такое подумать. Как он мог допустить мысль, что ей плохо рядом с ним? Неужели за этот год вместе она была так плоха в проявлении своих чувств, что Бен не понимал, как сильно она его любит? Да, она не всегда могла откровенно говорить, да, где-то проявляла неуместную и порой глупую самостоятельность, но она старалась, изо всех сил старалась дать ему свою любовь! И Рей казалось, что Бен видел это, чувствовал, понимал. И вот теперь, оказывается, что нет?

Бена же несло дальше.

- Не смогла простить? – он скривился, - поняла, что ошиблась и поспешила с замужеством? Быть может, - он остро взглянул на нее, - нашла себе кого-то?

Это был абсурд, невыносимый кошмар наяву, сродни тем, что мучили ее во сне.

- Остановись! – выдохнула Рей, выставив вперед руку, - остановись, пожалуйста! Все, что ты говоришь, неправда!

- Тогда что? – яростно затушив сигарету в пепельнице, Бен метнулся к жене, навис над ней, - что происходит, Рей?! Я молчал, я ждал, когда ты расскажешь сама. Я спрашивал, но не давил на тебя. Думал: дай ей время, Бен, она все расскажет сама, когда будет готова. Но ты по-прежнему молчишь! И отдаляешься, мать твою! Отдаляешься от меня! Что происходит, Рей?! Чего ты не можешь мне сказать?! Ну?!

Бен схватил ее за плечи, обдавая холодным и острым запахом одеколона, который она сама просила его не менять, а теперь вдруг пожалела об этом, потому что этот аромат будил в ней страх, липкий омерзительный ужас полуторагодичной давности.