Если всё пойдёт гладко, через полтора месяца они окажутся на Севере. Увидят разорённые солеварни и схватятся с врагами — по-настоящему, на боевых мечах, и никто не остановит бой, чтобы объяснить ошибки и залечить ушибы. Глубоко внутри ворочались тревога и животный страх перед болью и смертью. Но по-настоящему Верен жалел только об одном: что друг не успел из своего Эсхена, где застрял тьма знает зачем, и не разделит с ним испытания и славу.
Комментарий к 1. Нижний Предел
Праздник Первых плодов примерно соответствует 1 августа.
Праздник Урожая — 23 сентября (осеннее равноденствие).
День Поминовения — 1 ноября.
========== 2. Замок Эслинге ==========
Лето выдалось дурным, и осень была не лучше — редкую неделю не лили дожди. Плащи, шатры и дорожный скарб намокали сразу как успевали просохнуть на очередном постоялом дворе. Повезло, что каменистый Северный тракт был проезжим даже в межсезонье, и войско уверенно покрывало милю за милей, оставляя позади привычные дубовые леса, уступавшие место соснякам и ельникам. Чем дальше на Север, тем короче становились дни, темнее вечера, толще корка льда на земле по утрам, а Звёздный Ковш поворачивался к горизонту все круче, будто висел в небе на одном гвозде. Месяц назад здесь катились повозки, гружённые солью, красной морской рыбой и горьковатым вересковым мёдом, но сейчас пустынная каменистая дорога вилась и вилась между вековых корабельных сосен. Временами из-за деревьев доносился запах дыма и лай собак, но никто не выходил даже поглазеть, и войско миновало одну невидимую деревню за другой.
Сотник Ардерик ехал впереди, оглядывая с высоты седла стелющиеся под копыта лошади разноцветные мхи и кустарники.
— Могли бы и провожатого послать! — ворчал он. — Заплутать на такой дороге не заплутаешь, а уважение оказать можно было. По императорскому указу же едем!
На свою сотню Ардерик почти не оборачивался. По правую руку от него ехал Верен, и он-то неустанно обшаривал лес намётанным взглядом охранника и часто оглядывался на растянувшееся по дороге войско. Ардерику было достаточно привычного шума за спиной: перестука копыт, скрипа поклажи и негромкого бормотания воинов.
Зима дышала в затылок, оседала утренним инеем на листьях и лошадиной сбруе. Люди Ардерика едва успели отдохнуть после предыдущего похода и собрать урожай на своих землях. Целый месяц путь им размечали числа и названия городов: забрать два десятка воинов в Чернолесье, полтора — в Затонье… Ещё десяток должен был присоединиться в Восточном Хвосте, и там застряли почти на неделю, ругая опаздывающий отряд на все лады. Около десяти человек прибились к войску со стороны, но за дорожными хлопотами не было времени узнать их поближе. За исключением Верена.
Ардерик проникся к Верену тем расположением и доверием, какими часто одаривают новых людей. С остальными воинами сотника связывали многолетние истории споров, размолвок и обид, но о молчаливое спокойствие Верена его вспыльчивый нрав разбивался, как волна о скалу. Верен не спорил, не отпускал язвительных шуток, не требовал благодарности за ту драку в трактире, а на учебных боях сражался с редким усердием. Ардерик заговаривал с ним всё чаще, а когда один из его лучших воинов заболел и умер в пути, объевшись кровяных колбас, окончательно приблизил парня и объявил своим учеником.
— Как тебе Север, Верен? — спросил Ардерик, когда уставших лошадей пришлось перевести в шаг.
— Пока не могу сказать, — ответил тот задумчиво. — Здешние места не похожи на те, где я бывал раньше.
— Ещё бы! Мало кто решался направиться сюда, и ещё меньше тех, кто добирался. Чего только не болтают об этих местах!
— Я слышал, по пути рассказывали, будто морозы здесь так сильны, что лошадиные копыта примерзают к земле, — проговорил Верен. — А ещё — что у местных дикарей волчьи головы, они заживо съедают примёрзших коней вместе с всадниками, и их обглоданные скелеты так и стоят до весны.
— А ещё говорят, что земля здесь не родит ничего, кроме камней, поэтому дикарей и зовут камнеедами, — расхохотался Ардерик. — Много чего болтают. Волчьи у них головы или чьи, мы проверим, когда будем приколачивать их на стены замка. Остальное бросим в море, чтобы весенний улов был хорош. Этим летом рыбу из Ледяного моря будут подавать в каждом трактире!
— И всё же сдаётся мне, что вам следовало взять больше воинов. — Мало кто решался спорить с Ардериком, но Верен как-то умудрялся говорить нужные слова, не доводя до вспышки гнева.
— В замке нас ждут две сотни людей барона Эслинга, хорошо вооружённых и знающих здешние места. Вместе мы легко одолеем камнеедов. Там всего-то шайка обнаглевших разбойников. Заставим их бежать без оглядки до самого берега! А собери мы большую армию — чем кормили бы в пути?
Поход затянулся, и мешки с зерном для лошадей пустели слишком быстро. На пороге зимы местные не продавали овёс даже на вес золота, грабить же было строжайше запрещено императорским указом. Чуть ли не половину повозок пришлось отправить обратно на юг. Теперь почти каждый всадник вёз на крупе мешки и тюки, что придавало прославленному войску неряшливый и потешный вид. Охота в местных лесах была хороша, но без хлеба становилось тоскливо. Лошадей всё чаще кормили местными корнеплодами, пахнувшими землёй и гнилью, да и те крестьяне отдавали с явной неохотой.
***
— Местный маркграф с нас шкуру спустит и не поглядит на императорский приказ! — ахнул по привычке Верен, когда двое воинов, посланные в лес, вернулись, таща на крупах лошадей убитого оленя и двух здоровенных глухарей. — Или… как?..
— Во-первых, не спустит, — отозвался бородач Храфн, одобрительно рассматривая торчащие из тушек арбалетные болты, — во-вторых, не маркграф, а барон. Здешние земли принадлежат императору, а барон Эслинг только смотрит за ними. Так что пусть попробует косо глянуть!
Верен напряг память: Ардерик иногда говорил о имперских семействах, беда только, что эти сведения не задерживались в голове. То ли дело было слушать о построении войск или рассказы о прошлых сражениях!
— Так уж вышло, что Северным маркграфством управляет барон, — объяснил Храфн. — В дела маркграфов император вмешиваться не любит. Ещё обидятся, соберут войско, и двести лет мира пойдут свиньям под хвост. Зато указать барону, что он плохо держит рубежи, ему никто не мешает. А значит, не помешает и нам!
Верен подумал, что, пожалуй, решать маркграфские дела Ардерика и не послали бы. Не зря над войском развевались два знамени, имперское и с личным гербом Ардерика. Сотник нёс свой дерзкий девиз через Северное маркграфство с таким видом, будто едет по своим собственным владениям. «Другим не стану» — плыло в морозном воздухе и грело сердце, помогало не сдаваться, когда совсем уж донимали холод и сырость. Уж на что скверно давались Верену буквы, но эти он вызубрил и узнал бы среди любых других.
Верен знал от других воинов, что Ардерика отправили на Север не только за отчаянную храбрость и талант — в не меньшей степени ему были свойственны упрямство и несдержанность на язык. А ещё знал, что упрямый военачальник умудрился одновременно расположить к себе императора и нажить врага среди влиятельных придворных. Семья Ардерика владела небольшим поместьем, однажды не смогла уплатить годовой налог, и богатый сосед и родственник присоединил земли к своим. Присоединил красиво — разрешил старшим хозяевам остаться в доме, а младших братьев забрал в оруженосцы для своего сына. Один Ардерик не смирился с обидой и ушёл искать счастья на военном поприще. Быстро завоевал славу и уважение воинов, одержал несколько важных побед в приграничных землях, но этого было недостаточно, чтобы вернуть родовые земли. Как и говорил Храфн, в дела маркграфов император вмешиваться не любил, и нужно было совершить нечто особенное, чтобы дело решилось в пользу семьи Ардерика. Северная война стала для сотника истинным везением. Потому-то он так упорно гнал войско вперёд, не боясь ни ледяного дождя, ни мокрого снега. Потому, устраиваясь на ночлег, часто подсаживался к огню и разворачивал императорский указ — и для Верена не было большей чести, чем поглядеть из-за его плеча на коронованный герб и печать, привешенную к указу.
