Потом стало легче. Молодая баронесса привыкла к грубости нравов, суровости природы, даже к бесконечным зимним ночам. И неожиданно обнаружила понимание и мрачное одобрение в голубых глазах, что смотрели на неё из-под густых рыжих бровей.

…Спустя два года после свадьбы она сидела в беседке, надёжно укрытой разросшимся жасмином. Шейн держал её за руку, не таясь, оглаживал взглядом шею и обтянутую плотным шёлком грудь и говорил, говорил, говорил…

— Ясно, ради чего ты приехала в такую даль. Ни одна женщина в здравом уме не выбрала бы моего дурного братца без расчёта. Вот только ему всё равно, спать с тобой или с какой-нибудь грязной скотницей, а достойные женщины чахнут, если некому ценить их красоту.

— Тенрик — барон и хозяин этих земель, а ты? — смеялась Элеонора. — Кто ты, чтобы так разговаривать с баронессой Эслинг?

Ей нравилось поддразнивать Шейна: он забавно хмурился, а в глазах загорался недобрый огонь.

— Скоро я буду здесь королём, — заявил он и придвинулся ближе. — Северу больше не нужна защита Империи и, стало быть, не нужен Тенрик.