— Рик, ложись спать, а? — выговорил Верен. — Мы уйдём сейчас… Я… это… тебе, может, позвать кого?.. Ты и раньше отказа не знал, а теперь с тобой вовсе любая ляжет!..
— Любая?! Да пошёл ты, все вы! — выкрикнул Ардерик, оттолкнул его и дёрнул на себя дверь. — Любитесь хоть до весны, мать вашу, хоть на потолке, только попомни, огребёшь ты от этих благородных баб, ох, огребёшь!
Он дёрнул дверь снова, выругался, упёрся ногой в стену, снова дёрнул. Улучив мгновение, Верен толкнул дверь от себя, она легко распахнулась, и Ардерик вывалился в коридор.
Когда его неровные шаги затихли, Верен повернулся к Бригитте, осторожно взял её за плечи и мигом отдёрнул руки — обнажённая кожа обожгла раскалённым углём.
— Чего ты не убежала, дурёха? — спросил он.
— Госпожа до утра не пустит, — прошептала она.
Внутри поднялась злость — на баронессу, которая подослала неопытную, стыдливую девушку не иначе как от обиды, на Рика, на всё разом.
— Оставайся здесь, — мягко сказал он. — И прости Рика. Он не со зла. Он просто…
Просто влюблён в твою госпожу, да так, что голову потерял. Бригитта не попросила продолжать: кивнула, не поднимая глаз. Потом стянула на груди низкий вырез, и Верен, мысленно обругав себя за недогадливость, потянул с крючка плащ.
— Сейчас согреешься, — проговорил он, укутывая девушку. — Попей воды и ложись спать. Никто тебя не обидит.
Бригитта не шевелилась. Верен сжимал вздрагивавшие под плащом девичьи плечи, в голове будто отбивали набат. Он повлёк Бригитту к постели, закусив губу, чтобы не спугнуть хрупкую близость неосторожным движением.
— Я тебя не трону, не бойся, — шептал Верен, укладывая её на шкуры. Горячая волна перекатывалась по бёдрам, в голове шумело, а пальцы никак не хотели выпускать тонкие запястья. — Ложись, а я посторожу. Даже Рика не впущу, не бойся.
Слова обгоняли друг друга. Сколько он не был с девушкой? Да месяца два, с самого Перелома! Верен оторвал от себя Бригитту, как вьюнок, толкнул на постель, уже не стараясь быть нежным, поднялся и шагнул к окну, на ходу стаскивая душившую его безрукавку. Одним ударом сбил щеколду на ставнях, распахнул, прижался лбом к ледяному стеклу, впитывая холод. Ардерик сдержался с красавицей-баронессой, и Верен сможет. Сейчас убедится, что Бригитта в порядке, и оставит её, проведёт ночь в коридоре, мороз нынче невелик…
— Верен, — послышался сбивающийся, почти неузнаваемый шёпот.
Невозможно было не откликнуться, не опуститься перед постелью на колени, не ответить на раскрывшиеся объятия.
— Я обещал, что не трону, — упрямо шептал Верен под сумасшедший стук сердца, мысленно бил себя по рукам, замершим на девичьих бёдрах, тепло которых ощущалось сквозь тонкое платье.
— Ты мне давно приглянулся, — также настойчиво приговаривала Бригитта. Её голос дрожал и захлёбывался, но руки крепко вцепились в рубашку Верена. — Лучше ты, чем под нового гостя подложат… лучше тебе отдам…
Спорить не было сил. Кровь кипела от отчаянного желания одновременно обладать, насладиться и защитить, и всё, на что хватило остатков выдержки — это двигаться медленно, чтобы причинить как можно меньше боли.
Обрывок старого бинта, перепачканный кровью и семенем, догорал в огне. Бригитта спала или притворялась спящей, доверчиво прижавшись, а Верен смотрел в огонь и думал, что теперь точно должен вернуться из похода. Одна тьма знает, как устроить брак служанки баронессы и простого красильщика, но Верен твёрдо верил, что получится: иначе не удалось бы развести себя с ложью, что опутала Ардерика. У него всё будет по-другому. И если вдруг случится ребёнок — Верен позаботился, как умел, но удовольствие накрыло слишком быстро — не оставит его ни за что.
***
Замок спал, умаявшись за день. Окна смежили веки-ставни, опустевшие коридоры окутали мрак и тишь. Только камни в стенах перешёптывались, да поскрипывали полы под незримыми шагами. Такко подбросил дров и потянулся. Как же хорошо! Тепло растекалось по жилам, шло от пламени и прогретой за день стены. За стенкой слышался шорох — маркграф, верно, уже облачился в невероятных размеров чёрный шёлковый халат и сидел над чертежами, ожидая горячей воды. Прислуживать ему, по счастью, не требовалось — Оллард обходился без личных слуг в своём замке и не изменил привычкам.
Из полусонного оцепенения Такко вывели лёгкие шаги в коридоре. Он открыл, ожидая увидеть слугу с кувшином, но на пороге стояла Грета. Вошла молча, с озорной улыбкой, скинула плащ, повела полуобнажёнными плечами, что выглядывали из низкого выреза платья. Пламя матово блеснуло на белой коже, вызолотило локоны тёмных волос, заплясало в лукавых глазах. Такко давно заглядывался на бойкую девушку, но впервые ощутил её так близко.
А Грета улыбнулась, отвернулась, прошла мимо Такко и постучалась к маркграфу. Из-за двери послышался недовольный окрик, Грета потянула на себя тяжёлую дверь и скрылась за ней, качнув бёдрами.
Обида, досада, разом вспыхнувшее желание жгли огнём. Всё верно, даже странно, что её не прислали согреть знатному гостю постель в первый же день… но, рассветные силы, Оллард же почти старик! Ему лет тридцать, а может, и все пятьдесят! Что он может, кроме как болтать о своих чертежах?
Голос Греты за дверью звенел, как ручей, Оллард что-то отвечал — один раз, другой… Невозможно было не вслушиваться, не представлять, как с покатых плеч скользит шёлк, без сомнения, такой же мягкий и гладкий, как кожа под ним… Руки сами потянулись к завязкам на поясе, когда дверь распахнулась вновь. Такко отпрянул, встал спиной к огню, чтобы не было видно, как бесстыдно топорщатся штаны.
— Госпожа послала меня исполнить все желания господина маркграфа, — прожурчала Грета. Подошла, положила руки на плечи, прильнула горячим, манящим телом. — А он послал меня к тебе. Придумаешь для меня что-нибудь?
Слова застряли в горле, но Грета уже ощутила ответ. Толкнула Такко на постель, уверенно уселась сверху. От её напора и умелых касаний перехватывало дыхание; как-то сами развязывались завязки штанов и шнуровка корсажа, платье падало с плеч — нежных и бархатистых, как и представлялось. Мелькнула мысль, что надо бы задвинуть ширму, что отгораживала постель, мелькнула и погасла — так упоительно было ощущать друг друга губами, пальцами, всем телом. Первая волна накрыла быстро. Такко подался назад, вслепую нашаривая платок, Грета хихикнула и удержалась, сжав бёдра и что-то шепча, пока последняя сладкая судорога не стихла. Такко оглаживал её колени, живот, грудь, пытаясь отдышаться.
— Что ты там говорила? — спросил он наконец.
— Что пью настойку руты. Не волнуйся.
— А… — Такко кивнул и прикрыл глаза. Хорошо иметь дело с опытными девчонками, можно не прерывать удовольствие. Не открывая глаз, он привлёк Грету к себе, резко перевернул на спину и навис сверху, оглядев, наконец, её всю, от смеющихся глаз до тёмного треугольника между бёдер: — Говоришь, исполняешь желания?
— Все до одного, — прошептала она. Протянула руку и толкнула ширму, скрывая постель от чужих глаз.
***
Утро выдалось серое, хмурое. Люди поглядывали на затянувшие небо тучи и гадали, не завалит ли отряду путь. Зато мороз отступил, и в воздухе тянуло почти весенней сыростью. Верен снова и снова пересчитывал людей: все пятьдесят человек стояли во дворе, поклажа была увязана и погружена на сани-волокуши. Ардерик проверял сотни раз осмотренные тюки, избегая встречаться с Вереном взглядом. Олларда и Такко не было видно. По двору пронёсся лёгкий гул: на крыльцо вышла баронесса.
Верен почти не слушал, что она говорила. Краем глаза смотрел, как повязывала ленту на меч Ардерика — точь-в-точь как перед поединком с Шейном. Знать бы, уже случилось между ними тогда или… Верен отвёл взгляд и смотрел только на светловолосую фигуру за плечом баронессы. Едва дождался конца прощальной речи, и Бригитта сама спустилась к нему.
— Я женюсь на тебе, — твёрдо сказал Верен. — Пока не знаю, как, но женюсь непременно. Если только сама не найдёшь другого.
