За столом затихли. Ардерик усмехнулся тому, как заслушался Верен — разве что рот не разинул. Ясное дело, размечтался, что сам когда-нибудь красиво сразит противника под восхищёнными взглядами.

— Юный храбрец не пропускал ни одного турнира, разве если не мог подняться из-за ран, — продолжал маркграф. — Доводилось ему и проигрывать, но чаще он уходил с победой. Он побеждал бы чаще, если бы вспыльчивый нрав и неуместная жажда справедливости не толкали его поднимать оружие против тех, кто был сильнее и знатнее. Верно, наш герой не дожил бы до зрелых лет, сражённый не благородным копьём, но ножом в спину где-нибудь в переулке. Однако вовремя догадался найти себе могущественного покровителя. Не найдя достойного среди лучших людей Империи, он положил свои первые победы к ногам Его Величества и попросил позволения служить ему и никому более.

Верен так заслушался, что выронил ложку: она глухо стукнула о столешницу и повисла на самом краю. Ардерик подтолкнул её, чтобы не упала, и уставился в почти полную миску. Ему история нравилась всё меньше и меньше.

— Шли годы, и однажды ранней весной наш герой был приглашён на императорскую охоту. Егеря загоняли оленя, стража следила за порядком, дамы высматривали место для отдыха, пока особо шумные храбрецы случайно не разбудили медведя. А дальше дело обернулось, как в героической балладе. Медведь выскочил на поляну вслед за оленем, воины частью бросились врассыпную, частью закрыли собой Его Величество, и только наш отважный воин не побоялся поднять против зверя копьё. На полном скаку он налетел на страшного противника и сразил его могучим и точным ударом. Куда именно — сведения расходятся, но удар оказался смертельным. В знак благодарности за чудесное спасение император одарил героя медвежьей шкурой и соответствующим прозвищем.

В другой раз Ардерик приосанился бы, услыхав своё имя в удивлённо-восхищённом шёпоте, что пронёсся по столу сверху донизу. Вот только если бы в этой истории было, чем гордиться, её бы и без Олларда знала бы каждая собака на Севере.

Оллард дождался, пока смолкнет гул, и продолжил с едва заметной усмешкой:

— Спустя несколько месяцев доблестный воин поведал за кружкой доброго вина, что не намеревался драться с медведем. Он гнался за оленем и был так охвачен азартом, что вовсе не заметил зверя, пока не оказался с ним, так сказать, лицом к лицу. Он не услышал ни криков слуг, ни сигналов тревоги. Не храбрость, а безрассудство принесло ему славу в тот день.

За столом расхохотались: сперва робко, затем грохнули в полную силу. Барон держался за живот, Элеонора улыбалась, чуть приподняв брови, служанки прятали смеющиеся лица в ладонях. К завтрашнему вечеру история облетит весь Эслинге, можно даже не сомневаться. А к лету в самых отдалённых углах Севера будут знать, что имперский сотник сперва втыкает клинок, а потом уже смотрит, кто перед ним.

Впрочем, какое теперь дело? Старое имя сгорело в ночь после Перелома.

Верен нахмурился и оглядел стол сверху донизу, запоминая насмешников. Ардерик толкнул его ногой — мол, пустое, — вскинул голову и растянул губы в улыбке:

— Отрадно, что при дворе помнят эту забавную историю.

— Ещё как помнят, — отозвался Оллард. — Но за минувшие годы вы не раз доказали, что в тот день вас в действительности вели доблесть и воинское искусство. Храбрость, верность, твёрдая рука отличали вас с юных лет. Я не имел чести наблюдать за вами на турнире, но видел в бою и знаю, что Его Величество не просчитался, отправив покорять Север именно вас.

Он поднялся и обвёл взглядом зал. В вороте дублета мелькнула стальная вязь, и на миг Ардерик поверил, что триста лет назад маркграфские предки и впрямь были воинами: также сидели во главе стола, пировали со своими людьми после битв, также блестели доспехи и пустели кубки.

— Сотник Гантэр мёртв. Я мог бы отдать приказ, кому вы будете подчиняться после него, но хочу спросить: вы пойдёте за Ардериком? Не по приказу, а по доброй воле? Пойдёте за человеком, который трижды спас замок? Кому сам император поручил защиту Севера?

— Слава Ардерику! — выкрикнул кто-то с нижнего конца стола.

Миг тишины, показавшийся вечностью — и к одинокому выкрику присоединились другие. Будто не было поражений, потерь, позора — сотня голосов ревела Ардерику славу, сотня рук стучала кубками, выплёскивая эль на изрезанный ножами стол.

Ардерик медленно поднялся, оглядывая своё новое войско — примеряясь, ещё до конца не осознав, что всё решилось так просто. Привычный слух различал, что рады были не все, кое-кто лишь мирился с назначением нового сотника, но его уже накрывало тёплой волной от того, как знакомо, как правильно всё было. За столом сидели все свои: это Элеонориных служанок Ардерик до сих пор путал, воинов же в первую неделю выучил по именам, знал, кто откуда, кто оставил дома семью, от какой хвори страдает. Год-другой — и они станут единым целым, как было со старой сотней.

Если у Ардерика будет этот год. Он перевёл дух, подбирая слова, которые, как всегда, легко шли на язык, когда нужно было говорить о войне, и мельком встретился глазами с Элеонорой. Она улыбалась гордо и торжествующе.

***

Узоры на металлических бляшках, снятых с поясов убитых северян, испещрили множество царапин и засечек, однако разобрать их было легко. Многолучевые звёзды, ветви, круги — Шейн собрал под своим знаменем разномастное войско.

— Младшему Эслингу удалось сплотить северные и восточные кланы, — в голосе Олларда сквозило что-то похожее на уважение. Перед маркграфом лежал лист бумаги, на котором были зарисованы все знаки и кое-где подписаны родовые имена, которым они соответствовали. — Вернее, то, что от них осталось. Удивительно, как сильна в северянах жажда независимости, раз ради неё они переступили через старые распри.

— Главная ошибка, из-за которой Север до сих пор не покорён, в том, что камнеедам всякий раз давали собраться с силами, — заметил Ардерик. Перед ним лежала его старая карта, и он нетерпеливо постукивал пальцами по столу с той стороны, где пустовали неизведанные восточные земли. — Добьём их сейчас — будет мир. Иначе эта гадина так и будет поднимать голову, ведомая не Шейном, так другим недоумком.

На совет собрались утром, сразу после завтрака. Оллард отметил назначение нового сотника тем, что не показывался из своих покоев с ночи, передав людей Ардерику окончательно и бесповоротно. Барон, напротив, вскочил с рассветом и долго распекал кого-то в кладовых — как будто слуги были виноваты в том, что запасы мяса подошли к концу, а зерна оставалось едва-едва дотянуть до весны. Элеонора занимала место напротив мужа, и весь её облик дышал спокойствием и торжеством.

— Предлагаете организовать наступление? — голос Олларда звучал расслабленно, а пятна на тонких пальцах наводили на мысли, что маркграф всю ночь возился с железками — не иначе, на радостях, что больше не нужно распоряжаться обороной.

— Да куда наступать? Мы так и не знаем, где их проклятая крепость! — Ардерик с досадой покосился на барона. — Да и сил для атаки у нас маловато. Нет. В прошлый раз мы пришли к выводу, что люди Шейна кормятся на восточных полях. Значит, первым делом нужно отрезать поток зерна на побережье. Мы должны проехать по селам, хуторам, что там ещё есть, и объявить, что всякий, кто поддержит мятежников — враг Империи, Северу и самому себе.

— Мы уже обсуждали поход на восток, — качнул головой Оллард. — Нечего и думать начать его раньше весны. Нужно будет собирать войско, снова звать подкрепление…

— Ни лиамцы, ни люди Северного предела не откликнутся, — вступил Эслинг. — Они чтут старые законы и не ступят на землю враждебных издревле кланов.

— Видали мы эти старые законы, — Ардерик дёрнул подбородком на пряжки, лежавшие на столе. — Если Шейн смог сплотить старых врагов, сможем и мы.

Эслинг вздохнул и сложил руки на животе.

— Боюсь, вы не вполне понимаете особенности местной политики, — начал он. — Север никогда не был един. Пытаясь сплотить разные кланы, вы лишь обострите противоречия…