Тридцать лет. Возраст, который много лет назад виделся мне как приз на дальней дистанции, как тихая гавань, как тёплый свет среди мрака. К тридцати все уже разобрались со своей жизнью, разве нет? В тридцать ты взрослый человек, полностью сформированный, и точно знаешь, кто ты есть. Или, во всяком случае, точно знаешь, куда направляешься, даже если ещё туда не добрался.

Я тянусь к чемодану, ставлю его на кровать. Открываю. Вещи аккуратно лежат внутри, в точности как я упаковала их прошлой ночью, вне себя от волнения и предвкушения того, что случится, когда он мне признается. Когда Воздушная Девочка скажет да Воздушному Мальчику спустя четырнадцать лет.

Я достаю чёрную подарочную коробку, лежащую среди одежды, и снимаю крышку.

– Так что именно сказал Лукас в ответ на твои слова? Перед Новым годом? – спросила Рози во время обеденного перерыва. Всё, что мы узнали друг о друге – я и Рози – мы узнали, делясь историями из жизни, анекдотами, тревогами, надеждами и воспоминаниями в крошечные, как герметичные капсулы, получасовые перерывы на обед.

– У него выдалась паршивая ночь. Домой он добрался уже после полуночи – по французскому времени – а я давно была дома и слушала Джулса Холланда[6], так что мы говорили по фейстайму. Лёжа в постели. Каждый в своей.

– Ооочень сексуально, – Рози округлила глаза и улыбнулась. – Ты сказала ему, что твоя мечта в этом году – встретить свою половинку?

– Влюбиться, – поправила я. Похлопав ресницами, она велела:

– Расскажи мне ещё раз, что на это ответил Лукас.

– Он сказал, что я дерзкая, – я рассмеялась. – Сказал: «Чёрт, Эм, ну ты дерзкая». А потом уснул, потому что прилично накачался виски, но перед этим пробормотал, что, кажется, понял, почему нам обоим так не везёт в любви. Может быть, мы просто созданы… друг для друга.

Рози пискнула и с силой сжала мои кулаки.

– О Господи, Эмми, сегодня он точно тебе всё скажет, ты же понимаешь, да? Вот почему он не мог по телефону – потому что вдруг ты бросишь трубку, или испугаешься, или ещё что-нибудь. Красиво же, правда? Так красиво! После стольких лет…

Я смотрю на раскрытую подарочную коробку, лежащую передо мной на кровати. Кожаного альбома для рисования, сделанного на заказ несколько недель назад, на обложке и в углу каждой страницы которого выбиты инициалы Лукаса, после разговора с Рози мне показалось недостаточно. Она была права. Это было красиво. Было бы красиво. Мужчина и женщина, которые встречались, несмотря на все преграды, когда нуждались друг в друге особенно остро. Которые родились в один год, в один день, оба обожали дрожжевую пасту «Мармайт» и сериал «Жёны футболистов» [7]. Кто-то скажет, совпадения, но я считала иначе. И мне хотелось подарить ему нечто большее, чем просто приятный сюрприз на день рождения. Тогда я купила коробку, которая сейчас лежит напротив меня, и на салфетке набросала список того, что положу в эту коробку.

Я достаю конверт, где лежит, распечатанная, наша первая переписка, ещё когда мы были незнакомцами. Тема: я нашёл твой воздушный шарик! Достаю банку «Мармайта», тяжёлую, как пресс-папье. Вдвое больше той, что я отправила Лукасу вместе с записью моей французской речи на диктофон, чтобы он её проверил, прежде чем я покажу её учителю. «Мармайт» я отправила потому, что он сказал, что, когда он скучает по дому, больше всего ему не хватает именно этого, а ещё сериала «Жители Ист-Энда»[8] и жареного горошка – прежде чем он переехал во Францию, его домом был северный Лондон. В обмен на «Мармайт» он отправил мне CD-диск. Вот когда это началось. Маленькая благодарность перешла в ритуал, понятный только нам. Я отправляла ему что-нибудь из дома, а он в обмен посылал мне диск с маленьким письмом. Восемь дисков. Девятый он мне должен. Самый первый лежит в коробке. И, несмотря на крошечную трещинку на пластиковом корпусе и загнутые края вложенной записки, он всё ещё идеален. Чёткий почерк Лукаса, тёмно-синие чернила. Все прямые заглавные буквы выведены спокойно, уверенно, медленно. Сейчас его почерк изменился, стал размашистее и энергичнее, потому что он занят чем-то большим, лучшим.

Я не смогу. Я не смогу завтра вручить ему эти вещи – историю нашей жизни, изложенную в предметах. На смогу передать её через стол в патио Аманды и Жана Моро. Всё, кроме компакт-диска, я убираю обратно в чемодан, оставив лишь один-единственный, безобидный дружеский подарок – альбом для рисования.

Я кладу его на тумбочку и прижимаюсь к подушке.

Мой телефон освещает комнату сообщением о футбольных новостях. Я хочу выключить телефон, но смотрю на время. 00.33. Ну вот и всё. Мне официально исполнилось тридцать. Мне тридцать лет, и я с уверенностью могу сказать, что понятия не имею, куда двигаюсь.

Я закрываю глаза, прижимаю колени к животу. Я никогда не думала, что вот так буду встречать тридцатый день рождения. Чувствовать себя такой ничтожной. Жалкой. Ничего не значащей. Потому что глубоко внутри я знала: я действительно крепкий орешек. По крайней мере, с возрастом и опытом моя кожа стала толще, а сердце – мягче, но в тех местах, где оно было особо хрупким, материал уплотнился. На меня влияло всё, что ранило, пугало, согревало и радовало.

И, конечно, Лукас тоже влиял на меня. Конечно, радовал. Но и согревал. Давал чувство безопасности. Я начала становиться новой Эммелиной – новой Эмми – после того Летнего бала, когда мне исполнилось шестнадцать. Медленно, шаг за шагом. Но с того самого первого сообщения Лукас начал мне в этом помогать. Поддерживал каждое моё решение, каждый крошечный шаг, как будто он был огромным рывком вперёд. Мои глаза жгли слёзы. Я знала – так знаешь, только если всю свою ответственность перекладываешь на интуицию – что должна радоваться шагу Лукаса, этому гигантскому прыжку, как бы больно мне ни было. Это мой долг. Долг лучшей подруги.

Я держу в руке диск. Снова просматриваю список треков, прежде чем закрыть глаза.

CD-диск № 1

Дорогая Воздушная Девочка,

Трек 1. Потому что ты прислала мне запись на французском

Трек 2. Потому что твой вкус по части бой-бэндов оставляет желать лучшего

Трек 3. Потому что твоя фамилия – Блю

Трек 4. Потому что ты ешь только яичницу и картошку

Трек 5. Потому что я всегда буду рядом

Воздушный Мальчик.

x[9]

Со столиком посредине внутренний дворик семьи Моро в тени навеса напоминает безупречный интерьер из журнала House and Garden. На накрахмаленной белой скатерти расставлены блюда с тёплой золотистой выпечкой и пирожными, тарелки с рубиново-красной клубникой и влажной черникой и, конечно же, по традиции – два праздничных торта, которые гордо высятся по обоим концам стола. Один торт – для Лукаса. Второй – для меня. У обоих, как обычно, своя история.

– Я понимаю, что чёрный торт смотрелся бы не очень, – Аманда улыбается и поправляет башню круассанов, чтобы она была идеальной, как в «Дженге[10]», – но всё, о чём я сейчас слышу от Лукаса, так это новый кожаный салон его авто, и я подумала – если бы я могла делать помадку, испекла бы машину. Ну, знаете, машину из взбитого теста…

– Нет, нет, – мурлычет Жан, разглядывая свой эспрессо из-под очков. – Я бы не смог после такого жить с тобой, милая.

Аманда закатывает глаза, но улыбается. Её тонкие губы, как всегда, накрашены перламутровой розовой помадой.

– Ну, может, сделаю на следующий год, – говорит она. – Может, я сделаю так удачно, что вы увидите – это не просто…

– Торт цвета гуталина, – Лукас хохочет.