Наверху неожиданно обнаружился Тенрик. Элеонора не смогла заставить себя подойти к нему. Она стояла плечом к плечу с Ардериком, и стрела, запутавшаяся в мехах, касалась оперением рукояти его меча. Сотник и не взглянул на барона. Пересчитал стрелков, замерших у окон, махнул рукой:

— Опустите луки.

И опёрся о подоконник, тяжело дыша и безуспешно оттягивая латный ворот.

Камнееды затаились во дворе. Лучники поглядывали на Ардерика нетерпеливо, почти умоляюще — то тут, то там мелькала неясная тень, а кто-то и вовсе выходил на свет, отбиваясь от собак щитами и ногами.

— Во имя рассвета, чего ты ждёшь? — прошептала Элеонора.

Сотник не ответил. Он смотрел на разбитый проём ворот, и вскоре оттуда показалась тёмная фигура. Собаки отступили, завиляли хвостами. Человек был один, он вышел на свет, стянул шлем, и пламя горящей конюшни зажгло медью его рыжие волосы. Шейн Эслинг явился в замок после двухлетнего отсутствия.

Он прикрикнул на без того притихших собак, по-хозяйски затоптал и отшвырнул попавшуюся под ноги горящую головешку и остановился перед окнами, прямо под направленными на него стрелами, небрежно помахивая белой тряпкой — знаком мирных переговоров. Обстоятельно оглядел двор и замок, пригладил взмокшие под шлемом волосы.

Лучники рванули тетивы, но Ардерик и барон рявкнули так, что внизу испуганно заржали лошади:

— Не стрелять!

— Кто пустит стрелу, сброшу во двор! — добавил Ардерик и наклонился вперёд, нетерпеливо постукивая пальцами по подоконнику.

Шейн никуда не торопился. Элеонора оглядывала его жадно, вспоминая все подробности облика. Ростом чуть выше Ардерика, Шейн ещё больше раздался в плечах за эти два года. Или дело было в броне? В остальном он не изменился: гордая посадка головы, взгляд с прищуром, даже знакомый, полоснувший по сердцу жест, которым он приглаживал волосы. Рыжие, а не светлые, как у Ардерика. Зачем она их сравнивает, во имя рассвета?

Наконец Шейн заговорил:

— Брат мой Тенрик! Здоров ли ты! Не исхудал ли от забот и тревог?

Двор заполнил хохот.

— Брат мой Тенрик! — продолжал Шейн. — Нас, сынов Севера, слишком мало, чтобы длить войну. Выходи и решим исход боя поединком, как заповедали предки!

Ардерик ударил кулаком по подоконнику и шумно выдохнул. Он едва не приплясывал на месте. Элеонора стиснула руки так, что хрустнули суставы. Вот чего он хотел — скрестить мечи с Шейном, один на один! Ждал этого, знал, что Шейн не упустит возможности покрасоваться!..

Эслинг стоял, как каменное изваяние, и краска медленно уходила с его лица. Взгляды скрестились на нём — изумлённые, испуганные, умоляющие — и стали как-то особенно заметны надставленные ремни лат и что меч неловко привешен к поясу.

Дарвел кашлянул и шагнул вперёд:

— Позвольте мне, господин Тенрик, защитить честь хозяина Эслинге.

Тенрик смотрел на него — долго, потерянно. Затем отвёл взгляд и кивнул.

Внутри у Элеоноры будто что-то надломилось и осыпалось с тихим шорохом. Ей было не жаль Дарвела — долг воинов умирать в бою, — но презрение к барону жгло горло. Дарвел учил обоих братьев сражаться до того, как отец нашёл им учителя получше, ему доводилось присматривать за обоими наследниками, пока они были детьми. Впервые Элеонора задумалась, каково было старому стражнику видеть вражду между братьями и выбирать сторону.

— Честь хозяйки Эслинге тоже была затронута, — громко заявила она. — Сотник Ардерик будет моим защитником. Если господин барон не возражает.

Она, не отрываясь, смотрела на Тенрика, не выпуская из поля зрения Ардерика. А тот вышел вперёд, положил руку на меч и с непринуждённым видом наёмника уставился в потолок — как будто каждый день выходит драться за чужие владения.

— Что скажешь, Дарвел? — проронил Тенрик. — Уступишь имперскому сотнику право отстоять честь Эслинге?

— Я рад умереть за замок и за вас, — ответил стражник, — но, по правде сказать, слишком долго я объезжал лошадей, чтобы сражаться с господином Шейном. Пусть сотник идёт, если хочет.

Эслинг пожал плечами и отвернулся:

— Что ж… Пусть идёт.

Элеонора видела только спину Ардерика, по ней непостижимым образом читалось торжество. Сотник чуть склонил голову в знак согласия, затем обернулся, вынул меч и протянул рукоятью вперёд Элеоноре.

— Окажите мне честь, госпожа баронесса, — произнёс он с хищной улыбкой.

У Элеоноры не было длинного платка, который повязывают на копья на турнирах. Она лихорадочно провела руками по корсажу и оторвала украшавшую его узкую ленту.

— На удачу, — прошептала она, завязывая под рукоятью небольшой бант. Ардерик одобрительно кивнул — не будет мешать держать оружие — отвесил церемонный поклон и направился к лестнице. За ним тенью следовал оруженосец.

Башня почти опустела. Все, кто мог, высыпали во двор смотреть поединок. Элеонора осталась наверху — отсюда было лучше видно. С ней осталась верная Бригитта, да у окон застыли лучники. Элеонора смотрела, как чертят и посыпают золой круг для поединка. Сердце пропустило удар, когда противники принялись снимать кольчуги, оставшись в одних рубахах. Глядя, как они сходятся и делают первые пробные выпады, Элеонора ощутила тяжесть собственной брони — лишней, ненужной…

— Забавно, наверное, смотреть на драку двух любовников? — Тенрик подобрался сзади и обхватил её за плечи. Элеонору передёрнуло. Тенрик ощутил дрожь и усилил хватку. — Так даже проще, не придётся выбирать…

— Ты совсем обезумел от страха, — процедила Элеонора, не оборачиваясь. — Попроси у лекаря сон-травы и не позорь меня!

Её взгляд был прикован к поединку. Вот Ардерик сделал пробный выпад, вот Шейн уклонился и атаковал в ответ. Первые удары, бой вполсилы.

— Только не делай вид, что переживаешь, — прошептал Тенрик ей на ухо. — Тебе нечего бояться. Ты всегда можешь сдаться на милость победителя.

Элеонора яростно рванулась из его рук, и хватка ослабла. Затем она услышала удаляющиеся шаги и тут же выбросила из головы мысли о бароне. Внизу, в круге из золы, под треск пожара, решалась судьба Севера. А значит, и её, Элеоноры.

***

Взлёт лезвия, удар о щит, новый взлёт и звон встретившихся клинков. Разворот, переход. Противники шагали внутри круга, прощупывая друг друга первыми ударами. Переступив черту, они сделались странным образом похожи — под рубахами бугрились мышцы, волосы светились ржавчиной и медью, на месте глаз будто горели угли. Взмах, атака, поворот.

Обладай Верен даром слова — сложил бы песню, где сравнил соперников со зверями на их гербах. Ни на миг не усомнился бы, что медведь-Ардерик сокрушит легконогого оленя Шейна. Такого дара Верену не было дано, зато он хорошо видел, что у обоих противников было в достатке и силы, и ловкости.

Отразить, увести чужой клинок, атаковать снизу, сбоку, отступить, отразить… Перед глазами у Верена словно вставали картинки из трактата по фехтованию. Шейн бился точно по книгам, позволяя Ардерику отражать удары лёгкими, заученными движениями. Он был предсказуем, до тошноты прост, и Верен держал руку поближе к мечу. Мало ли что. Он не видел Шейна под стеной и не собирался верить тому, кто вместо боя берег силы для поединка. А ещё видел, что камнеедов во дворе становится всё больше. Спина взмокла от ожидания: какую подлость им приготовили?

Не зря.

Шейн перешёл на северную манеру сражаться мгновенно — меч вылетел вперёд могучим и точным движением, сметая выученные защиты. И тут стало видно, что за спиной Ардерика были десятки сражений и сотни поединков. Он замешкался лишь на долю мгновения и отбил удар, а следующий принял на щит и атаковал — снова и снова, отгоняя Шейна к границе круга. За два шага до черты Шейн всё-таки вывернулся из-под очередного удара, только Ардерик снова гнал его через круг, безошибочно нащупывая бреши в защите и предугадывая удары. Изрубленные щиты полетели в сторону, а в руках блеснули кинжалы.