Я спросил пленника лишь об одном: кто их предупредил? Возможно, о моём появлении узнала половина Лувра, но троица уродов засела в засаде до моего интимного свидания. Недомерок сослался на маркиза де Ливаро, тот вроде бы думал идти один, затем решил пригласить д’Ампуи и третьего – нашего пленника.
– Граф, ваш Симон не дышит. Эти нехристи пытали его, кололи кинжалом. Он кровью истёк.
Головная боль накатила с новой силой. Пока я грешил с королевой, парился в бане и накачивался хлебным вином, доверившийся мне человек умирал! Пытаясь унять танец бегемотов между висками и затылком, я непроизвольно тряхнул головой, с запозданием осознав, что Фёдор только что задал какой-то вопрос по-литовски. Стрелец принял мои ужимки за знак согласия, оттого незатейливо рубанул пленного саблей, раскроив ему череп и грудину.
Павел оглядел трупы. Похоже, он протрезвел окончательно.
– Граф, кого же мы отправили в лучший мир?
Вот в какую глубину веков уходит русская привычка бить насмерть, потом спрашивать фамилию!
– Двух любовников короля. И их товарища. Последнего, кстати, – совершенно зря.
– Дела… Что же я не сказал своим кафтаны снять?! Теперь весь Париж узнает, что русские прикончили королевских любимцев.
– На весь Париж плевать. Хуже, что узнает сам Генрих.
– Тогда… – воевода пристально уставился на меня, готовясь принять серьёзное решение. – Mon ami, мы пятеро примкнём к королю Наварры. И уедем немедленно – с тобой.
Спецназ из пятерых смоленских головорезов на службе французского вождя гугенотов?! Даже в самой смелой фантазии я не мог представить подобного.
– А как царёва служба? Не ради торгового промысла же вас послали.
– Отрёкся Иоанн Васильевич! – поведал страшную тайну богатырь. – Татарин Симеон Бекбулатович на московском троне. Чёрт знает что на Руси!
То ли ещё будет! До Смуты всего ничего…
– Ладно. Да уж и я другого выхода не знаю. Едем! Сначала, Павел, накажи Фёдору поблагодарить бакалейщика. Только эта погань могла предупредить моих врагов, что я объявился в Париже. Сколько же ему посулили? Пусть только Фёдор жену и деток его не трогает.
Снизу донёсся короткий хриплый вскрик, затем истошный вопль мадам Бриньон, неожиданно ставшей единоличной хозяйкой бакалейного предприятия. Стрельцы деловито обшарили дворян, сдирая с пальцев перстни, из ушей серьги, с поясов – кошельки. Я же прихватил вещи, письма, окинул взглядом комнату, памятную по единственной нежной встрече с Эльжбетой… Сюда больше никогда не вернусь.
Закрыл глаза Симону. С выезда в Краков я теряю уже четвёртого слугу.
Видимо, служить лакеем у де Бюсси становится самой опасной профессией во Франции.
Глава 4. Засада
На орлеанскую дорогу мы отправились в том же составе, за каждым трусила запасная лошадь. Ногтев ехал чернее тучи. Он, по меркам Руси малопьющий, не мог простить себе, что затеял штурм на улице Антуаз с пьяной головы. Можно было сработать тоньше и без мяса. Хотя убийство слуги французам я бы не простил, как и тогда полякам.
К назначенному для встречи трактиру «Три кабана» отряд прибыл не в полдень, а на пару часов позже. Во внутреннем огороженном частоколом дворике я насчитал полдюжины хороших лоснящихся лошадей и несколько попроще. Если кто и приготовил мне очередную засаду (Чеховскому оторву голову по самые чресла!), то даже не вздумал скрываться.
Смоленские загодя переоделись, приобрели невзрачный вид местных простолюдинов, и только добрые кони да крупные фигуры, увенчанные широкими разрумянившимися лицами, выдавали непохожесть. Бердыши, слишком приметные на западе Европы, они оставили в «торгпредстве».
– Граф! Мы зайдём первыми.
Мне подумалось, что за утро мои компаньоны достаточно сократили население Франции. Благоразумнее было шагнуть внутрь первым.
– Де Бюсси! – раздался гнусавый гасконский прононс Шико. – Наконец-то. Мы уж заждались, думали ехать без тебя. Прячь шпагу и присаживайся. Дорога в Беарн длинная, давай-ка подкрепись.
Чеховский сидел в конце длинного стола и что-то меланхолично пережёвывал. Не обращая внимания на реплику шута, ему сердито выговаривала неприятная женщина с младенцем на руках. Понятно, освятив в церкви законный брак и родив ребёнка, она сочла, что может творить с мужем всё, что заблагорассудится. Да и бегство из Лувра, самого желанного местожительства в стране, на юг к бунтовщикам, в полную неизвестность… Бедолага даже голову не поднял, осыпаемый градом упрёков.
Напротив Шико потягивал винцо гвардеец, прошлой ночью запустивший меня во дворец. За отдельным, самым тёмным столом сгрудились трое слуг, я узнал Жульена, лакея Шико. Другие трапезничающие не были похожими на посланных по мою или чью-то иную душу. Шпага вернулась в ножны. За спиной шумно выдохнул Павел – ситуация разрядилась без драки.
Есть не хотелось совершенно после ночного пира, но я решил выяснить, какого чёрта сюда припёрся мой бывший друг, похоже, намеревающийся составить мне компанию по пути к гугенотам, для чего пришлось занять место за столом. Молодцы Ногтева, напротив, шумно затребовали мяса и хлеба, эти слова они уже выучили.
– Вижу, наш Ежи прихватил дворянский эскорт. Чувствует себя особой королевской крови?
– Запросто! – со смешком проскрипел Шико. – Сейчас во Франции и так слишком много королей и герцогов. Одним больше, одним меньше, какая к дьяволу разница?
– Позвольте представиться, ваша светлость, – гвардеец разговаривал куда учтивее. – Барон Роже де Фуа.
– Тоже дезертируете в Гасконь?
Молодой человек благородной, но несколько блеклой наружности печально кивнул.
– Королевская служба была не в тягость, пока надо мной не поставили герцога д’Эпернона, королевского миньона, главного любимчика Генриха и главного самодура.
Претензии его были не столь убедительны. Дикие нравы Лувра с бесконечными оргиями, гетеро- и однополым развратом, кровосмешением, пьянством, заговорами, предательством, убийствами, сифилисом и прочими прелестями придворной жизни были широко известны. Скорее поверю – барон счёл, что терпит превратности дворцовой службы, не имея особых перспектив при слабом и неблагодарном короле. Зарабатывать титулы в монаршей постели он был не склонен. Католик, поэтому в свите принца Конде ему делать нечего. Круг гиззаров, приближённых к герцогу, узок и замкнут. Значит – путь ему к веротерпимому и гибкому Наварре.
Понятно. А Шико?
Он предпочёл объясниться в пути, предложив отстать.
– Расскажи сначала, что творится у Наварры. Он метит на парижский престол?
Я зябко поёжился. Мы ещё слишком мало отъехали на юг, чтобы потеплело хоть чуть-чуть.
– Все, кто имеет хоть какие-то шансы на трон, о нём мечтает. Поверь, Шико, если бы в тебе плескалось хоть полкружки благородной крови, ты бы тоже сколачивал армию и доказывал своё происхождение напрямую от Юлия Цезаря или даже Иисуса. Генрих полон надежд и амбиций, но, похоже, его примиренческая позиция между католиками и гугенотами сегодня не самая выгодная. Жители Франции предпочитают крайности – или одних, или других.
– Правильно! Потому что миротворцем и вождём для всей Франции может быть только один человек – законный король. Если он выпустит из тюрем бунтовщиков, помилует Наварру и его сторонников, а заодно уговорит гиззаров придержать лошадей, в стране наступит мир.
– Вряд ли надолго.
– Конечно! – беззаботно согласился мой собеседник.
– Но пока мира нет, идёт война. Ты – человек Лувра. Так какого чёрта едешь со мной?
– Чтобы передать предложение о мире Наварре и принцу Конде. И отправился бы без тебя, в компании Чеховского с его сварливой мадам. Чего задержался? Пока нет перемирия, Париж для тебя – мышеловка. Вижу, развлекался. Вон какой гузак на лбу – что лошадь копытом заехала.
Для одного дня слишком много вопросов на мою разбитую голову. Что-то не вяжется. Если Генрих созрел до очередного перемирия, зачем посылать убийц ко мне домой?
